В последнее время спор на тему, что нужно делать с «путинской вертикалью», — один из самых популярных в околополитических кругах. Одни говорят, что в условиях кризиса с вертикалью нужно заканчивать. Другие, наоборот, уверены, что без вертикали кризис не преодолеть. Родится ли в этих спорах что-нибудь стоящее?
Десять лет назад, 19 марта 1999 года, тогда мало известный широкой публике человек — Александр Волошин — возглавил администрацию президента Бориса Ельцина. «Железный Стальевич», как вскоре прозвали чиновника, собственно, и начал строительство того, что позже назовут «путинской вертикалью». О том, с чего все начиналось, по просьбе «Профиля» рассказал президент Фонда эффективной политики, тогдашний советник Волошина Глеб ПАВЛОВСКИЙ. Is it working?
«Вертикаль не готова к кризису, вертикаль нужно менять» — именно эту мысль многие прочитали между строк выступления помощника президента РФ Аркадия Дворковича на Красноярском экономическом форуме. И хотя Дворкович говорил всего лишь о том, что к кризису не готова «старая бюрократическая элита» и поэтому «нужна элита, более открытая обществу», все услышали именно про вертикаль.
Это и понятно: элита, какой бы она ни была, встроена в определенную систему отношений. И даже приди во власть «элита, более открытая обществу», все равно в рамках действующих отношений она будет функционировать примерно так же, как элита старая, бюрократическая.
Другой подход прозвучал из уст первого замглавы президентской администрации Владислава Суркова. На заседании форума «Стратегия-2020» Сурков фактически выступил апологетом (он так и сказал: «я хочу выступить в защиту») «существующей политической системы». Выступать в защиту системы «это скучно, — признался Сурков, — потому что гораздо веселее все переменить, от всего отказаться и что-нибудь новенькое затеять». Однако кто-то должен заниматься и скучными вещами, тем более что «никто не просчитал — а как будет выглядеть новая политическая система и какова будет цена ее очередного внедрения?». По мнению Суркова, «наша политическая система работает: it’s working, как говорят наши друзья, которые учат нас демократии».
Между тем единственное, чего недостает заочному спору Дворковича—Суркова, — это некоторой искренности. Причем как с одной, так и с другой стороны. Создается впечатление, будто заочный спор ведется ради самого спора: чтоб другим неповадно было занимать нишу спорящих на эту тему. Ведь мало-мальски осведомленные люди (а Сурков с Дворковичем явно относятся к таковым) понимают: при всей своей внешней мощи и внушительности внутренне вертикаль (или «политическая система», что в нашем случае одно и то же) представляет собой весьма неоднородное, неэффективное и неповоротливое сооружение.
Да, все, кому положено подчиняться, кому положено подчиняются. Внешне все цивильно: полная субординация. Однако управляемость крайне невысокая. Креативность и инициатива снизу — почти нулевая. Ответственность за принятые решения — еще ниже...
Много шума и... ничего
Примеров — море. И из жизни госаппарата, и из жизни правящей партии.
Самые вопиющие у всех на слуху. Так, сразу после новогодних каникул президенту и премьеру понадобилось издавать специальные циркуляры, запрещающие высшим чиновникам без разрешения сверху ездить отдыхать за границу. Логика руководства страны понятна: негоже чиновникам в ситуации, когда многим гражданам трудно, сорить деньгами на зарубежных курортах. Но ведь известно, циркуляры (и вообще нормативные акты) издают тогда, когда норм обычных, как говорят, «морально-нравственных» становится недостаточно. «Вертикаль» границ не почувствовала, и целый ряд крупных партийно-государственных начальников засветился в «куршевелях».
Другой пример — смена руководящих кадров. Буквально на этой неделе в очередной раз в прессе прошла «утечка» о скорой отставке президента Башкирии Муртазы Рахимова — не первая и, видимо, не последняя. Между тем еще в конце лета один из главных государственных телеканалов (правда, в весьма позднее время) показал документальный фильм, повествующий о политических и экономических «художествах» главы Башкирии. Фильм был сделан в стиле знаменитых доренковских программ, и, поскольку на этом канале подобные фильмы просто так не выходят, казалось, что дни Рахимова на его посту сочтены. Ан нет! И это притом, что еще в самом начале путинского правления степень недовольства лидером Башкортостана у многих в Кремле была запредельной. Прошло десять лет, а пресс-служба президента Башкирии все не устает опровергать утечки о его якобы скорой отставке.
