Роскомнадзор собирается заблокировать Facebook, если он не выполнит закон о локализации персональных данных, то есть не будет хранить все персональные данные на российских серверах, на российской территории, под непосредственным контролем местных властей. В этом нет ничего ужасного, и более того — это даже приблизит долгожданные перемены. Вот Михаил Зыгарь и его товарищи запустили проект «1917», где выложили цитаты из дневников, писем и стихов тогдашних великих авторов в виде фейсбучных постов. И стало понятно, что если бы в 1917 году был Фейсбук, то никакой революции бы не было — просто потому, что народ бы вполне обошелся публичными срачами, как это теперь называется, и выпустил весь пар в гудок.
Вообще, как показал этот же проект, почти все тексты этой грозной и смешной эпохи можно выкладывать в Сеть без малейших изменений — получится хроника сегодняшнего дня. Лично мне вспоминается фельетонный цикл Горького «Русские сказки» — лучшее, наверное, его произведение предреволюционных времен. Там есть у него седьмая сказка с точным описанием фейсбучной ситуации: жили-были евреи — «обыкновенные евреи для погромов», и после каждого погрома русская интеллигенция писала протест. Тогда евреи — народ хитрый — поставили эксперимент: «Ну, так давайте перед будущим погромом спрячем всю бумагу, и все перья, и все чернила и посмотрим — что они будут делать тогда? Народ дружный — сказано-сделано: скупили всю бумагу, все перья, спрятали, а чернила — в Черное море вылили и сидят, дожидаются».
И тогда русская интеллигенция написала свой протест на заборе, и сочла свой долг выполненным, а погромы продолжились прежним порядком.
Фейсбук создает ложное и опасное впечатление общественной жизни: Россия с ее логоцентризмом особенно подвержена этому гипнозу. Человеку начинает казаться, что, если он что-либо написал, то это уже как бы преодолено, вставлено в историю, вытащено в поле общественного сознания. Между тем, все эти посты про коммунальные проблемы, общественные негодования и про котиков имеют примерно равную ценность и одинаково, то есть никак, влияют на ситуацию. Фейсбучная общественная жизнь представляет из себя любопытное, нет слов, но бессмысленное «бурление говн», которое способно испортить настроение и даже поднять давление людям впечатлительным, но на закаленных бойцов действует, как приятная щекотка. Единственное, для чего Фейсбук действительно бывает полезен, так это благотворительность, призывы к помощи и другие проявления невинной горизонтальной солидарности; но это ведь сравнительно легко компенсируется — мало ли социальных сетей? Фейсбук особенно любим не благотворителями и даже не домохозяйками, а именно политическими мыслителями, публицистами, мастерами общих слов, распространителями слухов и публикаторами собственных откровений, чаще всего графоманских. Графомания — хорошая вещь, поскольку учит людей формулировать туманные ощущения и смутные позывы, но вслед за формулировками должно наступать дело, а особенность русского сознания в том, что все ограничивается словом. Сказал — и как бы достаточно.
Более того: этот логоцентризм заложен в основу русского характера, вшит туда, и лучше всего это сформулировал 150 лет назад честный малый Базаров: «Удивительное дело, как человек еще верит в слова. Скажут ему, например, дурака и не прибьют, он опечалится; назовут его умницей и денег ему не дадут — он почувствует удовольствие». Социальные сети, возможно, играют некую роль в организации народных волнений — но опять-таки не в России, а здесь у них вполне конкретная функция: показывать всем интересующимся — и прежде всего властям, — кто что думает. Однажды мордокнига, как ее ласково называют пользователи, уже поучаствовала в масштабной провокации — после удачной акции 26 марта некто предложил собраться в начале апреля и закрепить успех; многие повелись, возникли группы, Навальному пришлось открещиваться… Фейсбук хорош не столько для самоорганизации, сколько для провокаций, а главное, для создания исчерпывающей картины, кто что думает и куда собирается. Так что если его прикроют — лично я обрадуюсь, тем более что моя активность в нем стремится к нулю: одного опровергнешь, если врет, другого потроллишь, если хамит, — а остального мне, слава Богу, хватает в офлайне.
Сколько бы мы ни повторяли, что живем в матрице, сколько бы ни врали себе и другим, что мир стремительно виртуализуется, — все главное происходит в офлайне: любовь и секс, полемика и мордобой, еда и испражнения. Россиянам не худо бы покончить с таким могучим хронофагом, как иллюзорное, во многом фальшивое сетевое общение. Время высвободится и на чтение, и на сочинительство, ибо авторы сетевых постов вполне могли бы выработаться в писателей, займись они этим всерьез и гоняйся не только за лайками; да и вообще, глядишь, начнем что-то менять в окружающем мире — не все же призывать к покраске подъездов и возделыванию клумб!
Правда, чутье подсказывает мне, что осуществится горьковский вариант: найдут забор и напишут на нем. Забор ведь по-английски fence, так что появитсяменять почти ничего не придется.
