Майлз Дэвис: великий трубач, "злой и стильный"

Повезло

В отличие от большинства корифеев джаза, Майлз родился в благополучной семье. Его отец был дантистом, и Дэвисы могли позволить себе жить не в черном гетто, а в приличном квартале Ист-Сент-Луиса, города на берегу Миссисипи в штате Иллинойс.

В 18 лет Майлза отправили на обучение в Джульярдскую школу в Нью-Йорке, одно из лучших мест в Америке, где давали высшее образование в области музыки и других искусств. Но в школе его видели нечасто: Дэвис сутками торчал в джазовых клубах, где выступали его знаменитые приятели – изобретатели стиля бибоп саксофонист Чарли Паркер и трубач Диззи Гиллеспи.

С ними он познакомился еще в родном городе, куда бибопперы однажды приехали на гастроли. Майлз, тогда подающий надежды трубач в местном Rhumboogie Orchestra, пробился за кулисы в надежде украдкой поглядеть на своих кумиров. Заметив молодого парня с трубой подмышкой, Гиллеспи крикнул: «Эй, можешь сыграть с нами?» Нужна была срочная замена заболевшему трубачу. Так Дэвис неожиданно провел две недели, выступая с небожителями.

Нота протеста

Всю жизнь Дэвиса одолевали два желания: быть популярным и экспериментировать. Обычно они ведут в разные стороны, но Дэвису удавалось их сочетать. Он стремился опередить время, но ровно настолько, чтобы задать новую моду. Он хотел стать звездой, но на своих условиях. Новое для него было важнее любимого. «Я больше не исполняю баллады, потому что очень люблю их играть», – признавался Дэвис.

«Майлз скорее бы согласился исполнять ужасную музыку с плохой группой, чем блестяще повторять пройденное», – говорил сотрудничавший с ним пианист Кит Джарретт.

Это было в нем с самого начала: играя в середине 1940-х с Паркером и Гиллеспи, юный Майлз уже тогда старался уводить музыку в новом направлении. «Он играл нечто противоположное тому, что делал Диз», – вспоминал саксофонист Сонни Роллинз. Дэвис предпочитал делать «меньше, да лучше». Там, где бибопперы играли сто нот, он держал одну.

Прохладный

Майлз улавливал и гениально воплощал то, что уже носилось в воздухе. Так было и с кул-джазом – «прохладным джазом» (в противоположность жаркому бибопу), одним из создателей которого считается Дэвис. В конце 1940-х он вошел в круг музыкантов, экспериментировавших, скрещивая джаз и европейский импрессионизм. Идейным вдохновителем круга был пианист и аранжировщик Гил Эванс, при участии которого Майлз впоследствии запишет несколько великих пластинок.

Харизматичный Дэвис стал лидером компании, превратив ее в нонет Майлза Дэвиса (нонет – группа из девяти музыкантов). Коллектив просуществовал недолго, но записанный им материал через 10 лет уже считался хрестоматийным и был издан в виде альбома Birth Of The Cool.

Дэвис двинулся дальше, но «кул», то есть некая прохладца и сдержанность, навсегда остался в манере его игры: неспешной, задумчивой и лиричной.

Лучше всего звучание Дэвиса описал контрабасист Чарли Хейден: «Его труба словно голос, который влечет тебя куда-то. Игра Майлза заставляет тебя чувствовать жизнь так глубоко, что иногда хочется плакать».

Сам же музыкант говорил: «У меня не труба, а авторучка», – сравнивая свою игру с письмом или рисованием на бумаге.

Весна в Париже

В мае 1949 года Дэвис выступил на Парижском джазовом фестивале с квинтетом Тэдда Дэмерона.

Две недели, проведенные во Франции, перевернули его жизнь и сознание. «Я перестал быть застенчивым и начал верить в себя», – говорил Майлз. Еще бы: европейские критики носили его на руках, а в друзьях вдруг оказались Пабло Пикассо и Жан-Поль Сартр. Несмотря на языковой барьер, Дэвис затеял бурный роман с певицей Жюльетт Греко.

Были и другие открытия. «В Париже я понял, что белые бывают разными: некоторые из них набиты предрассудками, а некоторые нет. До меня это уже постепенно доходило после знакомства с Гилом Эвансом и другими белыми ребятами, но реально я это осознал в Париже», – признается Дэвис в автобиографии.

«Никогда в жизни мне не было так хорошо. Только, может, когда я услышал Птицу (Чарли Паркера) и Диза. Но то была музыка. А сейчас это была сама жизнь», – вспоминал Дэвис.

Во все тяжкие

Каково же было после такого вернуться в прежнюю реальность – в Нью-Йорк, где, ко всему прочему, не было работы. Дэвис впал в депрессию и начал употреблять героин, довольно популярный в то время в джазовой среде наркотик. Прежде подчеркнуто элегантный и собранный, он опустился на дно так быстро, что сам удивился. Через несколько месяцев, в 1950 году Дэвис уже фигурировал в печально известном очерке о музыкантах-наркоманах в авторитетном джазовом журнале DownBeat. Майлз Дэвис, говорилось в статье, успел из-за своего порока побывать в тюрьме – его вместе с другими джазменами арестовали в Лос-Анджелесе.

