Накануне опубликования указа «пострадавшим» оказался сам Трамп. Его твиты о том, что голосование по почте может привести к фальсификации выборов, были помечены как недостоверные. Тут Twitter действительно перестарался – насчет этих рисков есть даже заключение двухпартийной комиссии. А уже на следующий день президента «поставили в угол» за прославление (вместо обычного в таких случаях «оправдания») насилия. Твит, касавшийся беспорядков в Миннеаполисе, был скрыт в общей выдаче. Чтобы его посмотреть, нужно перейти по ссылке. Нельзя также просто лайкнуть или ретвитнуть пост президента, предупреждающий: «Когда начинаются погромы, в ответ начинается стрельба».
Как соцсети превратились в прибыльный бизнес для создателей и пользователей
Теперь Трамп хочет лишить соцсети иммунитета, если они без уведомления пользователя удаляют или иным образом ограничивают опубликованный им контент, что, по мнению президента, представляет «величайшую опасность для свободы слова». Сейчас компании защищает Раздел 230 «Закона о благопристойности коммуникаций». Он устанавливает, что провайдеры и пользователи интернет-сервисов, размещающие сторонний контент, не являются публикаторами. В отличие от СМИ, они не несут ответственность за обнародуемое содержание. Нельзя, например, подать в суд на Facebook за размещенный пост – только на автора поста. Даже если речь идет о терроризме. В мае Верховный суд поставил точку в деле против Facebook, которое тянулось с 2016 года. Истцы пытались получить с компании миллиард долларов. Ее обвиняли в том, что она оказывала материальную поддержку боевикам ХАМАС – те использовали сеть для координации атак в Секторе Газа, в результате которых погибли американские граждане. За отдельными исключениями, соцсети сами по своему усмотрению регулируют контент. И это очень не нравится Трампу, который в очередном твите написал: «Долой 230!»
Трамп сражается с наследием Билла Клинтона. Это под его чутким руководством в середине 1990-х интернет превратили в «частную лавочку». Предлог был вполне благовидный: дескать, нечестно заставлять бизнес конкурировать с государством. Всё провернули стремительно и очень келейно. Единственное скомканное обсуждение состоялось в 1995 году, буквально накануне приватизации последнего сегмента опорной сети. А уже в начале 1996-го был принят очень спорный «Закон о благопристойности коммуникаций», по смыслу призванный регулировать порнографический контент. А на деле полностью развязавший руки частному сектору, чтобы «всякий мог войти в любой коммуникационный бизнес и конкурировать с кем угодно на любом рынке». А свои руки американское правительство умыло. Неуемный Альберт Гор еще пытался собирать какие-то комиссии, кого-то заслушивать на предмет участия общественности в развитии интернета. Но клинтоновская администрация «катком» расчищала поле для полной коммерциализации киберпространства, что, по их уверениям, должно было стать ключевым фактором долгосрочного экономического роста.
В разработке закона принял участие только что избранный сенатор-демократ от штата Орегон Рон Уайден – впоследствии заслуженный «технологический ястреб» Конгресса США. С республиканцем Крисом Коксом они предложили поправку, которая легла в основу Раздела 230 и обеспечила им громкую славу, а интернет-компаниям – полный иммунитет и возможность без ограничений использовать любые технические средства для поддержания своих сервисов. Поводом послужили несколько судебных прецедентов. Сначала был иск о клевете к компании Prodigy. Истцом выступала брокерская фирма Stratton Oakmont – обычные жулики от телемаркетинга, но действовали с размахом. Ее основатель Джордан Белфорд – тот самый персонаж Леонардо ДиКаприо из фильма «Волк с Уолл-стрит». Позднее Белфорд сядет в тюрьму за мошенничество. А пока ему удалось привлечь Prodigy к ответственности – суд постановил, что в отношении высказываний, опубликованных на сайте компании, она действовала как издатель, поскольку устанавливала требования к контенту. Но вскоре в аналогичном деле против компании CompuServe истцу было отказано. Суд посчитал, что компания проводила политику невмешательства и была лишь распространителем, а не издателем, и поэтому не должна нести ответственность.
