Регион, которого нет на карте

Рождение идеи

Саму идею Индо-Пацифики, то есть воображаемого конструкта, объединяющего Индийский и Тихий океаны, придумал эксперт, капитан ВМС Индии Гурприт Кхурана. В статье, опубликованной в январе 2007 года в журнале Strategic Analysis, он констатировал: постепенно к югу и юго-востоку от Евразии формируется особое политическое пространство с крепкими экономическими связями по оси Япония – Юго-Восточная Азия – Индия и общим недоверием и опасениями в отношении Китая. Это воображаемое пространство индийский эксперт назвал Индо-Пацификой, его иногда именуют в отечественной литературе Индо-Тихоокеанским регионом (ИТР).

Не только политика
Термин «Индо-Пацифика» существовал задолго до того, как Кхурана взялся за перо: ученые-океанологи и биологи обозначали им зону в районе Малайского архипелага, где биологические виды, присущие каждому из двух океанов, встречаются и порой образуют смешанные формы.

Возможно, придуманный Кхураной термин так и остался бы на бумаге, если бы не японский премьер Синдзо Абэ. К тому моменту в Токио давно пытались найти идею, которая могла бы оформить экономические связи Японии с Юго-Восточной Азией и Индией, а в перспективе и с Африкой во что-то красиво звучащее и политически приемлемое для всех участников. Индо-Пацифика оказалась как нельзя кстати.
Уже в августе, выступая перед индийским парламентом, Абэ провозгласил начало новой эпохи. Он говорил о «слиянии двух океанов» и «создании дуги свободы и процветания», которая должна опоясать всю Евразию, от Японии до Индии, а в перспективе и дальше. Депутаты встретили слова японского гостя аплодисментами.

В индийских элитах давно уже вызрел аналогичный запрос – подвести какую-то теоретическую базу под проникновение Индии на восток, в бассейн Индийского океана. Как отмечал в свое время американский ученый Норман Палмер, «создается впечатление, что практически каждый аспект индийской внешней и внутренней политики должен быть укоренен в ее традиции и иметь философское обоснование». Предложенная Кхураной и озвученная Абэ концепция давала это обоснование индийской внешней политике на тихоокеанском направлении. Но пока в Нью-Дели и Токио царил восторг, в Пекине зрело недовольство.

Подозрительный Китай

В июле 2007 года, за месяц до исторической речи Абэ, в Вашингтоне, Нью-Дели, Канберре и Токио получили ноты из Пекина с одинаковым текстом. Китай, говорилось в послании, выражает глубочайшую озабоченность из-за намеченной на ближайшие дни встречи представителей четырех держав, которая может повлечь за собой серьезные последствия в области безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Китайскую озабоченность политики четырех держав приняли во внимание, но планов не изменили. Состоявшаяся встреча стала стартовой точкой существования так называемого Quad – диалога США, Австралии, Японии и Индии в сфере безопасности.

К тому моменту Соединенные Штаты уже не первый год пытались наладить контакты с Индией в военной сфере. Если Япония и Австралия в том, что касалось обороны, по сути, являлись американскими сателлитами, то Индия упорно сохраняла курс на стратегическую автономию, не желая ввязываться в военные союзы.

За год до китайских демаршей Индия категорически отказалась присоединяться к американской инициативе – как объясняли дипломаты, как раз чтобы не злить КНР и не создавать у Пекина ощущение, что его окружают со всех сторон. Однако в конце 2006 года все изменилось: премьер Манмохан Сингх съездил в Токио, где согласился, что пора бы уже начать «диалог с Японией и другими демократическими странами региона по вопросам, представляющим взаимный интерес». Присоединение к диалогу Австралии и США уже было делом техники.

В Китае это сближение четырех стран вполне закономерно восприняли как угрозу своим интересам. Тем более что к тому времени американский президент Барак Обама уже успел порядком разочароваться в идее раздела мира между США и Китаем и создания так называемой «Большой двойки» – G2: обнаружилось, что Пекин вовсе не собирается становиться младшим американским партнером. Китай из потенциального друга превращался в противника. Следовательно, требовалось найти нового младшего партнера сравнимого веса. На эту роль идеально подходила Индия.

В глазах пекинских стратегов с этого момента продвигаемая японцами Индо-Пацифика и продвигаемый ими же Quad сплелись воедино. На всех возможных площадках Китай с тех пор категорически протестовал против любого упоминания Индо-Тихоокеанского региона, разъясняя, что есть регион Индийского океана, а есть Азиатско-Тихоокеанский регион, и нечего их смешивать.

Опасения Пекина вполне можно понять: в конце первого и начале второго десятилетия XXI века отношения Америки и Индии напоминали союзнические. Премьер-министр Манмохан Сингх делал одну уступку за другой – в итоге зарубежные аналитики даже всерьез заговорили о возможности размещения в Индии американских военно-морских баз. Барак Обама провозгласил политику «поворота в Азию» и упорно работал над ее реализацией, все глубже затягивая Индию в американскую сферу влияния.

В речах представителей Вашингтона постоянно звучала тема единства индийских и американских ценностей (как двух крупнейших демократий в мире) и интересов (как стран, которым угрожает агрессия со стороны Китая).

После избрания премьер-министром Индии Нарендры Моди ситуация не изменилась: более того, отношения между двумя лидерами стали настолько сердечными, что для их обозначения придумали термин «Мобама».
А потом на место Барака Обамы пришел Дональд Трамп, и всё внезапно кончилось.