После такой рекламы мало кто хотел связываться с Дэвисом. Выручил Боб Уайнсток, владелец фирмы Prestige, которая начала записывать и выпускать пластинки непутевого музыканта. Сам же Майлз едва не потерял надежду вылезти из болота. Он воровал, сутенерствовал. Друзья порой находили его спящим в канаве. О семье – а у музыканта было уже двое детей – думать не было времени.

Бунтарь с причиной

В середине 1950-х Майлзу удалось совершить почти невозможное: слезть с иглы и реабилитировать себя в музыкальных кругах, блестяще выступив на фестивале в Ньюпорте.

Заключив выгодный контракт с фирмой Capitol, он собирает Miles Davis Quintet с великим Джоном Колтрейном на тенор-саксофоне и наконец покоряет мир.

В мемуарах он откровенно рассуждает о своем успехе, в частности, о том, как удачно подхватил дух времени, когда после фильмов «Дикарь» с Марлоном Брандо и «Бунтарь без причины» с Джеймсом Дином бунтарство вошло в моду: «Как бунтарь и чернокожий, нонконформист и классный стильный парень, злой, опытный и предельно правдивый, я полностью соответствовал запросам публики. К тому же я бесподобно играл на трубе, и у меня был прекрасный оркестр».

На свободу

Два обстоятельства, упомянутые нашим героем в последнюю очередь, все-таки играли немалую роль. В 1959-м квинтет Дэвиса записал Kind Of Blue – по сей день самый продаваемый джазовый альбом.

При этом он был новаторским: одержимый поиском большей творческой свободы, Дэвис набрел на идею модальной музыки, которую в это время развивал его приятель композитор Джордж Расселл. Эта идея позволяла отказаться от привычных гармоний в виде последовательности аккордов и как бы развязывала руки исполнителям.

Тут надо сказать, что Майлз Дэвис был не просто вдохновенным трубачом, наркоманом и бабником. Он был, в дополнение ко всему этому, большим музыкальным эрудитом. «У нас дома не звучал джаз, – вспоминает его супруга Фрэнсис, – дома звучали Барток и Стравинский».

Принц тьмы

В 1950-х музыкальные журналисты окрестили Дэвиса Принцем тьмы. Да-да, задолго до Оззи Осборна. В отличие от последнего, он не заигрывал с чертовщиной ради потехи, но в его образе безусловно было что-то демоническое. В автобиографии Дэвис откровенно заявляет: «Мне кажется, во мне много от дьявола».

Даже просто смотреть интервью с ним бывает неуютно: в его сдержанности чувствуется угроза, как от человека, который может в любой момент выкинуть опасную штуку. Глаза на темном лице древней африканской статуи глядят напряженно.

В 29 лет суровый внешний вид дополнился устрашающе сиплым голосом. Майлзу удалили полип на связках и после операции посоветовали молчать две недели до полного восстановления. Но вспыльчивый трубач не выдержал и наорал на кого-то раньше срока. Голос пропал навсегда.

Друзья Дэвиса знали, что музыкант подвержен вспышкам гнева, а от наркотиков у него случалась паранойя, что особенно неприятно, учитывая, что он носил с собой пистолет, а также неплохо боксировал, ведь его тренировал сам Шугар Рэй Робинсон.

Крутая формула

«Мне было просто страшно», – признавался трубач и продюсер Квинси Джонс, рассказывая о первом знакомстве с Дэвисом. Но узнавая Принца тьмы поближе, люди понимали, что тот может не только обложить матом за ошибку, но и одарить неожиданно теплым комплиментом, вдвойне приятным от такого чудовища.

Как в книгах: жутковатый демонический художник и его прекрасные неземные творения. «Он не был тем злодеем, каким хотел казаться, – считает гитарист Карлос Сантана, – злодей не смог бы делать такую глубокую и проникновенную музыку». Судя по мемуарам, Майлз часто мирился с довольно наглым поведением коллег. На демонического мачо это не очень похоже.

Он вылепил образ по формуле, которую приводит в автобиографии: «Злость, хладнокровие, стильность и ясная, сдержанная изысканность». И носил его, как броню, пряча за ней застенчивость, о которой знали только близкие люди.

Жизнь короля

В конце 1950-х – начале 1960-х Майлз Дэвис небезосновательно считал себя королем современной музыки. Он тщательно следил за своим имиджем, одевался с иголочки и раскатывал по улицам Нью-Йорка на «Феррари» в компании красавицы-жены, ради него бросившей балетную карьеру.

Дэвис был кинематографичен, как и его музыка – не зря мастер французской новой волны Луи Маль попросил Майлза записать саундтрек к своей нуар-драме «Лифт на эшафот» (1957).

В середине 1960-х Дэвис собрал так называемый Второй квинтет, куда среди прочих попал и пианист Херби Хэнкок, будущая звезда джаз-фанка и автор дорогой каждому брейк-дэнсеру темы Rockit.

