Медленная рука – друг блюзменов: 80 лет Эрику Клэптону

Раз солдат, два солдат

Принято думать, что все виртуозы стали таковыми, потому что изнуряли себя упражнениями с раннего детства: с пяти лет, как Никколо Паганини, а то и с двух, как Евгений Кисин. Но не таков наш герой. По-настоящему он начал осваивать гитару лишь в 15, что не помешало уже к 20 годам получить свое божественное прозвище.

Клэптон родился в деревне Рипли графства Суррей, что на юге Англии. Шла Вторая мировая война, и появление Эрика стало итогом романа 16-летней англичанки Патрисии Клэптон и 24-летнего канадского солдата Эдварда Уолтера Фрайера. Еще до появления сына на свет Фрайер отбыл в родную Канаду и больше со своей британской семьей не контактировал. В его жизни потом было еще несколько жен и детей, тюремный срок и много долгов. По крайней мере, он передал своему отпрыску хорошие гены – говорят, канадец имел музыкальный талант.

Ребенка воспитывали бабушка с дедушкой, и в раннем детстве Эрику казалось, что они и есть его родители, а юная Патрисия – его старшая сестра. Путаницы добавляло то, что у деда, отчима Патрисии, была похожая фамилия – Клэпп. Правду о своем настоящем отце Клэптон узнал, когда ему было девять, и эта новость повергла его в такое душевное смятение, что он надолго закрылся в себе и практически забросил учебу в школе. Единственное, на что откликалась его душа, было рисование. Спустя много лет Клэптон выразил свою детскую фрустрацию от безотцовщины в получившей «Грэмми» песне My Father’s Eyes (1992).

У Патрисии же была явная склонность к канадским солдатам: познакомившись с еще одним, она уехала с ним в Германию, оставив сына на попечении своих родителей.

Струны толстые и тонкие

В 13 лет Клэптон открыл для себя американский рок-н-ролл: Литтл Ричарда, Чака Берри, Джерри Ли Льюиса. Волна новой дикой музыки как раз докатилась к 1958 году до тихого и патриархального Суррея. Эрик упросил бабушку купить ему гитару. Бабушка была большим меломаном – слушала джазовые биг-бенды и неплохо играла на пианино, – но вот в гитарах разбиралась плохо, да и денег лишних не было, поэтому внуку достался недорогой немецкий инструмент с толстыми стальными струнами. Субтильному отроку играть на таком оказалось не по силам, и он вскоре забросил его.

Но уклониться от рок-н-ролльной повинности Эрику не удалось. Новой музыки с каждым годом становилось все больше, подростки вокруг него собирали школьные группы, и оставаться в стороне было невозможно. Превозмогая боль, 15-летний Клэптон снова начал упражняться на гитаре, стирая тонкие пальцы в кровь. Все, кто в советское время учился играть на струнах за 4 рубля 50 копеек, хорошо поймут его мучения.

Со временем Эрик выяснил, что бывают струны и потоньше, играть на которых куда приятнее, и перешел на самый тонкий комплект струн, который только можно было достать. Одна беда – они часто рвались во время концерта. И поскольку Клэптон тогда еще не был большой рок-звездой со свитой техников, готовых вмиг поднести маэстро новую гитару, менять струну приходилось прямо на сцене. Дело это не быстрое, и чтобы как-то заполнить образовавшиеся паузы, публика взяла за обычай медленно хлопать в это время в ладоши. Так у Клэптона появилось его первое прозвище – Медленная Рука (Slowhand).

В одном из поздних интервью Клэптон рассказал, что не воспринимал эти медленные аплодисменты как поддержку, скорее наоборот. «В Британии таким образом спортивные болельщики выражают свое недовольство», – пояснил он.

Блюзовые чудаки

Как бы то ни было, юный музыкант стремительно прогрессировал. Его предыдущее увлечение – рисование – было заброшено, и Клэптон вылетел из Кингстонского колледжа искусств в Лондоне в конце первого учебного года.

Но 16-летний Эрик этого практически не заметил, поскольку решительно помешался на американском блюзе. Все-таки рок-н-ролл был слишком шумным и агрессивным для его тонкой интровертной натуры, но на волне рок-н-ролльной моды на поверхность начали подниматься и записи музыкантов предыдущих поколений: Альберта Кинга, Би Би Кинга, Хаулин Вулфа и других блюзменов. Именно блюз был предтечей рок-н-ролла, и Клэптону он понравился больше – в нем было больше глубины, чувственности, подлинности. Это была серьезная музыка, которую играли люди с большим, нередко суровым жизненным опытом.