Как появилась цветовая маркировка американских Демократической и Республиканской партий
Уайден продолжил бурную законотворческую деятельность на тучных нивах высоких технологий. В 2004-м он выступал за то, чтобы навсегда отменить любые налоги на доступ в интернет. В 2006-м продвигал закон о сетевом нейтралитете, запрещавший провайдерам за плату предоставлять привилегии тому или иному контенту. В 2011-м разрабатывал закон о персональных данных для геолокационных сервисов. Но в тот год больше отметился тем, что заблокировал несколько спорных законодательных инициатив. В их числе весьма неоднозначный законопроект об онлайн-пиратстве, расширявший возможности правообладателей и правоохранителей в борьбе с нелегальным контентом.
Барак Обама высоко ценил опытного ветерана и называл его «настоящим идейным лидером», хотя далеко не всегда поддерживал самого Уайдена, которого считал слишком радикальным для Америки. Так, предложенный Уайденом в 2019-м законопроект о защите персональных данных, с одной стороны, открывал бы широкие возможности для их коммерческого использования. С другой, не только предусматривал гигантские штрафы в случае нарушения, но и устанавливал уголовную ответственность за нарушения прав американцев. За это можно было бы схлопотать реальный срок в 10–20 лет. В некоторых штатах меньше дают за убийство второй степени, а при хорошем поведении вас отпустят через шесть лет, что как раз составляет средний срок отсидки по этим статьям. А страшный европейский GDPR («Общий регламент по защите данных»), в свое время поставивший на уши бизнес по обе стороны Атлантики, на этом фоне показался бы цветочками. Особенно при том, как американцы любят применять свои законы экстерриториально. Из забавного, в 2007 году Уайден со товарищи пытались провести закон о придании английскому языку статуса официального в Америке. И то правда: в США нет и никогда не было государственного языка – языком образования и делопроизводства де-факто является английский; и только в некоторых штатах его статус закреплен де-юре, наравне с другими локальными языками.
Уайден, ожидаемо, разнес Трампа, который покусился на его любимое детище, назвав инициативу президента незаконной, направленной на запугивание участников рынка. Однако закон действительно вызывает множество нареканий. Сейчас их больше озвучивают республиканцы, регулярно жалующиеся на предвзятое отношение к своим консервативным взглядам. Республиканские законодатели давно предлагают инициативы, призванные упорядочить модерацию контента. Пока им удалось ограничить Раздел 230 только в части, частично касающейся прав интеллектуальной собственности и сексуальной эксплуатации. Но недовольны и демократы – их всё больше беспокоит риторика ненависти (hate speech) и терроризм. В августе прошлого года демократический кандидат Бето О’Рурк предлагал обязать компании удалять такой контент. В декабре Берни Сандерс негодовал: «Технологические гиганты и онлайн-платформы должны нести ответственность, если они сознательно размещают у себя контент, способствующий насилию». А Джо Байден в январе вообще предложил убрать Раздел 230: «Совсем убрать. Первым делом взять, и убрать. И для Цукерберга, и для всех прочих. Потому что это не просто интернет-компания. Они ведут заведомо ложную пропаганду». Байден и сейчас не отказывается от своих слов. Просто предвыборная ситуация вынуждает его оппонировать Трампу по любому поводу. Поэтому он критикует его административный подход. Но Цукербергу от этого не легче.