С этим составом Дэвис увел джаз в абстрактные пространства спонтанной игры, уже не столь понятные широкой публике. В это же время он обнаружил, что выглядит уже не таким модным и продвинутым на фоне внезапно расплодившихся волосатых рокеров.

Грянул рок

Рок-музыка поначалу его сильно раздражала. Прежде всего своей популярностью, с которой джаз не мог сравниться даже в самые золотые годы. Джазмены собирали аншлаги в концертных залах и театрах, а рокеры – на стадионах. Сотни тысяч зрителей на рок-фестивалях не давали Дэвису покоя: как сделать, чтобы и на его музыку был такой же спрос?

Ревнуя, он говорил, что рокеры ничего не смыслят в музыке. Для некоторых делал исключение: дружески сошелся со знаменитой психоделической группой Grateful Dead и Карлосом Сантаной. Но человеком, который его по-настоящему потряс, был гитарист Джими Хендрикс. Со времен Чарли Паркера Дэвис не встречал еще музыканта, у которого мог бы поучиться.

Под влиянием духа времени Дэвис начинает записывать альбомы с электрическими инструментами, в которых соединяет джаз и рок, психоделию и африканскую музыку. Так появляется стиль фьюжн (он же джаз-рок), одной из вершин которого стал альбом Bitches Brew (1969), который, будучи совершенно авангардным, продавался не хуже рок-пластинок. В то время в группе Дэвиса играли, набираясь опыта, будущие звезды: пианисты Чик Кориа и Джо Завинул, который вскоре основал группу Weather Report, а также гитарист Джон Маклафлин, которого Майлз вдохновил собрать собственный коллектив Mahavishnu Orchestra. Как обычно, ансамбль Дэвиса был и музыкальной лабораторией, и кузницей талантов.

Новое дно

В 1970-х, однако, в лаборатории наступил кризис. Дэвис снова настолько увлекся наркотиками, что начал становиться неадекватным. На него навалились болезни, и он чувствовал, что сил играть на прежнем уровне больше нет. Решив взять перерыв на полгода, он пропал на целых пять лет, в течение которых в основном пил и принимал наркотики. Ему было за 50, и все решили, что карьера Майлза закончена.

Даже сам разваливавшийся на части Дэвис не мог предположить, что впереди его ждут аншлаги на стадионах, статус рок-звезды и панегирики от моднейших артистов вроде Стинга и Майкла Джексона.

Но одному ему уже было не вытащить себя из болота. Хорошо, что рядом оказалась бывшая супруга Сисели Тайсон. На радостях от нового успеха Дэвис снова взялся за бутылку, и на гастролях у него отнялась правая рука. Бывшая жена еще раз вернулась, чтобы выходить непослушного трубача.

В качестве арт-терапии Дэвис начал писать картины, вспоминая своего приятеля Пикассо.

Принц тьмы опять выходит из себя

Благодаря своей мощной интуиции Дэвис в очередной раз уловил витавшие в воздухе идеи и теперь играл хлесткий джаз-фанк, который легко попал бы в чарты, будь там вокал и слова, которые можно было бы напевать. Но Дэвис не признавал никакого голоса, кроме голоса своей трубы. Но и без чартов он купался в лучах славы. Очевидно, дело было не только в музыке, но и в том, что мир соскучился по этому колоритному человеку.

Кончилось все тем, что Дэвис создал новый жанр, скрестив джаз со входившим в моду хип-хопом. Вместе с продюсером Easy Mo Bee был записан альбом Doo-Bop. И снова эксперимент удался – правда, трубач не успел дожить до выпуска пластинки.

Его снова подвел вспыльчивый характер. В 29 лет из-за вспышки гнева Майлз лишился голоса, а в 65 лет она стоила ему жизни. Однажды, жалуясь на проблемы с дыханием, он услышал совет врача установить трахеостому – трубку в горле. Эта идея привела Дэвиса в такое негодование, что с ним случился удар. Музыкант впал в кому и через несколько дней скончался.

Его игра

Универсальность Майлза Дэвиса в том, что его джаз совершенен на многих уровнях: для поверхностных потребителей он может быть стильным звуковым фоном, музыкой для модных магазинов, а для вдумчивых слушателей – бездонным океаном идей, источником глубоких переживаний.

Говоря о музыке Дэвиса, не надо забывать, что он создавал ее не в одиночку, а в сотворчестве со множеством талантливых людей. Это и Гил Эванс, и пианист Билл Эванс, без которого, возможно, не было бы Kind Of Blue, и Колтрейн, и Маркус Миллер, который практически единолично сочинил и записал прекрасный альбом Дэвиса Tutu (1986). Лидерство Майлза состояло не в том, чтобы диктовать, а в том, чтобы найти правильных людей и дать им полную свободу. И тогда начиналось нечто необъяснимое, как в случае с Маркусом Миллером, который рассказывал: «Я записал все партии для Tutu. Это была моя музыка. А потом пришел Майлз, записал поверх всего свою трубу. Я послушал и понял: теперь это была уже его музыка».