– Считается, что цифровая экономика невозможна без облачных хранилищ, где хранятся «большие данные», и вычислительных ресурсов, где они обрабатываются. Но уровень проникновения облаков в России отстает от мирового в силу консерватизма наших компаний. Так ли это?
– Мы действительно медленнее адаптируем технологии, причем интересно, что это не касается персональной адаптации. Рядовые пользователи принимают все новое на ура, пример – уровень проникновения Apple Pay, который в России один из самых высоких в мире. Даже в Калифорнии сложно найти точки вне крупных городов, принимающие Apple Pay, а у нас – пожалуйста, в любом магазине.
В корпоративном же секторе преобладает обратная позиция: мол, новинки любопытны, но давайте сначала присмотримся, проверим… В итоге по сравнению с Западом аналогичные технологии завоевывают Россию с задержкой до двух лет. И все же позитивная динамика есть. Темпы роста облачного рынка в России за последние годы увеличились, и в 2019 году, например, показатели выше, чем в 2018-м, как раз за счет того, что мы догоняем. Речь идет о десятках процентов в год, что гораздо выше, чем в среднем по IT-рынку. В целом российский бизнес избавляется от недоверия к облакам. Оказавшись перед необходимостью расширения, заказчик прагматично выбирает, строить ему собственный ЦОД либо арендовать облачный ресурс.
– Спрос на облака появляется в момент роста компании?
– Не обязательно, это может быть ввод резервного ЦОД на случай форс-мажора. Либо подготовка к пиковым нагрузкам. Классический пример – конец года, когда у интернет-магазина возрастает поток клиентов, текущая инфраструктура не справляется и нужно докупить дополнительные мощности либо арендовать их на определенный срок.
Облака несут прямую выгоду, если компания предпочитает заменить капитальные издержки (CAPEX) на операционные (OPEX), не тратить большие суммы с долгим горизонтом окупаемости. Арендовал облака – запустился. Не взлетело – отказался. При закупке оборудования в собственность маневренность ниже, риски выше, возможностей для экспериментов меньше. Поэтому сложился стереотип, что облака –вариант для стартапов. Когда-то они действительно были пионерами, но сегодня подключился и крупный бизнес.
Так или иначе, «переезд» из собственной IT-инфраструктуры в облако – не однократный процесс. Данные мигрируют между сервисами и провайдерами, возвращаются обратно в локальный ЦОД, и в результате сложился целый спектр технологий, позволяющих упростить и автоматизировать эти процессы. Этими технологиями мы и занимаемся в VMware.
– Законодательство обязывает хранить персональные данные россиян на территории страны. Как это влияет на российский рынок облачных сервисов?
– Это означает, что отечественным компаниям не всегда доступны услуги глобальных игроков – Microsoft, Amazon. То есть вы можете ими пользоваться как частное лицо, но корпоративные клиенты зачастую ограничены в выборе провайдера. Это дает преимущество иностранным игрокам, готовым вкладываться в российское направление, разворачивая здесь свои дата-центры, а также местным провайдерам. В большинстве случаев альтернатива зарубежным сервисам появляется, хотя не сразу, так как создание любой инфраструктуры требует времени.
Вообще регулирование – вопрос сложный. Можно ли сделать полностью защищенную, герметичную систему? Легко – просто отключите интернет. Я своими глазами видел подобное в Туркмении: доступ к Сети только в специальной комнате, человек приходит туда поработать, а за его спиной встает солдат со списком сайтов, на которые запрещено заходить. Это рабочий вариант, другое дело, что в такой обстановке трудно ожидать, что в стране будут развиваться технологии, а экономика будет конкурентоспособной на мировой арене. Контроль будет всегда, но важно найти баланс, просчитать нагрузку на бизнес, чтобы он не задохнулся под бетонной плитой требований.
– В то же время российские власти ратуют за высокие технологии. Ощущается ли всплеск интереса к ним в связи с принятием нацпрограммы «Цифровая экономика»?
