Бремя ханских ярлыков: зачем Александр Невский шел на компромиссы с захватчиками

«Похабный мир» с Ордой

Обосновавшись в Новгороде, Александр Ярославич ликвидировал предмет потенциального раздора. Однако союз Андрея и Даниила Галицкого мог спро­воцировать вмешательство Орды в русские дела. В том же 1251 году в Карако­руме власть перешла к ставленнику Батыя – великому хану Менгу. Избежав столкновения на Востоке, Батый в 1252 году разворачивает новое широкомас­штабное наступление на русские земли.

Разорение от орд Неврюя, Куремсы, Бурундая вполне сопоставимо с погромом 1237–1241 годов. Даниилу удалось сохранить княжение. Андрею пришлось спасаться бегством в Швецию. Невме­шательство одного из самых ярких полководцев Древней Руси, победителя шве­дов и немцев Александра Невского в эти события говорит только об одном – Александр правильно оценивал сложившуюся обстановку. Стратегического союзника в христианской Европе не было. Католический Запад являлся не мень­шим агрессором, чем монголы. Но если условия для начала борьбы с Золотой Ордой вызреют столетие спустя, то остановить католическую экспан­сию было вполне по силам. Любая же эмоциональная реакция на установление монгольского господства, зовущая на борьбу, оборачивалась карательными экспедициями, сметавшими на своем пути и очаги сопротивления, и ни в чем не повинное население.

Главным условием возрождения страны являлся мир, возможность восстановления, постепенного собирания сил для решающей схватки. Похоже, что в середине XIII века на государственном уровне это понимали только два чело­века – князь Александр Невский и митрополит Кирилл. Именно поэтому в том же 1252 году Александра, получившего ярлык на великое княжение Влади­мирское, встречал у золотых ворот с крестами и хоругвями сам митрополит с духовенством и горожанами.

В 1256 году оба государственных мужа совершат последний оборонительный поход против шведов, захвативших территорию современной Южной Финлян­дии и земли по реке Нарве. Вторжение шведов поддержал и один из крупней­ших владетельных сеньоров Северо-Восточной Эстонии Дитрих фон Кивель. До сражения дело на этот раз не дошло. Узнав о приближении дружины князя, шведы отступили.

Один из наиболее значимых эпизодов во взаимоотношениях Орды и Руси произошел в 1257 году. Именно эти события и являются одним из основных пунктов обвинения Александра Ярославича. К сожалению, и в данном случае приходится сетовать на крайне скупое и противоречивое их освещение в исторических источниках. Речь идет об участии князя в одном из важнейших мероприятий по установлению системы ордынского ига или «выхода» русских летописей. Следует признать, что в процессах подчинения Новгорода Орде, в том числе и в сфере принятия республикой ордынских «численников» (так летописцы называли ордынских чиновников, проводивших перепись населения для определения размера дани), Александр Ярославич принял едва ли не решающее участие.

Есть основания считать, что к описываемому моменту в самой Орде сложилось определенное двоевластие. Брат Батыя хан Берке попытался проводить самостоятельную политику, независимую от возглавлявшего тогда монгольскую империю великого хана Мункэ, правившего в Каракоруме. Став в 1257 году единодержавным властителем Орды, Берке пытается окончательно покорить русские земли, в частности, на Юго-Западную Русь было направлено войско Бурундая.

Наиболее значимым событием в череде мероприятий по установлению системы экономической эксплуатации русских княжеств стала перепись всего населения в 1257 году, проводившаяся «численниками», присланными из Монголии, и закрепившая зависимость от Мункэ не только Руси, но и Берке. Практически все древо русского летописания без противоречий описывает схожую картину: «Тое же зимы бысть число и изочтоша всю землю Русскую, только не чтоша, кто служит церкви» (Лаврентьевская летопись). В другом ее списке сказано подробнее: «Тое же зимы приехаши численици, исщетоша всю землю Суждальскую и Рязанскую и Муромскую и ставиша десятники, и сотники, и тысящники и темники и идоша в Орду, толико не чтоша игуменов, черньцов, попов, клирошан, кто зрит на св. богородицу и на владыку». Для контроля над всей подпавшей под перепись территорией создается баскаческая система: система надзора и контроля за всем происходящим отрядов монгольских наместников.

Выше уже говорилось, что Новгород непосредственно батыева погрома избежал. Поэтому известия о переписи Суздальской земли вызвали среди новгородцев волнения. «Приде весть из Руси зла, яко хотять Татарове тамгы и десятины на Новгороде; и смятошася люди черес все лето». Так начинает новый год Новгородская Первая летопись. Прибытие «численников» в сопровождении Александра летопись датирует «той же зимой», т. е. зимой того же года, а продолжение событий 1257 года находится в статье 1259-го. В других летописях и у Татищева волнения в Новгороде помещены под 1258 год. Этим же годом датируют волнения в Новгороде и летописные своды Северо-Восточной Руси.

