Железнодорожные вехи ядерных сил
Еще на рубеже 1950–1960‑х годов в американских СМИ обсуждалось создание боевых железнодорожных ракетных комплексов (БЖРК). Высказывались предложения развернуть в Европе общенатовский парк БЖРК со 100 ракетами Polaris. Правда, воплотить в жизнь эти задумки не удалось из-за позиции Шарля де Голля, потребовавшего передать Франции треть ракет в индивидуальную собственность. Последней попыткой создания БЖРК в США стала программа Peacekeeper Rail Garrison, в рамках которой планировалось развернуть 25 подвижных составов – каждый с двумя межконтинентальными баллистическими ракетами (МБР) LGM‑118A Peacekeeper. Однако после распада СССР эта программа утратила актуальность, да и в сенате ее целесообразность у многих вызывала сомнения.
В нашей стране активные работы над БЖРК начались на десятилетие позже, чем в Америке, но зато были доведены до конца – в 1987‑м на дежурство заступил комплекс Р‑23 УТТХ «Молодец». За те 15 лет, что эти комплексы находились на вооружении, вокруг них сложился особый ореол. И отказ от их использования в нулевых многими был воспринят как неоправданная уступка американцам, которые, дескать, стремились лишить Россию именно этих «не имеющих аналогов» систем. При этом игнорируется тот факт, что в связи с окончанием срока службы параллельно снимались с вооружения аналогичные ракеты шахтного базирования. Важен был и фактор СНВ‑II, подразумевавшего отказ от ракет наземного базирования с разделяемыми головными частями, – в Соединенных Штатах, например, были сняты с вооружения наиболее мощные МБР Peacekeeper. Да и «Тополь-М» был сделан моноблочным в расчете на СНВ‑II, несмотря на технические резервы (в полной мере реализованные на «Ярсе», оснащаемом разделяемыми головными частями).
Неудивительно, что появившаяся в конце 2011‑го информация о разработке Московским институтом теплотехники нового БЖРК «Баргузин» была воспринята с большим энтузиазмом и интересом.
Второе пришествие «Поезда Судного дня»
В ноябре 2016‑го тема БЖРК попала на передовицы в связи с анонсом и последующим проведением так называемых «бросковых» испытаний. При этом официального подтверждения от Минобороны до настоящего времени не было. Пожалуй, с высокой долей уверенности можно говорить о завершении первого этапа подготовки ракетного комплекса в рамках проекта – возможно, в рамках мероприятий, описанных в СМИ, отработана интеграция МБР (озвучивалась информация о ее «родстве» с РС‑24 «Ярс» либо РС‑26 «Рубеж») и «стартового вагона». Предположительно, система отвода проводов контактной сети осталась в наследство от БЖРК «Молодец». Ключевыми задачами, вероятно, решавшимися в рамках «бросковых» испытаний, стали обеспечение размещения ракеты и необходимых механизмов в вагоне, соответствующем стандартным габаритам железнодорожного транспорта, и ее пуск (скорее всего, с использованием «минометного старта») без создания катастрофических последствий для инфраструктуры. Также, возможно, производились «замеры» воздействия пуска на железнодорожное полотно с точки зрения соответствия расчетам.
Нет сомнений, что отечественные конструкторы могут справиться с задачей создания БЖРК. Тем более что масса ракеты снизилась вдвое – советская тяжелая твердотопливная МБР комплекса РТ‑23 весила почти 105 тонн, а ракета «Ярса» – менее 50 тонн. Конечно, первая оснащалась десятком боевых блоков, а у «Ярса» их максимум три-четыре, но по соотношению количества блоков/носителей у отечественных стратегических ядерных сил (СЯС) и так «перегруз» (условный коэффициент, согласно официальным данным, составляет до 2,8 боезаряда на развернутый носитель, в то время как в США эта цифра недотягивает и до 2,1), а нам еще тяжелые «Сарматы» на вооружение принимать.
Меньшая масса означает, что можно будет обойтись без внешне заметных по усиленному шасси вагонов (само собой, и сделать их будет проще). Да и дорожная сеть не потребует особой модернизации – в свое время значительная часть расходов в рамках подготовки к принятию на вооружение «Молодца» ушла на усиление дорожного полотна в глухих местах путей общего пользования. Развитие техники позволит избежать целого ряда проблем, которые пришлось решать советским конструкторам, – так, для определения координат БЖРК сможет пользоваться современными надежными и высокоточными инерциальными навигационными системами (разумеется, со спутниковой коррекцией), в то время, в 1980‑х, пришлось устанавливать на столбах тысячи пассивных датчиков координат.
