Варианты страха

Убийство Бориса Ефимовича Немцова не обошлось без кремлевского комментария в духе «его смерть принесла больше вреда, чем его работа»: пресс-секретарь президента, Дмитрий Сергеевич Песков, заявил, что погибший не представлял никакой угрозы для руководства страны в политическом плане.

Подразумевается, что смерть Бориса Немцова, в отличие от него самого при жизни, такую угрозу представляет. Впрочем, сам Песков об этом говорит вполне прямо, называя убийство «стопроцентной политической провокацией».

Борис Немцов действительно очень давно покинул тот узкий клуб, о членах которого в самом главном кабинете страны, надо полагать, думают, как об источнике политической угрозы. Ведь раз есть те, кто угрозы не представляет, значит, есть и другие, опасные. Немцов входил в их число уже когда-то до нашей эры, во времена второго ельцинского срока.

Он был, кажется, слишком загорелым, кудрявым и прямым, этот нижегородец, чтобы кто-то всерьез думал, что именно он станет наследником Ельцина, как об этом было принято говорить в те времена. Но он на некоторое непродолжительное время оказался в ельцинском окружении среди тех, кто пытался не допустить превращения постсоветской России в унылую периферийную олигархию, где пять-шесть сверхбогатых персонажей соревнуются за доступ к царскому уху, чтобы иметь возможность сохранить и приумножить свой статус, забыв про все остальное.

Хотя персональный состав имеющих доступ к главному уху, как и само ухо, с тех пор сменились, мы из марта 2015 года можем с полным основанием утверждать, что победил в этом принципиальном противостоянии отнюдь не Борис Немцов. И едва ли в России есть люди, у которых есть моральное право упрекнуть Немцова в этом поражении.

Теперь может быть – и будет – сколько угодно любых оценок его работы в оппозиции, его попыток представлять российское демократическое движение на разных политических форумах за границей, его контактов на Украине, его привычки быть всегда таким, будто он находится где-то на полпути между тренажерным залом и голливудской съемочной площадкой. Только одной оценки уже не изменить: Немцов был политиком, побывавшим на самом верхнем этаже российской власти, который при этом мог в московскую сырую весеннюю полночь выйти со своей спутницей из ресторана в центре города и пойти пройтись по городу. У него не было страха, и это само по себе прекрасно резюмирует его политическую карьеру. Едва ли кто-то из тех, кто находится на том самом верхнем этаже сейчас, когда-нибудь сможет себе позволить полуночную прогулку по Москворецкому мосту без перекрытия движения и рассадки снайперов по всем ближайшим крышам.

Убийство Бориса Немцова – какая бы из версий ни подтвердилась, публично или в секретной папке, которую принесет в главный кабинет страны фельдъегерь из высочайше назначенной следственной комиссии, – увеличило уровень страха. И там, наверху, и здесь, на улице.

Там, наверху, сразу, как только пошли новости о выстрелах на Москворецком мосту, вспомнили загадочное словосочетание «ритуальная жертва». Согласно широко распространенному мнению, это словосочетание есть в каждом американском учебнике по смене политических режимов. Самих учебников никто толком не читал, да и не видел, положа руку на сердце, но откуда-то известно, что «ритуальное убийство» – это такая хитро срежиссированная штука, которую коварные проектировщики переворота устраивают, чтоб поскорей расшатать ситуацию.

Все мы – в том числе, как очень хотелось бы верить, и хозяева атомной кнопки, – взрослые люди и критически оцениваем любые конспирологические теории. Но если хоть на минуту поставить себя в эту систему координат, станет, конечно же, непередаваемо страшно.

Только представьте, что есть некая сила, по отношению к которой вы просто объект, фигура на шахматной доске, которую задумали с доски убрать. Раз в ход пошли «ритуальные убийства» из учебника, значит, сила уверенно действует по своему плану. И с ней уже ни о чем не договоришься: как может фигура на шахматной доске разговаривать о чем-то с шахматистом? Только если шахматист параноик. Но, не правда ли, сама система координат говорит о том, что это относится скорее не к шахматисту, а к тому, кто вообразил себя фигурой? Раз в ход пошел учебник, значит, последняя дверь закрылась, последняя телефонная трубка положена, и, что ужасней всего, примерно понятна цепочка наших собственных действий, которая к этому привела…

Нет, это была бы действительно страшная минута для того, кто мысленно поставил бы себя в такую систему координат.

Хотя, конечно, не такая страшная, как та, которую провела спутница Бориса Немцова, когда закончилась их прогулка по Москворецкому мосту.

Реальность вообще, как правило, оказывается сильнее любого воображения. Допустим теперь, что в папке из следственной группы окажется листок с каким-нибудь земным, банальным доказательством, не имеющим отношения к загадочным этим учебникам по смене режима.

Допустим, убили мусульмане, обидевшиеся на высказывания Немцова по поводу «Шарли». Даже если это просто особо щепетильные мусульмане, способные убить за одно неправильное с их точки зрения слово, все равно трудно будет, держа в руках подтверждение этой версии, не вспомнить об одном влиятельном главе региона на Северном Кавказе. О том, чья любовь к пророку может быть выражена с помощью марша миллиона человек по центру Грозного. О том, чьи подчиненные способны своей вооруженной охраной блокировать действия следователей и бригады ОМОНа в центре Москвы, сбежать в родную республику и показывать оттуда неприличные жесты обескураженным подчиненным самоуверенного мужчины по имени Александр Иванович Бастрыкин.

Или убили, например, специально обученные диверсанты из военной разведки, за то, что покойный слишком много узнал о схемах торговли оружием и разных других маленьких военных шалостях вокруг конфликта на Украине. А в следственной папке написано, что приказ отдал кто-то из тех, кто лояльно улыбается вам на совещаниях. Или еще кто-нибудь, у кого есть свои представления о политических угрозах и допустимых методах работы с политической оппозицией, с этой «пятой колонной», подрывающей безопасность страны, находящейся в огненном кольце фронтов.

Получить надежные доказательства какой-нибудь такой версии было бы, пожалуй, страшней, чем так и эдак думать про убийства из учебника по смене режимов.

Но еще страшней, наверное, будет, если вообще никого не найдут. Или выяснят, что это было просто убийство, из тех, что каждый день совершаются в любом городе страны. С личным мотивом или без – вроде стрельбы в голову водителю, который, с вашей точки зрения, подрезал вас на перекрестке. Убить человека у нас стало, как до ветра сходить. Испытать это на себе может любой, не обязательно быть для этого Борисом Немцовым. На его месте в любой момент и в любом месте можете оказаться вы. Или я. Ездил бы у нас президент сам за рулем или ходил бы ночью по Москворецкому мосту, могли бы убить и его. Что-то такое происходит с обществом, что-то не по учебнику, что-то неуправляемое. Всем страшно и хочется как-то это остановить. Но никто не знает, как.