Он вынужден проявлять изрядную изворотливость. После публичной порки, устроенной ему в прошлом году, Цукеберг и сам продвигает мысль, что регулирование интернет-компаний должно быть чем-то средним между подходами, применяемыми к телекомам и обычным СМИ. А также, что «социальные сети не должны выступать арбитром в вопросах правды». Отличный ход. Во-первых, они спихивают с себя ответственность. По принципу «Верблюд – это лошадь, разработанная комитетом» создадут какую-нибудь госкомиссию с деятельным участием бизнеса. Она может месяцами дискутировать по каждому случаю, что такое хорошо, и что такое плохо, а с компаний – взятки гладки. Во-вторых, за столом остаются только крупные игроки, которые могут обеспечить надлежащую алгоритмическую модерацию контента, или совсем уж микроплощадки, обслуживающие специализированные ниши.
Правда, в самой Facebook дела приняли забавный оборот. Сотрудники возмущены позицией Цукерберга по поводу продублированных из Twitter сообщений Трампа насчет Миннеаполиса. Масла в огонь подлили сообщения о продуктивных телефонных переговорах, которые состоялись у него с президентом. Цукерберг оправдывается в духе: «Я не согласен ни с одним вашим словом, но готов умереть за ваше право это говорить». Иными словами, Цукерберг утверждает, что категорически не согласен с Трампом, но коль скоро тот не нарушает правила сети, считает, что тому должна быть предоставлена свобода самовыражения.
Вот и пресс-секретарь Facebook Лиз Буржуа, комментируя инициативу Трампа, дежурно сказала, что компания верит в свободу слова, а отмена или ограничение Раздела 230 только всем навредит. Пресс-секретарь Google Рива Сьюто отмечает, что это может нанести ущерб экономике страны и той роли, которую США играют в деле обеспечения свободы интернета. В том же духе высказываются и другие технологические компании. И, якобы, они даже обсуждают возможность подачи судебного иска, оспаривающего указ Трампа. Эксперты полагают, что у такого иска есть перспективы, поскольку указ может нарушать права частных компаний. Есть еще любимая всеми Первая поправка, прямо запрещающая даже посягать на свободу слова и прессы. Правда, и Трамп неспроста предпринял свой хитрый административный ход.
Некоторые недоумевают, зачем вообще он всё это затеял. Трамп уже не раз высказывал недовольство Twitter'ом. Но при этом он весьма успешно использует твиттерную дипломатию и ресурс соцсетей. Кто-то злорадствует, что президент решил срубить сук, на котором сидит. Причем в самый неподходящий момент.
Всё не так плохо. Собственно, ничего не произошло. Федеральной комиссии по связи отведено целых 60 дней на то, чтобы изучить вопрос и представить свои предложения. И судя по всему, торопиться она не собирается. Потом предложения будут долго рассматривать, обсуждать, согласовывать, отклонять, принимать – до ноября никак не управятся. Так что Трамп ничего не теряет, а выборам-2020 с этой стороны ничего не грозит.
Проверка бунтом: как беспорядки повлияют на предвыборную гонку в США
Twitter тоже ничего не грозит. В отличие от технологических гигантов, они сравнительно маленькая, недиверсифицированная компания. У антимонопольщиков в лице Федеральной торговой комиссии к ним вообще нет вопросов. Тут французы подсуетились, заявив, если Twitter не сможет продолжить работу в США, компанию ждут в Париже.
А вот ведущим площадкам очень даже грозит. И не только постам в Facebook или поисковой выдаче Google. Даже Amazon напрягся, поскольку в случае дальнейшего закручивания гаек им придется серьезно пересматривать, как публикуются отзывы на товары. А в том, что гайки будут закручивать, сомневаться не приходится. И в большинстве компаний это хорошо понимают. И пытаются договариваться, чтобы хотя бы резьбу не сорвало. А у кого сорвет, вколотят как гвоздь в крышку гроба клинтоновского интернета, рожденного в 1990-х. Мы уже успели к нему привыкнуть. А ведь Трамп давно предупреждал: «Нам надо поговорить с Биллом Гейтсом. С другими, кто понимает, что происходит. Обсудить разные вопросы. Но мы должны так или иначе положить конец этому интернету. Кто-то воскликнет: "Ах, свобода слова, свобода слова!" – Дураки. Дураков хватает».