Сторонники развертывания БЖРК нового поколения считают, что он мог бы стать ответом на систему противоракетной обороны (ПРО) США. Это сомнительный аргумент – существующая и перспективная ПРО «прорывается» современными российскими МБР независимо от способа их базирования (не говоря уже о так называемых «системах первого марта», представленных президентом Владимиром Путиным во время послания Федеральному собранию в 2018 году). Вместе с тем в определенной мере к ПРО можно отнести и мероприятия не только по перехвату ракет, но и по недопущению их пуска, в т. ч. с помощью нанесения удара в киберпространстве (т. н. концепция Left of Launch, она же «достартовый перехват»). Возможно, в этой области «ракетный поезд» мог бы повысить устойчивость СЯС России. Другой вопрос – соотношение затрат и результата. Тем более сложно представить себе ситуацию, в которой отечественные РВСН не будут предпринимать мероприятий по снижению такой угрозы для МБР в шахтах и на подвижных грунтовых ракетных комплексах (ПГРК). Сегодня новым аргументом сторонников БЖРК стала угроза, которая может возникнуть в случае развертывания американцами ракет средней и меньшей дальности в непосредственной близости от российских границ. Но совершенно непонятно, почему БЖРК может считаться лучшим ответом на эту угрозу, чем прочие варианты базирования ракет.
Выполнение проектных работ в рамках «Баргузина», безусловно, будет полезно для поддержания тонуса разработчиков. Фактически сейчас идет финальный этап перевооружения РВСН (конечно, на повестке дня остаются новая тяжелая ракета РС‑28 «Сармат» и ракетный комплекс с планирующим крылатым блоком «Авангард», но это другая история), однако достоверные сроки следующего «апгрейда» российских СЯС пока предсказать невозможно, тем более в условиях масштабных (пусть и спорных) планов по смене поколений оружия в СЯС США. Создание БЖРК требует серьезной междисциплинарной и межведомственной работы, тем самым задавая высокую планку не только для технических специалистов, но и для руководителей, отвечающих за реализацию проекта в целом. Даже если «поезд номер ноль» не встанет на рельсы в обозримом будущем, опыт организации таких работ пригодится при разработке новых систем вооружений, причем не только стратегического характера. Наука и техника развиваются стремительно, и никто не может исключать, что в обозримом будущем потребуется интеграция новых видов транспорта с новыми средствами доставки (и наоборот).
Главной претензией к «Баргузину», а до этого к «Молодцу» и гипотетическим зарубежным аналогам всегда была их сомнительная целесообразность. Кстати, сама по себе характеристика «не имеющий аналогов» греет душу, но не стоит забывать, что малая распространенность какой-либо системы вооружения обычно вызвана не тем, что ее сложно создать, а тем, что ее не считают нужной.
Железнодорожная база была чрезвычайно актуальна для особо тяжелых МБР. А до того как разведывательные спутники начали передавать данные «в прямом эфире», определить координаты БЖРК для надежного уничтожения было и практически невозможно. Однако новый БЖРК, если его все же создадут, наверняка будет использовать ракету, родственную используемой в ПГРК «Ярс». Так что о поездах с гиперзвуковыми «Авангардами» стоит забыть – по крайней мере, текущие глайдеры для достижения требуемой дальности должны использовать тяжелые ракеты УР‑100 Н УТТХ и в перспективе, вероятно, РС‑28 «Сармат». Что касается ракет с жидкостными двигателями, то недопустимо даже рассматривать их базирование на поезде с точки зрения безопасности. Разумеется, можно обсуждать вариант с «постановкой на рельсы» «Булавы», но это очевидно потребует значительных вложений и времени.
В этом и состоит ключевая проблема. Речь не об экономии средств, а об их оптимальном распределении внутри приоритетной части оборонных расходов – расходов на СЯС. Ограниченные в условиях сокращения бюджета деньги недопустимо пускать на новую систему просто потому, что она «не имеет аналогов».
Изменились и средства разведки. Базирование БЖРК в позиционных районах не стоит и обсуждать – он проигрывает колесным комплексам. Но и в случае «выхода на бескрайние просторы» обычных железных дорог он не сможет спрятаться. В случае нарастания конфликта технические средства разведки противника не спустят электронных глаз с районов вблизи пунктов базирования, и состав будет наверняка обнаружен при выходе. А железнодорожное расписание – вещь жесткая, просто так туда-сюда кататься по используемым гражданскими составами путям не получится. Будучи один раз обнаруженным поезд, в отличие от колесного ПГРК, затеряться вряд ли сможет – по понятным причинам его маршрут более предсказуем.
Отдельно следует отметить наличие на железной дороге весьма высокотехнологичной и, что немаловажно, открытой системы ЭТРАН (Электронная транспортная накладная). Проанализировав получаемый коммерческими пользователями массив данных, выявить местоположение БЖРК – задача не слишком сложная, тем более сегодня, когда для анализа Big Data используется искусственный интеллект. Кроме того, объекты, движущиеся по железной дороге, попадают в автоматизированную систему управления железнодорожным транспортом, которая также может стать источником информации для вероятного противника. В целом железнодорожные перевозки в России (и не только) – крайне зарегулированная отрасль, что в значительной мере обусловливает их эффективность и надежность, но в то же время делает очень сложной задачей попытку «спрятать» что-либо на железнодорожных путях общего пользования.