– Не думаю, что нацпрограмма стала импульсом для коммерческих компаний, – их ведет в сторону облаков естественная логика конкуренции. А вот в случае госструктур нет смысла ждать, пока само прорастет. Чиновнику, в сущности, нет разницы, выдавать паспорт за месяц или за несколько дней через электронную систему. Значит, должна быть проявлена политическая воля. В России это произошло, и в результате по некоторым направлениям уровень цифровизации опережает европейский. Например, в ситуации с Москвой, которая поставила амбициозную задачу стать «умным городом» и за последние 5–6 лет добилась определенного прогресса.
– Часто ли цифровизация становится залогом рыночного процветания компании?
– Такие примеры есть, но все зависит от сектора экономики. В финансовой сфере уже нельзя представить себе развитие бизнеса без IT-платформ. Часто ли вы заходите в офис своего банка? Думаю, реже, чем используете его мобильное приложение или систему онлайн-переводов. Если же говорить про реальную экономику – сельское хозяйство, добычу горной руды, – то здесь доля расходов на IT ниже, а значит, и эффект от цифровизации не так выражен. Но хотя скорость адаптации технологий разная, рано или поздно они охватят все отрасли.
– А известны ли примеры слияния технологических и деловых процессов, когда инновации меняют саму суть бизнеса?
– Да, причем драйвером изменений внутри компании не обязательно выступает IT-отдел. Это может быть отдел маркетинга, который решил задействовать технологии в оригинальной промокомпании, или HR-отдел, использующий новый цифровой инструмент, чтобы перевести часть штата на удаленную работу.
Наглядный пример цифровой перестройки – разработка приложений. Десять лет назад существовало 52 млн приложений, сейчас их около 300 млн, а еще через пять лет будет 750 млн. Они становятся способом коммуникации компании с клиентами, сотрудниками, партнерами. Все идет к тому, что каждая наша потребность будет оформлена в виде соответствующей кнопки в приложении.
Другой пример – цифровые модели.Нефтеперерабатывающий завод с их помощью может отработать технологические схемы: к примеру, что будет, если повысить температуру переработки. Это куда проще, чем экспериментировать вживую, а успех поисков сулит повышение КПД и рост прибыли. В авиации цифровая модель самолета позволяет избежать ошибок при проектировании, отработать действия экипажа в нештатных ситуациях, спрогнозировать и предупредить поломку. В результате самолет реже проходит ремонт и вообще меньше находится на земле, что дает конкурентное преимущество авиакомпании.
На вредных или высотных работах технологии позволяют минимизировать присутствие человека: вместо обходчика можно отправить дрон, снимающий фото и видео, из которых нейросети потом извлекут нужные данные. Я уже не говорю про беспилотный транспорт, распространение которого начнется с корпоративного сектора: сначала появятся самоуправляемые грузовики, городской транспорт и такси, и уже потом роботизация дойдет до личных автомобилей, если они к тому времени вообще останутся.
В общем, цифровизация превращается из модного слова в важнейший инструмент выживания. Сегодняшние перемены могут показаться спорадическими, но это нормально: трансформация всегда начинается на периферии, но мало-помалу процесс приобретает взрывной характер, затрагивая основы жизни.
– Наряду с облачными вычислениями много говорят о пограничных – еще одной среде обитания цифровых устройств. Конкурируют ли эти технологии друг с другом?
– Скорее, дополняют. Это циклический процесс. Когда-то основой IT инфраструктуры компаний были собственные ЦОД. Затем пошел процесс централизации: данные стали переносить в большие облачные хранилища. Но оказалось, что все в облаке не обработаешь. Иногда центр вычислений должен находиться максимально близко к конечному устройству, на границе внутренней и внешней IT-систем, отсюда термин «пограничные». Пример – беспилотный автомобиль: если все обрабатывать централизованно, то любой обрыв связи приведет к коллапсу. Поэтому часть функционала должен брать на себя бортовой компьютер, чтобы машина продолжала ехать. В ближайшее время тренд на децентрализацию и edge computing будет нарастать, а затем маятник снова качнется в обратную сторону.