Клэптон был одним из тех странных английских подростков, которым изумлялись американцы. С какой-то стати эти чудаки вместо модного стиляжного рок-н-ролла прониклись интересом к блюзу, который даже черная молодежь в те годы считала музыкой для пенсионеров и деревенщин. И ладно бы британцы остановились на его электрическом варианте, который играл Мадди Уотерс или Би Би Кинг – но нет же, они докопались даже до граммофонных пластинок Роберта Джонсона и Чарли Паттона, записывавшихся в 1930-х, что американцам казалось совсем уж несусветной архаикой.

Но не будь таких странных энтузиастов вроде нашего героя или Кита Ричардса из The Rolling Stones, скорее всего, не было бы и самой рок-музыки как жанра – ведь блюз стал не менее важным ее компонентом, чем рок-н-ролл.

Первый успех

Чтобы накопить на приличный инструмент, Клэптон клал кирпичи на стройке вместе со своим дедом Джеком, а когда вожделенный Gibson был куплен, Эрик отправился покорять лондонские клубы и пабы. В 17 лет он присоединился к своей первой группе The Roosters, просуществовавшей полгода, затем были еще менее долговечные проекты вроде Casey Jones и The Engineers.

На одном из концертов Клэптона заметил Кит Релф, знавший его по художественному колледжу, и пригласил в свою новую группу The Yardbirds. Скоро она стала одной из ключевых команд британской рок-музыки середины 1960-х, и помимо Клэпона в ней успели поиграть такие титаны, как Джефф Бек и Джимми Пейдж – последний на обломках этой группы в конце десятилетия создал новую, еще более легендарную – Led Zeppelin.

Пока же, в начале 1960-х, The Yardbirds создавали нешуточную конкуренцию The Rolling Stones – обе команды играли на одном поле электрического блюза. Группа Клэптона осуществила «мечту мечт» одержимых блюзом британцев, записав альбом с культовым американским блюзменом – Сонни Боем Уильямсоном.

The Yardbirds также славились концертной мощью. Они одними из первых стали превращать обычные короткие номера в десятиминутные импровизации, с каждой минутой поднимая напряжение песни, доводя себя и слушателей до экстаза. Кроме того Клэптон одним из первых начал искажать звук гитары, используя эффект «перегруза» (дисторшен), который со временем стал обязательным для исполнителей хард-рока и хэви-метала.

Однако через полтора года менеджер группы Джорджио Гомельски решил, что блюз – это хорошо, но для полноценного мирового успеха The Yardbirds нужны поп-хиты. Ведь в середине 1960-х британские группы одна за другой отправлялись покорять Америку по проторенной The Beatles дорожке – это явление вошло в историю как Британское вторжение.

Легко ли быть богом

Тут-то и выяснилось, что Эрик настоящий человек искусства, а не конъюнктурщик. Он не одобрил новый курс The Yardbirds на хит-парады и пожелал продолжить играть блюз, пусть он даже принесет в разы меньше денег. Поучаствовав напоследок в записи песни For Your Love (действительно ставшей хитом), он вежливо закрыл за собой дверь.

Но верность любимому стилю окупила себя – Клэптону хватило и на хлеб с маслом и на роллс-ройс. Гитарист Джон Майалл пригласил молодого виртуоза в свой проект Bluesbreakers, широким жестом уступив ему место первой гитары. В 1965 году вышла пластинка Blues Breakers With Eric Clapton – примерно такая же классическая вещь для британского блюза тех времен, как Kind Of Blue Майлза Дэвиса для кул-джаза. Но ужиться двум большим гитаристам в одной команде оказалось непросто: Клэптон то уходил, то приходил, и всё ограничилось в итоге одним альбомом плюс фрагментарными студийными записями.

Именно в этот период на стенах лондонской подземки, а затем и на других городских поверхностях начали появляться граффити «Клэптон – бог». Это прозвище было посолиднее, чем Медленная Рука.

Новому реноме надо было соответствовать, и у Эрика это получалось. Музыкальная сцена Лондона той эпохи просто-таки кишела талантами, и вполне обычным явлением стали так называемые супергруппы – коллективы, собиравшиеся из музыкантов, у которых уже было громкое (или относительно громкое) имя. Первой супергруппой с участием Клэптона стала Powerhouse, где помимо него играли Джон Пол Джонс (будущий басист Led Zeppellin, а тогда востребованный сессионный музыкант), Джон Уинвуд (игравший в The Spencer Davis Group, а затем основавший Traffic) и Джек Брюс, зарекомендовавший себя в коллективах пионеров британского блюза Алексиса Корнера и Грэма Бонда.

Супергруппа приказала долго жить, но Клэптон с Брюсом по горячим следам сколотили новую, взяв третьим участником барабанщика Джинджера Бейкера. Последний пришел в рок из джаза и считал себя величайшим ударником на свете.

Во главе рок-революции

Группу назвали Cream (то есть «Сливки» – тонкий намек на уровень музыкантов), и она стала одной из тех команд, что определили лицо рок-музыки на десятилетия вперед.