Третий пример — работа вертикали власти по выходу из кризиса. Сам Сурков в начале года говорил о том, что кризис не преодолеть, «опираясь на вялое ополчение счетоводов». Между тем кризису вот уже полгода, а «счетоводы» по-прежнему делают свое дело: ни отставок, ни смены приоритетов — даже поправки в бюджет, которые чиновники вроде бы должны были подготовить к середине марта, теперь, по слухам, внесут не раньше конца месяца. О том, что Медведев стал частенько ругать министров за нерасторопность, не пишет теперь даже охочая на такие штуки западная пресса. А ведь еще недавно, скажем, «Вашингтон пост» в статье с характерным названием «Выходя из тени Путина» именно на основе таких критических реплик президента делала выводы о том, что Медведев пытается «дистанцироваться от Путина и его методов руководства экономикой».
Партийное болото
Не лучше обстоят дела и с «Единой Россией». Характерная зарисовка: встреча Владимира Путина с руководством партии. Обсуждают кризис. Премьер говорит много, конкретно и по делу. Неожиданно слово дают главе исполкома ЕР Андрею Воробьеву. Цитируем по стенограмме.
«Уважаемый Владимир Владимирович, весь мир столкнулся с кризисом, и, к сожалению, мы не исключение. На этом фоне активизировались наша оппозиция и радикальные силы. Было бы хорошо, если бы наши оппозиционные партии предлагали конструктив: продуманные, взвешенные, обоснованные решения. Через этот спор мы бы решали проблемы, которые сегодня волнуют миллионы граждан. Однако очень часто они руководствуются эмоциями и выводят людей на улицы: пикеты, эмоционально настроенные люди, ничем не подкрепленные лозунги. Мы считаем, что крайне опасно в это непростое время, когда, как никогда, нужна консолидация, командное отношение к делу, допускать такие проявления».
Конечно, размышления на тему, что хотелось бы, чтобы оппозиция не мешала нам нагревать стулья, любопытны сами по себе, но вряд ли достойны внимания премьера. Но Воробьев не останавливается на общеполитических «хотелках», он отчитывается о проделанной работе. «31 января в 56 субъектах, более чем в ста городах мы провели массовые акции. Что мы сделали? Мы вышли на площадь и рассказали о том, что сделано в образовании, как защищены наши пенсионеры, какие решения принимались на съезде, а затем в правительстве и Думе в части помощи малому и среднему бизнесу, о налоговом послаблении — то есть весь пакет антикризисных мер. Вот такую акцию мы провели. Владимир Владимирович, хотелось бы услышать о вашем отношении и оценке подобных действий». Об отношении к чьим действиям — оппозиции или партии власти — хотел бы услышать Воробьев, он не уточнил: выбор оставил на усмотрение премьера.
Другой пример: в разгар региональных выборов одно из лиц партии — Сергей Шойгу — выступает в Волгограде с пустой (по крайней мере, с юридической и практической точки зрения) инициативой сажать тех, кто «отрицает победу СССР в Великой Отечественной войне». Но показательна даже не сама идея министра, а та сугубо чиновничья поспешность (к слову о вертикали), с какой один из партийных клубов начал претворение ее в жизнь. Ведь во время кризиса нет актуальнее темы, чем угодить начальству!
Вольному — воля
Впрочем, вернемся к сути спора: что со всем этим «вертикальным» богатством делать? Отменять, изменять или вовсе не трогать вертикаль?
Первое чувство — конечно, отменять: плохая, неэффективная, глупая. Но что вместо? «Других писателей у меня для вас нет!» — говаривал товарищ Сталин. Других чиновников тоже. Бюрократия должна выращиваться определенным образом. Получить ее — хорошую, образованную, эффективную — в одночасье невозможно. В этом смысле прав Сурков: «затеять что-нибудь новенькое» — легко и просто. Создать что-нибудь дельное гораздо труднее.