Согласно «Истории» Татищева, сначала «приехаша численицы ис Татар в Володимер». Затем они направились в Новгород, и Александр придал им собственных «мужей для числения».

Сын его Василий «послушав злых советник новгородцев и безчествоваша численики». «Численики» «з гневом великим, пришед к великому князю Александру, скажаша и хотяху ити во Орду». Весьма схожие события произойдут практически на этой же территории спустя 70 лет. В 1327-м в Твери вспыхнет антиордынское восстание, а чудом спасшиеся остатки баскаческих отрядов найдут укрытие в Москве. Последующие за этим события хорошо известны из учебников: страшный разгром Твери, тогда наиболее сильного и крупного из русских княжеств, во многом предопределил безальтернативность исторической миссии Москвы в качестве центра объединения всех русских княжеств. Можно уверенно предполагать, что подобную логику событий и предвидел Александр Невский. Так это трактовал и один из летописцев: князь «разуме беду тую, созва братию и едва упроси послы ханские». В сложившейся ситуации у него был единственный выход: вместе с братом Андреем Ярославичем и Борисом Васильковичем сопровождать «числеников» для переписи Новгородской земли.

Сын Александра Василий бежал из Новгорода в Псков. В самом Новгороде продолжались волнения, в ходе распрей были убиты два посадника, а также избраны новые посадник и тысяцкий, обсуждались варианты своеобразного откупа от посланцев Орды. Здесь опять потребовалось вмешательство Александра Ярославича, отправившего Василия в Суздальскую землю и жестоко расправившегося (по современным меркам) с советниками юного княжича. На следующий год история повторилась. Вновь пришли баскаки, но уже во Владимир и в сопровождении тех же трех князей направились в Новгород. Александр на сей раз оставил новгородцам другого своего сына – Дмитрия и вернулся во Владимир.

Новгородская летопись, однако, дает некоторые материалы для более объемного суждения как об отношениях внутри Новгорода, где при переписи «творяху бо себе бояре легко, а меншим зло», так и в отношениях переписчиков с местным населением. Летописец сообщает о приезде «оканньих» (окаянных) «сыроядцев» Беркая и Касачика «с женами своими и инех много». «И по волости много зла учиниша, беруще туску оканьным». Туска – это провиант и подарки для переписчиков и многочисленной свиты сопровождающих их «ловцов легкой добычи». Именно «туска» более всего возмущала новгородцев, такого рода поборы со стороны баскаков и разного рода «посольств» будут и позднее причинами многих восстаний.

В чем выражалась монгольская дань-выход, или «черный бор», как ее стали называть на Руси? Летописи дают различные варианты единиц обложения данью в Древней Руси. Это могли быть либо «плуг», либо «дым», иногда – «двор». Общей практикой монголов было использование той системы единиц, которая была принята в той или иной завоеванной стране. В сельских местностях на Руси монгольская дань также взималась с «сохи» (в ней, по данным Татищева, считалось два коня и два работника мужского пола), а также с «деревни» (примерно равнявшейся «сохе»). В городах к «сохе» и «деревне» приравнивался «двор». Богатые новгородцы, видимо, сумели свои «дворы» приравнять к «дворам» «меньших» – обычных ремесленников. И то, что было разорительно для «меньших», сравнительно мало затрагивало зажиточных. И это, видимо, и служило дополнительным источником социального напряжения, сопровождавшего окончательное подчинение Новгорода Орде.

Русь после Невского

Своеобразной компенсацией непопулярной на Руси акции трех князей и одобрявшего их действия митрополита явилось учреждение в Сарае в 1261 году особой Сарайской епархии Русской православной церкви. Под этим годом в Лаврентьевской летописи (а также и в Никоновской) одной строчкой отмечено: «Того же лета постави митрополить епископа Митрофана Сараю». За лаконичной фразой скрываются совсем не простые события. Учреждение епархии Русской право­славной церкви в столице Золотой Орды, бесспорно, являлось дипло­матическим успехом. Конечно, новая епископия не могла стать базой для прове­дения «русской политики» в Орде, к тому же приверженец ислама хан Берке, санкционировав­ший учреждение епархии, стремился использовать ее для сближения с только что восстановленной православной Восточной Римской империей ради совме­стного выступления против общего врага – турок-сельджуков и хулагуидского Ирана. Но в данном случае принципиальное значение имело хотя бы простое поступление оперативной информации на Русь о том, что происходило, а по возможности – и что замышлялось в столице завоевателей.