Помимо прочего, Cream числится среди зачинателей хард-рока. По первому альбому 1966 года этого еще не скажешь, но уже на втором, Disraeli Gears, можно услышать такие хард-рок-гимны, как Sunshine Of Your Love и Tale Of Brave Ulisses. В этот период застенчивый Клэптон позволил себе запеть, чего прежде категорически избегал. Далось ему это решение непросто и потребовало определенного количества спиртного для смелости – что позже аукнулось нешуточным алкоголизмом.

Но в 1967-м Клэптон был еще свеж, выдавал умопомрачительные соло. Игра в Cream изменила его репутацию: теперь он был не просто белым блюзовым гитаристом, а экспериментатором и новатором. На него сильно повлияло знакомство с Джими Хендриксом, тогда еще малоизвестным американским гитаристом, приехавшим в 1966 году искать счастья в Лондоне.

Услышав Джими на концерте, Эрик был потрясен. «Вот уж кто настоящий бог, а не я», – сказал он себе. Зависть между артистами обычное дело, но благородный Клэптон никогда не скрывал своего восхищения Хендриксом и всячески расхваливал его перед друзьями.

Как это бывает с по-настоящему одаренными людьми, Эрик не стал слепо подражать коллеге, но полученный от Хендрикса новаторский импульс позволил ему найти собственный путь. Второй и третий альбомы Cream – Disraeli Gears (1967) и Wheels Of Fire (1968) – воспринимались современниками как музыкальные откровения.

Сама же супергруппа еле держалась на грани распада: отношения между заносчивым и вспыльчивым Бейкером и не менее задиристым Брюсом были скверными, и дело часто доходило до драк. Мирный характер Клэптона до поры до времени гасил эти «костры амбиций», но все же, просуществовав три года, в 1969-м Cream объявили о самороспуске.

К тому времени Клэптон уже крепко дружил с музыкантами самых влиятельных групп той эпохи, The Beatles и The Rolling Stones. Обе группы были не прочь видеть его в своих рядах. Джон Леннон собирался позвать Эрика, когда во время записи Let It Be Джордж Харрисон надумал уйти, а Мик Джаггер надеялся заменить им погибшего в 1969 году Брайана Джонса.

Всего этого не случилось, потому что Харрисон не ушел, а The Rolling Stones решили, что Клэптон, как уже большая рок-звезда, будет перетягивать на себя внимание, и предпочли взять куда менее известного Мика Тейлора.

Но все же Эрик записал соло для песни While My Guitar Gently Weeps, вошедшей в битловский белый альбом 1968 года, а в следующем году сыграл в составе группы Леннона Plastic Ono Band на фестивале в Торонто. Концерт прошел в наркотическом угаре, так как рок-аристократия тех времен начала массово переходить с ЛСД и прочих галлюциногенов на тяжелые наркотики вроде героина.

Клэптон очень быстро подсел на все это: застенчивым людям часто кажется, что наркотики* и алкоголь прибавляют им уверенности, особенно если надо соответствовать статусу рок-звезд.

Неразделенная любовь

Вредные привычки начали постепенно превращать жизнь Эрика в хаос, который многократно усиливался любовью к жене его друга Джорджа Харрисона, эффектной модели и фотографу Патти Бойд. Клэптон втрескался в Бойд по уши и всячески пытался привлечь ее внимание, в том числе песнями.

Если Харрисон посвящал супруге такие незабвенные сочинения, как Something и For You Blue, то Клэптон поднял ставки еще выше и в истерзанных чувствах написал в честь Патти один из главных своих хитов – Layla, отсылающий к арабской средневековой легенде о трагической любви Лейлы и Маджнуна. Песня вышла на единственном альбоме Layla and Other Assorted Songs (1970) клэптоновского проекта Derek And The Dominos, который, как почти все его группы того времени, просуществовал очень недолго.

Ему предшествовала еще одна быстро разваливавшаяся группа Blind Faith, в которой играли старые друзья Стив Уинвуд и Джинджер Бейкер. Столкновение раздутых эго уничтожили ее еще быстрее, чем Cream, – сразу после выхода дебютного альбома в 1969-м.

Layla сработала далеко не сразу – Патти Бойд была верна Харрисону, а вот Клэптон на три года выпал из музыкального бизнеса, затворившись с наркотиками в своем особняке. У этой красивой песни есть еще один мрачный шлейф – фортепианную часть для нее сочинил барабанщик Derek And The Dominos Джим Гордон. Он страдал психическим расстройством, которое привело к трагедии: в 1983 году Гордон убил свою мать и остаток жизни провел в тюрьме.

Влюбленность Эрика не была ни для кого секретом, но как человек культурный он предпочитал страдать в тишине, убивая себя героином, а внешне между ним и Харрисоном оставались такие же дружеские отношения, как обычно. Отчаявшийся Клэптон пытался было найти замену Патти в лице ее сестры Полы, но подобные союзы никогда не бывают счастливы.

