Фактически это была техническая мера – ввод в действие решения по первому раунду повышения тарифов на китайский экспорт, объявленного еще 15 июня прошлого года. Китай, в свою очередь, с 6 июля начал взимать 25-процентную пошлину с 545 видов американских товаров, включая сельхозпродукцию, морепродукты, автомашины и автокомпоненты. Объем их экспорта также составлял $34 млрд.
Разумеется, 6 июля – это лишь рубеж, начиная с которого можно говорить о полномасштабном торговом конфликте. Обмен угрозами и претензиями, введение отдельных тарифных ограничений и санкций против отдельных компаний начались раньше.
Однако введенные до 6 июля тарифы – например, февральские на солнечные панели и стиральные машины и мартовские на сталь и алюминий – формально не были направлены именно против КНР. Но именно Китай был в числе главных пострадавших – 15–25%-процентными пошлинами был затронут его экспорт в США на $3 млрд, и уже в апреле 2018‑го КНР ввела аналогичные пошлины на 128 видов американского экспорта.
После нескольких раундов обмена повышениями тарифов и введения дополнительных пошлин по состоянию на конец 2018 года в США действовали увеличенные тарифы против китайского экспорта на сумму $250 млрд, а в КНР – против американского на сумму $110 млрд.
Общий объем американо-китайской торговли товарами и услугами, по данным американской статистики, составлял в 2018 году $737,1 млрд. Из них американский экспорт достигал $179,3 млрд, а импорт – $557,9 млрд при отрицательном для США сальдо $378,6 млрд. В сфере торговли только товарами ситуация выглядела для США еще более печально: экспорт всего $120,3 млрд при импорте $539,5 млрд и отрицательном сальдо $419,2 млрд.
Примечательно, что в прошлом году, несмотря на то что шесть его месяцев пришлись на торговую войну, отрицательное для США сальдо торговли с Китаем выросло. Американский экспорт товаров в КНР снизился на 7,4%, в то время как китайский экспорт в Соединенные Штаты вырос на 6,7%.
В первом квартале 2019 года введенные Трампом тарифы ударили по мировой экономике, но опять же никак не отразились на торговом балансе США и КНР. Китайский импорт из Америки в первом квартале упал на 27%. Что касается китайского экспорта в США, то даже десять тысяч категорий товаров, затронутых повышенными тарифами, показали более скромное снижение поставок – 26%.
Если говорить о влиянии торговой войны на китайскую экономику в целом, то следует отметить, что пока применяемые правительством КНР меры поддержки и стимулирования экономики дают эффект и поддерживают рост на относительно высоком уровне – 6,4%, в основном компенсируя влияние американских тарифов.
Разумеется, вопросы у экономистов вызывает сама китайская политика стимулирования экономики, оказывающая на нее серьезное деформирующее воздействие. Раскрученный маховик государственных инвестиций способствует образованию пузырей, вложению значительных средств в экономически необоснованные инфраструктурные и промышленные проекты, накоплению плохих долгов.
На это любят указывать американские политики, чиновники и ученые, уверенные в победе своей страны в конфликте с Китаем. Однако подобная логика в гораздо большей степени применима к самим Соединенным Штатам, все экономическое развитие которых, начиная с кризиса 2007 года, протекало при крайне высоком уровне бюджетного дефицита и быстром наращивании госдолга (с 65% ВВП в 2006 году до 107% в 2019‑м).
Попытки Трампа простимулировать экономику резким сокращением налогов, сохранив расходы бюджета, при уже заоблачных значениях дефицита и долга в 2018 году едва ли выглядят более здоровыми, чем китайские ухищрения.
Особенность момента состоит в том, что все крупные игроки в мировой политике (кроме, возможно, Индии) сейчас переживают серьезный кризис и стоят перед необходимостью смены модели развития. Эта ситуация, когда по всему миру рушатся устоявшиеся правила игры и пересматриваются многолетние приоритеты, обнаруживает явные параллели с событиями начала ХХ века.
Конфликт начался не из-за дефицита США в торговле с Китаем, как это любит говорить Трамп. Этот дефицит неизбежен для экономики страны – эмитента ведущей мировой резервной валюты, жаловаться на него абсурдно, и в будущем сокращающийся импорт из КНР будет всего лишь замещен импортом из других стран.
Торговая война стала тактическим элементом общей стратегии сдерживания Китая, призванной устранить его как конкурента Соединенных Штатов в XXI веке. Другие слагаемые этого противостояния – технологическое соревнование (санкции против китайских технологических гигантов, таких как ZTE и Huawei), военное давление (рост американского военного присутствия в регионе), внешнеполитическое давление, активизация разведывательных и контрразведывательных операций, пропаганды и подрывной политической деятельности.
Конкретная цель торговой войны – перенос из Китая производств крупных западных компаний, а также блокирование для лидеров китайского хайтека выходов на внешние рынки и доступа к иностранным технологиям. Этот процесс уже начался, но он не может быть быстрым. Китай за десятилетия реформ добился выдающихся успехов в создании на своей территории первоклассной инфраструктуры и системы подготовки кадров для промышленности.