Большие надежды, большие разочарования

«Если я буду избран президентом, к индийцам и индуистам в Белом доме станут относиться как к настоящим друзьям, я это обещаю. Мы победим радикальный исламский терроризм, как только я стану президентом. Мы будем стоять плечом к плечу с Индией, обмениваться информацией и заботиться о безопасности друг друга».
Это цитата из одного из предвыборных выступлений Трампа на митинге, организованном членами индуистской общины США для сбора денег на его кампанию. Обещания Дональда поддерживать отношения с Индией и его неистовые эскапады в адрес Пакистана («они нам не друзья», «эти так называемые союзники до сих пор не извинились за то, что шесть лет прятали у себя Усаму бен Ладена») привели к тому, что в Индии возникла иллюзия: политики и эксперты всерьез поверили, что при Трампе отношения Вашингтона и Нью-Дели станут еще лучше. Кандидата от республиканцев всерьез именовали «американским Моди», а от критических вопросов и замечаний политики просто отмахивались. А вопросы меж тем были серьезные: с чего бы Трамп, обещавший возродить американскую экономику, вернув производство и капиталы в Штаты, будет делать исключение для Индии?

После избрания Трампа наступило отрезвление. Новый президент делал то, что обещал своим избирателям, не заботясь о сложных теоретических конструктах, которые так тщательно выстраивала предыдущая администрация. Об Индии Трамп если и вспоминал, то говорил с ней исключительно с позиции силы – не уговаривал, как Обама, не забрасывал подарками и обещаниями, а требовал.

По сути, единственные, кто пытался и пытается до сих пор продолжать линию Обамы на стратегическое сдерживание Китая в Южной Азии, – военные из Пентагона и дипломаты из Госдепа. С огромным трудом им удалось продавить в июне 2018 года через конгресс и сенат разрешение на временный вывод Индии из-под санкций за покупку российских комплексов С‑400, и не факт, что это получится снова.

На этом фоне пресловутый Quad, не успев сформироваться, оказался на пороге краха. То есть на первый взгляд все идет своим чередом: проводятся многочисленные консультации, встречи и беседы, согласуются взгляды и сближаются позиции. Но все это сближение происходит исключительно на словах. Когда в 2018 году Австралия подала заявку на участие в ежегодных индийско-японско-американских учениях «Малабар», Нью-Дели отказал именно для того, чтобы трехсторонние учения не превратились в маневры под эгидой Quad и не вызвали беспокойство в Пекине.

Формально Соединенные Штаты по-прежнему декларируют приверженность идее Индо-Пацифики; на практике она выражается в символических жестах, не требующих больших затрат, типа переименования американского Тихоокеанского командования в Индо-Тихоокеанское. Табличка изменилась, а суть и зона ответственности остались прежними.

В результате сложилась парадоксальная ситуация: вместо втягивания Индии в орбиту своих интересов, чего Китай так боялся, США временно по утеряли интерес к Южной Азии. В Индии же, наоборот, идея Индо-Пацифики активно развивается, причем в качестве ключевого партнера все чаще рассматриваются отнюдь не Соединенные Штаты.

Третий не лишний

«Для Индонезии всеобъемлющее и прозрачное индо-тихоокеанское партнерство, которое подразумевает конкретные проекты, станет прекрасной основой для индонезийского восприятия себя как глобальной морской оси». Эти слова глава МИД Индонезии Ретно Марсуди произнесла в минувшем марте на первом заседании индийско-индонезийского форума, посвященного сотрудничеству в ИТР.

Индонезия давно претендует на роль одного из полюсов морской силы в Азии. Еще в 1964 году тогдашний лидер страны Сукарно переименовал в одностороннем порядке Индийский океан в Индонезийский в знак того, что Джакарта рассматривает все морское пространство к западу от Малайского архипелага как свою сферу влияния. Тогда этот шаг и соседние страны, и великие державы встретили с недоумением, и отношения Индонезии с другими государствами существенно охладели.

Сейчас же бурно развивающаяся Индонезия претендует на неформальное лидерство в АСЕАН и рассматривает себя как ключевую державу в Индо-Тихоокеанском регионе, и с полным на то основанием: все проливы, ведущие из одного океана в другой, либо полностью, либо частично контролируются Индонезией. Такой союзник Индию более чем устраивает: во‑первых, не раздражает Китай; во‑вторых, недостаточно силен для того, чтобы претендовать на лидерство в неофициальном альянсе; в‑третьих, прикрывает морские рубежи с востока, позволяя сосредоточиться на главной цели – контроле над Индийским океаном.

Однако индо-индонезийской оси в ИТР нужен третий участник – тихоокеанская держава к северу от Индонезии. Теоретически в этой роли могла бы выступить Россия, но Москва до сих пор рассматривает Индо-Пацифику как американское изобретение, призванное подорвать позиции традиционных тихоокеанских институтов, таких как АСЕАН. Если эта позиция в ближайшее время не изменится, то третьим участником оси Нью-Дели – Джакарта предстоит, очевидно, стать Токио, тем более что Япония стремительно наращивает свою военно-морскую мощь. Учитывая специфику японской внешней политики, это приведет к усилению позиций Вашингтона. В итоге Москва и Пекин, отказывающиеся даже разговаривать об Индо-Пацифике, рискуют добиться как раз того, чего всеми силами пытаются избежать: роста американского влияния в регионе.

Алексей Куприянов,
научный сотрудник ИМЭМО РАН