То, что поезд движется быстрее, чем колесный ПГРК по лесу, особой роли не играет. Живучесть БЖРК должна обеспечиваться не скоростными рекордами, а трудностью определения его координат в момент запуска противником ракеты. Петляющий по лесу «Ярс» в этой ситуации выглядит явно не хуже движущегося в железнодорожном трафике поезда.
В силу выше приведенных аргументов защитникам «Баргузина» следует доказывать не то, что ракетный поезд хорош из-за оригинальности концепции, а что он лучше, чем шесть (если верна информация в СМИ о планируемом количестве ракет в составе) ПГРК «Ярс»: БЖРК займет их место в рамках ограничений СНВ (или следующего договора), потребует их боевых блоков и ракет (выпуск которых ограничен). То есть поезду надо быть более живучим, чем не один, а сразу шесть распределенных по огромной площади «Ярсов», только в этом случае он более выгоден с точки зрения обеспечения сдерживания. Так ли это? Ответ очевиден. А есть еще проблема безопасности (например, противодействие диверсиям), обеспечить которую на всем протяжении железнодорожных путей нашей родины посложнее, чем в настоящей крепости района развертывания колесных ПГРК или шахтных пусковых установок.
Определенные надежды возлагаются на маскировку. Действительно, «легкость» ракеты позволит при желании сделать «Баргузин» практически неотличимым от обычного состава. Однако и тут есть затруднения, так как это вступает в противоречие с рядом статей еще действующего СНВ‑III и, вероятно, договора, который придет ему на смену. Кроме того, однажды обнаруженный БЖРК уже не спрячешь. Да и сама концепция размещения ракеты на железнодорожной платформе ставит под удар гражданскую инфраструктуру.
На последнем стоит остановиться подробнее. Массовое развертывание БЖРК приведет к тому, что, весьма вероятно, под прицелом окажутся крупные узлы железных дорог, то есть мегаполисы. Потенциальный контрсиловой удар в таком случае превращается в контрценностный. Конечно, в этом есть определенная логика: пускать ракеты по таким объектам вероятный противник решится только в крайнем случае, но ракетные шахты в пригородах городов‑миллионников от этого никто не строит.
Политическое измерение
Если БЖРК встанут на боевое патрулирование, это навредит действующим соглашениям в области ограничения стратегических вооружений и режиму нераспространения. В первую очередь потребуется введение новой системы в установленную номенклатуру по СНВ‑III. В принципе, процедура в соглашении прописана, однако есть большие сомнения в применимости ранее согласованных ограничений по районам патрулирования ПГРК, а также правилам мониторинга исполнения соглашений. «Подсчет» БЖРК, вероятно, мог бы представлять что-то среднее между действующими правилами для МБР и БРПЛ. То есть считаться будут ракеты и пусковые установки по отдельности, в т. ч. с учетом «статуса» развернутых и неразвернутых. Особенно увлекательной представляется задача контроля количества пусковых установок, если разработчики действительно пойдут на максимальную унификацию «пускового вагона» с вагонами общего назначения.
Кроме того, вслед за Китаем, предположительно, ведущим разработку аналогичного проекта (при этом обладающим более развитой и современной сетью железных дорог), и иные страны, имеющие подходящие баллистические ракеты, могут заинтересоваться стратегической милитаризацией железнодорожных путей. Особенно угрожающий вид этот процесс может иметь с учетом отсутствия каких бы то ни было универсальных режимов контроля и ограничения соответствующих вооружений.
Очевидно, в случае появления новой неизвестной в уравнении стратегической стабильности в рамках российско-американских отношений ускорится поиск решений как по наращиванию ударного потенциала, так и по снижению угрозы. Возможные решения окажут влияние и на существующие системы стратегического сдерживания. Актуализация определения стратегической стабильности как ключевого понятия международной безопасности – задача важная, но не хотелось бы, чтобы этот процесс проходил в условиях ничем не ограниченной гонки стратегических наступательных и оборонительных вооружений. Действующая администрация США до настоящего времени не проявила какого-либо предметного интереса к добросовестному диалогу по данному вопросу – напротив, архитектура контроля над вооружениями стремительно расшатывается.
По оценкам высшего руководства Российской Федерации, мы вплотную приблизились к полноценной гонке вооружений. При этом прямо заявлено о целевой задаче ограничения расходов даже при самом критическом развитии событий. БЖРК в данной ситуации выглядит как минимум сомнительной инвестицией.
