Во время Петербургского экономического форума, вызывающего все меньше энтузиазма за границей и все больше внутри, одна из панелей будет посвящена поиску русского национального бренда. Что может быть нашим главным продуктом, исправно выдерживающим мировую конкуренцию? Разумеется, то, о чем больше всего говорят: вспомним, какие инфоповоды дает Россия в последнее время. Мы давно уже производим в промышленных количествах не космос и не автомат Калашникова, не спутники и не балалайки, и даже водку насобачились делать везде, а пить и подавно; наше главное ноу-хау в последнее время – обыск, именно специалистов в этой области мы должны поставлять всему миру, именно этим опытом должны обмениваться.
Кто сказал, что брендом обязательно должен быть товар, то, что можно надеть, съесть или, на худой конец, посмотреть? Российский обыск – главный инструмент управления страной, способ власти общаться с подчиненными, универсальный метод расстановки моральных и эстетических акцентов. Он заменяет в России публичную политику: не обязательно компрометировать оппонента и тем паче искать аргументы для публичной полемики. Достаточно обыскать.
Серьезнейшее преимущество обыска – его, так сказать, обратимость. Он не означает ареста, хотя нередко к нему ведет; более того, в традиционной сюжетной структуре он как бы и есть пролог к аресту, сопровождающийся тем, что в обширной литературе о русском терроре называется «пытка надеждой». Обыск прекрасен тем, что ищут всегда Неизвестно Чего: ясно же, что предполагаемый растратчик бюджетных средств, будь то Серебренников или высокопоставленный чиновник, не хранит их дома. Но наизнанку выворачивается вся его подноготная – особенно если дело происходит, как водится, в шесть утра: можно найти не бюджетные миллионы, их всяко не вернешь, но любовника (цу), пакетик гашиша, остатки вчерашнего пиршества, детские рисунки, интимный дневник, любимый гаджет, приготовленное для стирки белье. Выворачивание наизнанку всей частной жизни подозреваемого в присутствии корреспондента допущенного канала, будь то НТВ или «Лайф», способно размягчить и каменное сердце: клиент сам не заметит, как начнет давать признательные показания. А если все потенциальные жертвы, то есть культовые режиссеры и среднее чиновничество, перестанут что-либо хранить дома, жизнь их еще быстрей превратится в ад, чего и требовалось достичь.
После обыска, однако, не обязательно сажать: вполне можно отправить под домашний арест или просто оставить в статусе свидетеля. Важно добиться чувства, что ты на крючке. Возникает дым, а дыма без огня нет; теперь любые твои инициативы – уже с душком этого дымка. Это подгорает твоя репутация. Вы спросите: а почему же не репутация следствия? А потому, что его репутация давно сгорела. Никто не ждет от следствия, что они найдут правду. Правда – объект самой удобной манипуляции: если ты истратил бюджетные средства не на то, что надо, а, скажем, на антирелигиозный или либеральный спектакль, ты их, считай, похитил. Обыск ведь не следствие установления истины – это всего лишь способ обозначить потенциального врага. Кроме того, обыск позволяет задеть широчайший спектр потенциальных жертв: так, громкая акция в Гоголь-центре означает, что насторожиться следует в том числе и Владиславу Суркову, чью прозу Серебренников инсценировал. При этом последствия обыска могут проявляться сколь угодно долго или не наступить вообще: дел много, клиентов полно, напугали одного – идем дальше.
Вы скажете: да кому это там нужно? А я скажу: представьте себе Америку, в которой произвели выемку документов и обыск квартиры Майкла Флинна! Или вообразите Джорджа Буша-jr, инициирующего обыск у Майкла Мура после фильма «Фаренгейт 9/11»! Трамп заявляет, что он самый травимый президент Америки, – так пара-тройка обысков у ведущих критиков мигом превратила бы его в неприкосновенного.
Конечно, наверху от обысков принято отмежевываться. Дмитрий Медведев в свое время сказал: козлы. Владимир Путин, как более деликатный, сказал Евгению Миронову (так, чтобы слышал Андрей Колесников): дураки. Но это так, снисходительное, уменьшительно-ласкательное: можете не сомневаться, более суровой критики не воспоследует. Потому что чрезмерность в дознании либо пытке в России никого не смущает. Недопугать – слабость, пересолить простительно: художнику бояться даже и полезно, не нарисует лишнего, а остальные давно уже сидят, просто не все еще заметили.
Почему-то мне кажется, что эта секция будет самой интересной. И технологии будут закупаться с ажиотажным спросом.