В 1263 году состоялась последняя, печальная встреча владимирского князя и киевского митрополита. Возвращаясь из очередной поездки в Орду, не доехав до Владимира, Александр Ярославич умер в возрасте 43 лет. Тело покойного князя народ и духовенство встречали за несколько верст от Владимира, в древнем княжеском центре князей – Боголюбове. На отпевании митрополит Кирилл сказал: «Чада моя, да разумейте, яко уже зайде солнце земли Суждальской! Уже бо не обрящется таковый князь ни единъ в земли Суждальскей!» Вскоре после кончины князя по заказу митропо­лита будет создано сохранившееся до наших дней житие Александра Невского.

Политическая программа владимирского князя (прекращение княжеских распрей, внутренний мир во имя будущих сражений против ордынского рабства) поддерживалась митрополитом и после смерти Александра. К сожалению, ис­точники сохранили сведения только об одном случае вмешательства митропо­лита в дела сугубо светские после 1263 года. Но позиция главы Русской церкви отражается в них вполне определенно.

В 1270 году конфликт между «вольными во князьях» новгородцами, «указавшими путь» тверскому князю Ярославу Ярославичу, и недовольным таким оборотом дел князем грозил обернуться вооруженным столкновением. Новго­родские полки уже вышли навстречу княжеской дружине. К великой радости ордынской дипломатии, вновь русские готовились убивать друг друга. Узнав о грядущем сражении, митрополит Кирилл посылает грамоту новгородцам: «Мне поручилъ Богъ архиепископию въ Русской земле, вамъ (должно) слушать Бога и меня. Крови не проливайте, а Ярославъ отложить весь свой гневъ на васъ – за это я вам ручаюсь. Если вы и крестъ целовали..., я разрешаю васъ от крестоцелования и на себя беру эпитимию и отвечаю за то предъ Богомъ». Вмеша­тельство митрополита заставило одуматься обе враждующие стороны. Крово­пролитие не было допущено.

Покровительство младшему брату Александра Невского князю Ярославу Ярославичу митрополит оказывал и в дальнейшем. Само выделение самостоя­тельного Тверского княжества из состава Владимирского держания нашло под­держку у Кирилла. Его ставленник, полоцкий епископ Симеон, известный тем, что не боялся говорить правду в глаза властям предержащим, впоследствии пе­ребрался в Тверь, где с благословения митрополита была учреждена новая Тверская епархия. Выше уже отмечалось, что в процессе выделения самостоя­тельных княжеских уделов едва ли не решающую роль княжеская власть отво­дила формированию местной епископской кафедры.

Характеристика пастырского служения митрополита Кирилла была бы неполной без освещения вопроса о приобретении им в 1279 году (по другим сведе­ниям, в 1267-м) ханского ярлыка, дающего определенные льготы православ­ной церкви.

В отечественной историографии факт получения русскими митрополитами ярлыков от ордынских ханов получил в целом однозначно негативную оценку. Церковь обвиняется в том, что в качестве компенсации за приобретенные при­вилегии она поддерживала власть завоевателей, которая ей была явно выгодна с экономической точки зрения.

Действительно, не с церковного амвона раз­дался призыв к борьбе против иноземного владычества. Но ханские ярлыки выдавались и на всем протяжении XIV столетия, в котором заметно менялась и социально-экономическая, и политическая сфера жизни русского общества. А истина, как известно, всегда конкретна. Получение ярлыка митрополитом Кириллом относится ко времени, когда еще не были залечены раны от страш­ных погромов конца 30-х – начала 50-х годов, но уже начались системные ордынские поборы, изымавшие из разоренной страны весь, без преувеличения, прибавочный продукт, шедший на содержание завоевателей.

Освобождение подвластного церкви населения от финансовых обязательств с сельских заня­тий и торговли, от общегосударственного налога, от натуральных повинностей (транспортных и военных), а также от случайных «запросов» создавало воз­можность удерживать на местах хотя бы часть национального продукта, кото­рый уже с конца XIV века будет постепенно изыматься у церкви в пользу государ­ства (первые свидетельства подобного рода относятся к 1392 году). При этом размер «ордынского выхода» не увеличивался для остального тяглого населения, так как определялся не фиксированной общей суммой дани, а числом обложенного населения.

В завершение хотелось бы еще раз подчеркнуть, что значение деятельности Александра Невского раскрывается не столько в той или иной геополитической ориентации князя, сколько в умении рассудочно выбирать оптимальные варианты решения сложнейших противоречий эпохи, исходя из приоритета главной задачи – сохранения Отечества.