Успех и бутылка

Удивительно, но Эрик все-таки добился женщины своей мечты, хотя то была заслуга не его, а скорее друга Джорджа. После многих лет медитаций в том внезапно проснулся большой интерес к женщинам и кокаину, и Харрисон неожиданно для всех из тихони-индуиста превратился в рок-н-ролльного Дон Жуана, видимо, наверстывая все, что упустил в молодости, проведенной в тени Леннона и Маккартни.

Такого поворота Бойд не приняла и в 1974 году переехала к Клэптону, к которому, как казалось, наоборот начало возвращаться здравомыслие. Он бросил наркотики и вернулся на сцену, выпустив сольный альбом 461 Ocean Boulevard, один из самых успешных в его карьере.

Это был уже новый Клэптон – не блюзовый пурист и не кислотный экспериментатор, а артист, делающий комфортную, душевную, расслабленную теплую музыку – конечно же, все-таки на блюзовой основе. Его слабоватый голос, которого он прежде стеснялся, очень подходил к «санаторной» атмосфере этого нового творческого периода. На альбоме среди прочего была и кавер-версия I Shot the Sheriff, песни тогда еще малоизвестного ямайского музыканта Боба Марли. Выгода была обоюдной: версия Клэптона возглавила американские чарты и сделала хорошую рекламу Марли, чья карьера с той поры резко пошла вверх.

Нервическая, взвинченная манера игры, свойственная Клэптону конца 1960-х, сменилась на неспешную и раздумчивую: гитарист как бы начал соответствовать своему давнему прозвищу Медленная Рука, в котором прежде слышалось противоречие, ведь Эрик считался мастером скоростной игры.

Один из самых успешных его альбомов того периода так и назывался – Slowhand (1977). Там был еще один шедевр, посвященный Патти Бойд, – песня Wonderful Tonight. Душераздирающее напряжение Layla сменилось тихим удовольствием от жизни с любимой женщиной.

Однако на самом деле эта жизнь была далека от идиллии. Бросив героин, Клэптон пытался заменить прежний «кайф» алкоголем – и победить этого демона оказалось намного сложнее. Весь покрытый пятнами из-за уже отказывавшейся работать печени, чудом вытащенный с того света врачами, прооперировавшими его многочисленные желудочные язвы, Клэптон все равно не мог оторваться от бутылки, превратившись в алкоголика, которому, как он пишет в мемуарах, ровно каждые пять часов требовалась дозаправка объемной дозой спиртного.

В комплекте с этим шли расстройство психики, истерики, агрессия и многочисленные романы «на стороне», так что Патти Бойд начала жалеть, что ушла от Харрисона – тот хотя бы не пил и не буянил. И все же в 1979 году Патти и Эрик официально поженились – и на бумаге этот брак держался еще 10 лет, хотя отношения оставляли желать лучшего.

Жилец вершин

Каким-то чудом Клэптону удалось дотянуть до 42 лет, и только в 1987-м он смог окончательно завязать с алкоголем. Трезвость сразу принесла плоды – после серии невнятных пластинок 1980-х альбом Joureyman (1989) выглядел многообещающим возвращением блюзового романтика. А за Bad Love, песню с этого диска, Эрик получил «Грэмми», причем не за игру на гитаре, а за вокальную партию, что, конечно, его изрядно позабавило.

Но еще более успешным стал концертный альбом Unplugged (1992) – в те годы было модно записывать такие пластинки с акустическими версиями привычных композиций. Этим увлеклись как ветераны рока вроде нашего героя или Нила Янга, так и молодые группы, например Nirvana и Alice In Chains.

Для Клэптона этот альбом стал особенным; на нем были две композиции, сделавшие его еще более популярным, чем прежде, в 1990-х их крутили по радио бесконечно, крутят и сейчас. Это обновленная, мягкая версия Layla и песня Tears In Heaven, написанная в память о Коноре, сыне Эрика от фотомодели Лори дель Санто. В 1991 году четырехлетний ребенок выпал из окна клэптоновской нью-йоркской квартиры, находившейся на 53-м этаже небоскреба. После такой потери музыкант едва не запил вновь, но выдержал – и в итоге сублимированная в музыку тоска спасла его.

С того времени и до сегодняшнего дня он в статусе рок-небожителя, который уже не нужно подкреплять какими-то впечатляющими достижениями и открытиями; достаточно просто изредка подкидывать публике, как дрова в костер, ровные и добротные альбомы – удобную музыку немного усталого, но хорошо обеспеченного человека, чьи жизненные потрясения, как и творческие эксперименты, остались в прошлом.

________________________
Редакция журнала «Профиль» не одобряет употребление наркотических и психотропных веществ, они опасны и вредны для здоровья