Сам Медведев недвусмысленно признал на недавней встрече с кадровым резервом — «мы только начинаем этим заниматься». «Мы прекрасно понимаем: обновление кадров, обновление потенциала человеческого, появление новых людей на соответствующих должностях в нашей стране идет очень медленно. Мы все время топчемся на месте, и, как принято говорить об этом достаточно часто, скамейка запасных у нас чрезвычайно короткая: все время передергиваем одну и ту же колоду». Цена которой, добавим от себя, часто весьма и весьма невысока.
Значит, изменять.
Ведь «не трогать» — тоже не выход. Десять путинских лет — при всех достижениях и провалах эпохи — прошли под лозунгом укрепления вертикали. Да, возможно, возводя властный механизм практически с нуля (см. комментарий Глеба Павловского), Путину было не до качественного отбора госслужащих, коих в целом по стране требуются сотни и сотни тысяч. Но, отстроив стены здания, рано или поздно нужно приступать к внутренней отделке. Иначе в нем невозможно нормально жить. Ничего не менять — значит, жить в бетонном монолите с цементным полом, без межкомнатных перегородок и удобств. А хочется иного.
Кто-то скажет, что изменять в условиях кризиса — дело хлопотное и рискованное. И в этом свой резон: вес бюрократии сейчас резко вырос. И бизнес, и простое население сегодня от нее гораздо больше зависят, чем в тучные докризисные годы: денег-то стало меньше, кто их распределяет — тот и молодец.
Однако никто из разумных людей не предлагает устраивать разгон чиновничьего аппарата или замену «путинских» кадров, например, на «медведевские» или «новодворские». Речь о другом — о формулировании новых стандартов. Подбора кадров. Критериев эффективности. Того, что следует считать коррупцией. И так далее.
Иногда кажется, что Медведев (создавая кадровый резерв, разрабатывая регламенты госслужбы, всякие антикоррупционные процедуры и др.) именно этим и занимается...
Но обязательно нужны прецеденты. Скажем, прошлым летом благодаря публичному заявлению зампреда Высшего арбитражного суда стало известно, что один из референтов кадрового управления президентской администрации оказывал давление на судей. Не нужно жестокостей, но за это он должен ответить. Чтобы был прецедент: давить на суд нельзя!
И так по всем направлениям.
Ясно, что для этого нужна политическая воля самого высшего руководства. Но если такой воли нет наверху, чего стоит вся остальная безвольная вертикаль?
И что содержательно можно ответить тем радикалам, которые все время настаивают на ее демонтаже? Как будто этого самого демонтажа никогда не было в русской истории и мы до сих пор не знаем, что за люди приходят на место тех, кто в силу революционных обстоятельств выпал из властного гнезда...
Мастер политической импровизации
Десять лет назад, 19 марта 1999 года, тогда мало известный широкой публике человек — Александр Волошин — возглавил администрацию президента Бориса Ельцина. «Железный Стальевич», как вскоре прозвали чиновника, собственно, и начал строительство того, что позже назовут «путинской вертикалью». О том, с чего все начиналось, по просьбе «Профиля» рассказал президент Фонда эффективной политики, тогдашний советник Волошина Глеб ПАВЛОВСКИЙ.
Думаю, мы сильно недооцениваем место импровизаций в государстве. Ведь и проект выхода суверенной России из СССР был поспешной импровизацией. И Конституция 1993 года еще одна импровизация. И «вертикаль власти» тоже была сымпровизированной системой запуска конституционного строя. Чтобы тот заработал наконец как положено государству.
Перед назначением Волошина несколько лет велась подготовка к президентскому транзиту 1999—2000 годов, времени ухода Б.Н. Ельцина от власти. Было известно, что Ельцин уйдет. Никаких продлений срока полномочий не будет, революций также не нужно, есть Конституция — в ее рамках надо провести выборы президента. Но так, чтобы победитель с ходу не отменил все. Боялись, что Ельцин, уходя, опрокинет и связанное с его непопулярным именем государство. Работа шла уже несколько лет, шла хаотически, рассыпалась на бессвязные проекты. Ельцин и сам переставал верить в успех.