– Тормозят ли развитие технологий опасения насчет их безопасности? И успевает ли в принципе индустрия кибербезопасности за новыми трендами?
– Каждая IT-новинка влечет за собой угрозы, о которых люди до этого не задумывались. Антивирусы заточены на то, чтобы отслеживать известные угрозы: как говорится, генералы готовятся к прошедшей войне. Сегодня хакеры могут взломать «умных» плюшевых мишек и через них говорить с детьми. Раньше это звучало бы как фантастика!
Аналогичная ситуация с внедрением облачных сервисов. Когда-то достаточно было защитить та называемый IT-периметр. Теперь это понятие стерлось, а у компаний появилась дополнительная головная боль: насколько защищены данные, переданные в облако? Иногда сотрудникам запрещают без согласования с руководством использовать облачные сервисы вроде Google Docs. Но метод запретов работает плохо, если эти сервисы удобны для работы.
Но нельзя сказать, что индустрия кибербезопасности проигрывает эту битву. Ее системы также усложняются. Появляется ПО, позволяющее принудительно отключить камеру вашего смартфона: например, чтобы посетитель дизайн-бюро не мог сфотографировать проект, являющийся интеллектуальной собственностью. Или ПО, отслеживающее поведение устройств с помощью искусственного интеллекта. Или ПО, создающее два изолированных профиля на смартфоне: один – для личного пользования, другой – корпоративный, защищенный от внешнего воздействия.
В общем, обезопасить облака реально. Но абсолютную защиту гарантировать нельзя, ведь остаются методы социальной инженерии. Идет сотрудник, видит – лежит «забытая» флешка на 1 терабайт. Подобрал, вставил в компьютер – и всё, идеально защищенная система заражена.
– Каким станет бизнес через пару десятилетий, когда цифровизацию можно будет назвать свершившейся?
– Наша психология так устроена, что мы ждем больших изменений в ближайшей перспективе и, не видя их, разочаровываемся. С другой стороны, реальность преподносит такие сюрпризы, на которые ни один предсказатель не рассчитывал. Возьмите традиционные мотивы кинофантастики: полеты на скейтбордах, увеличивающаяся пицца – ничего подобного у нас нет. Но расскажи кто-нибудь людям XX века, что в 2010‑х мы будем ехать в метро и смотреть по карманному телевизору фильм, вышедший 20 минут назад, никто бы не поверил.
Как будет выглядеть принятие решений в середине XXI века? Вполне возможно, что некоторые области будут целиком управляться искусственным интеллектом. Этого не стоит бояться, речь не о голливудском «Скайнете», который хочет поработить человечество, а о чем-то вроде домашних роботов‑пылесосов, которые четко делают свою работу и докладывают результаты хозяину. Специализированные самообучаемые устройства наполнят нашу жизнь, но в остальном она не слишком изменится.
– А как насчет социальных последствий? Обеспечит ли «Индустрия 4.0» всеобщее благоденствие?
– Да, перестройки общества не избежать. Самые массовые профессии – водители, охранники, продавцы. И все они будут автоматизированы. Куда пойдут эти люди? Некоторые футурологи считают, что решение проблемы будет похоже на мир фильма «Первому игроку приготовиться», когда минимальный уровень удобств человек получает бесплатно, но добиться чего-то еще крайне тяжело. В итоге человек реализует себя в виртуальной реальности, где интересно и уютно. А в настоящем мире у него на ужин паста из сверчков – дешевая альтернатива мясу.
Представьте: у вас есть гарантированный доход, позволяющий всю жизнь сидеть на диване и смотреть фильмы на Netflix. Это можно представить как рай на Земле, которого мы наконец-то достигли. А можно – как деградацию, превращение человека в домашнее животное. Это вопрос этический: чего вообще мы хотим добиться. Хорошо, когда у общества есть мечта, например, покорение космоса, как в 1960‑х: да, было непросто, но люди верили, что их старания не пропадут даром…
А сами технологии нейтральны, они не благо и не зло. С помощью облачных ресурсов можно и разрабатывать лекарство от рака, и воровать кредитные карты. Решать человеку.
