– Покушение на главного хореографа Сергея Филина, которому плеснули в лицо кислотой, вызвало волну негативных публикаций о Большом по всему миру. Что вы делаете, чтобы восстановить мир в театре?
– Сразу после назначения на эту должность я дал понять, что не потерплю ни кумовства, ни коррупции. И поверьте мне, что человек, облеченный властью, который с кого-то берет деньги, при мне в театре работать не будет. Все должны решать талант и способности, а не связи. Я пытаюсь создавать необходимые для этого структуру и атмосферу. И в этом я вижу свою главную задачу: распределение ролей должно быть прозрачным, не обусловленным влиянием извне.
– Как вы реагируете, когда звонят политики, олигархи или чиновники из Министерства культуры, чтобы замолвить перед вами словечко за ту или балерину?
– На самом деле я ждал, что столкнусь с давлением такого рода. Однако до сих пор ни одного подобного звонка не поступало. Возможно, потому, что у меня репутация человека, на которого невозможно повлиять.
– Вас пригласили в качестве антикризисного управляющего, чья задача – очистить Авгиевы конюшни?
– Я так не считаю, тем более что творческая репутация Большого театра всегда была и остается на высоком уровне. Мы живем в XXI веке, и время тоталитарного театра, в котором все решал директор или руководитель, закончилось. Сегодня только усилия команды позволяют добиться серьезных успехов.
– Значит, вы не диктатор?
– Я принимаю решения в диалоге с коллективом, а не уединившись в тихом уголке. Я все обсуждаю с музыкальным руководителем-главным дирижером, с художественным руководителем балета. А вот когда решение уже принято, тогда я диктатор.
– Уже много лет в Большом театре и вокруг Большого продолжаются жаркие споры между традиционалистами и реформаторами. Вы считаете себя модернизатором?
– Во всяком случае, я убежден, что наш репертуар, как в опере, так и в балете должен отражать современную эстетику и сегодняшний мир. На следующей неделе у нас состоятся гастроли Гамбургского балета со спектаклем «Пер Гюнта» в возобновленной постановке хореографа Джона Ноймайера. Театр – это не музей, а живой механизм.
– Значит, «Лебединого озера» больше не будет?
– Отчего же, будет. Разумеется, мы считаем себя еще и хранителями великого наследия русского классического балета и русской классической оперы. Большому театру нужно и то, и другое: и современность, и традиции. Но времена, когда артисты балеты отказывались работать с современными хореографами, прошли.
– В России установилась мода на консерватизм. Политики пытаются добиться от вас традиционного репертуара?
– Нет, ничуть. Однако мы чувствуем поляризацию в нашем обществе и международную напряженность. Есть давление и со стороны религиозных организаций.
– Вы имеете в виду Русскую Православную Церковь, которой через министра культуры удалось добиться отставки директора одного из новосибирских театров?
– Это один из примеров. Раньше такого не было. Тем важнее для нас сохранять внутреннее спокойствие. Мы выбираем тот репертуар, который считаем нужным, и работаем с теми деятелями искусства и режиссерами, которых считаем чрезвычайно талантливыми, даже если кто-то советует нам этого не делать.
– Как вы реагируете на капризы театральных див? Несколько лет назад прима-балерина Светлана Захарова в порыве гнева уехала из Москвы, когда ее не включили в первый состав балета «Евгений Онегин».
– Решающее значение в таких ситуациях имеет открытый разговор, правильный тон. Захарова – звезда мирового балета, и в той ситуации она заслуживала другого обращения с собой. Жалко, что на тот момент не нашлось никого, кто бы сел со Светланой обсудил сложившуюся ситуацию.