Его мартовское решение назначить Волошина главой своей администрации взорвало ситуацию и привело к успеху. Но выяснилось это не сразу. Сначала, наоборот, оно вызвало недоумение, даже тревогу. Помню, один мой друг звонил Татьяне Дьяченко и говорил, что «Волошин — это катастрофа! Это решение Борис Николаевич должен отменить, пока не поздно!» И действительно, разве такой интеллигентный, экспертного телосложения человек справится с делом? Первый публичный выход Волошина выглядел провальным: Совет Федерации, куда тот пришел добиваться отставки Скуратова, его ошикал и едва не согнал с трибуны. Уже по этому легко оценить состояние тогдашней власти.
Волошина, казалось, ничего не смущало. Катастрофы он рассортировал по важности и с ними справлялся поочередно. Уже в мае 1999 года был вынужден уйти в отставку сверхпопулярный премьер Е.М. Примаков. Вслед за этим коммунисты провалились в Думе с идеей импичмента Ельцина. В течение месяца-двух Кремль с правительством заработали как одно целое. По отношению к главной задаче президентского транзита единство в верхах власти было обеспечено: всяк солдат знал свое место. Возникла крохотная проектная «вертикаль власти», поначалу только внутри предвыборной кампании.
Думаю, успешность Волошину обеспечили две вещи — во-первых, проектное мышление с привнесенным им, вероятно, из бизнеса навыком контролировать исполнение решений. Во-вторых, его талант креативной импровизации. Волошин — мастер импровизации. И сегодня эта часть нашей государственной традиции — ее склонность импровизировать, подхватывая чужие темы, — отчасти восходит к его наследству.
Я называю это «джаз-государство». Государство Россия, изобретенное без 5 минут 12, в момент советского коллапса, оспариваемое тогда и конкурентами, и своими же гражданами, вынуждено было импровизировать. На вызовы оно отвечало проектными импровизациями. Каждая импровизация опиралась на эталоны, западные и советские, свободно их смешивая. Вот один пример микширования — российская геральдика, герб и гимн. Другой пример — та же «вертикаль власти». В ее основах восхищение стабильностью западных институтов власти смешивается с ностальгией по советскому унитаризму. Так в импровизациях рождались политические темы, которые теперь кажутся бытовыми. Между прочим, Волошин поклонник джаза.
«Крещендо» предвыборной кампании Путина, включая досрочный уход Ельцина, — шедевр импровизации, осуществленный коллективом под управлением Волошина. Что кардинальным образом обновило всю политическую сцену. Оппозиция, поставив все на одну тему — борьбы с Ельциным, себя сама завела в западню. Заранее решив, что Ельцин станет цепляться за власть, они решили разыгрывать антиельцинскую тему и построили на этом всю предвыборную стратегию. А тот взял и ушел, выбив у них главную карту. Путин победил, политическая задача была решена.
Кстати, и сама президентская кандидатура Путина, возможно, была великой импровизацией. Помнится, весной 1999-го в Кремле обсуждалось одно социологическое исследование, где граждан опрашивали, на кого из киногероев должен быть похож кандидат в президенты. На удивление многих, на первое место вышел не Петр Первый и не Сталин, а Штирлиц! Оказалось, люди хотят не «сильную руку», а верного стране человека, который скромно трудится ради ее безопасности и однажды выходит в большую политику. Как знать, вдруг Волошин зацепился за этот образ и донес до Ельцина? Магия образа привела к успешной интуиции.
Вообще, импровизация срабатывает там, где у власти нехватка опыта и инфраструктуры. 10 лет назад без импровизаций мы бы просто не успели найти инструментарий для решения стоящих задач. Но стратегически джаз-политика довольно опасна. Пора бы уже перейти к другой стратегической школе. Государство, которое хочет оставить после себя президент Медведев, я думаю, это уже не джаз-государство.