Именно эти факторы, а не давно уже ставшая мифом «дешевизна китайской рабочей силы», обеспечивают КНР статус всемирной сборочной площадки. Соответственно, процесс переноса предприятий с китайской территории, который уже идет и набирает силу, будет постепенным.
Подготовка кадров и производственных площадок, перестройка логистических цепочек для многих отраслей займут от нескольких лет до более чем десятилетия. Это дает Китаю время для перенастройки своей экономики.
После переговоров с Си в Осаке Трамп объявил, что разрешит американским компаниям продавать Huawei свою продукцию. Это было расценено как уступка, хотя по сути – всего лишь максимизация прибыли
Andy Wong / AP Photo/ ТАССВременной фактор в переносе производственных мощностей влияет и на ход переговоров в рамках торговой войны. Он делает невозможной слишком быструю ее эскалацию – если китайской продукции не получится быстро найти замену, то импортные тарифы превратятся, по сути, в дополнительное налогообложение американских потребителей.
Стремлением Соединенных Штатов и Китая выиграть время, необходимое для подготовки к длительному противостоянию, обусловлены перемирия, заключенные по итогам саммитов G20 в Буэнос-Айресе и в Осаке. При этом в целом затягивание времени более выгодно КНР, чем США, поскольку технологические вызовы, с которыми китайцы сталкиваются при «разводе», более масштабны.
Идеальным для Пекина развитием событий стало бы продолжительное перемирие с Вашингтоном, подразумевающее отказ от введения дискриминационных пошлин и санкций за сотрудничество в сфере высоких технологий. Китай готов заплатить за это существенным увеличением закупок американской продукции, особенно сырьевой. Однако маловероятно, что Соединенные Штаты легко согласятся на такое.
Хотя макроэкономические эффекты американо-китайской торговой войны пока не слишком значительны, она стала поворотным событием в новейшей истории, необратимо изменив общемировые правила игры. Торговая война покончила, вероятно, на длительное время с набором идеологических мифов и экзотических заблуждений, владевших умами на протяжении последних десятилетий.
После коллективного помешательства 1990‑х – 2000‑х человечеству были явлены простые истины. Политика важнее экономики, поскольку политический крах всегда влечет за собой экономический коллапс. Страх и стремление крупных государств к господству важнее, чем сотрудничество и международное разделение труда. Армии и оружие важнее «мягкой силы». Договора действуют до тех пор, пока подкреплены реальной силой. Навязывание своих интересов даже путем откровенной лжи и угроз работает лучше, чем забота о «нашем образе в мире».
Внезапно выяснилось, что сотрудничество с мировыми лидерами в сфере высоких технологий может быть не только способом сократить отставание, но и источником уязвимости.
Надежды на то, что крупный западный бизнес, вложившийся в вашу страну, удержит своих политиков от атаки на вас, в основном безосновательны. Если это не удалось Китаю, второй экономике мира и крупнейшему потребительскому рынку, то это попросту не работает в условиях, когда имеет место серьезный политический конфликт интересов.
Крупная страна сегодня вынуждена обеспечивать воспроизводство на своей территории некоего минимального набора критически важных технологий любой ценой. Ссылки на «неконкурентоспособность», «отставание» и указания на выгоды специализации и разделения труда в современном мире попросту глупы.
Разговоры о конкурентоспособности имеют смысл там, где есть свободная конкуренция. Если другая сторона может в любой момент отказать вам в поставках по любым политическим и экономическим мотивам, говорить о свободной конкуренции не приходится.
Правильно десятилетиями развивать собственную «неконкурентоспособную» микроэлектронику, чтобы, столкнувшись с санкциями и блокадой, реализовать в реальные сроки хотя бы частичное импортозамещение (это случай Китая).
Неправильно уповать на мировое разделение труда и в итоге провалить собственную космическую программу в силу неспособности производить компонентную базу класса space нужного качества (это случай России). Также неправильно угробить собственное производство коммуникационного оборудования и мучительно выбирать, кто будет шпионить за нами через сети 5G – американцы или китайцы.
В новой эпохе мы вступаем в гонку национальных инновационных стратегий, которая ведется с применением всего арсенала грязных мер, с ведущей ролью государства и зачастую под прямым контролем военных. Все прежние прекраснодушные рассуждения об отсутствии границ, свободном движении идей и мировой науке уходят в прошлое – образуются закрытые технологические альянсы.
Пришельцам извне не доверяют, им отказывают в сотрудничестве – в Америке ученых, имеющих слишком тесные связи с Китаем, начинает рутинно опрашивать ФБР. Недоверие и выстраивание стен распространяются из сферы двойных или военных технологий во вполне безобидные, мирные отрасли вроде медицинских исследований. То, что считалось раньше хрестоматийными случаями мракобесия, превращается в общепринятые нормы.
Большое противостояние Китая и США только начинается. Скорее всего, мы находимся в начале конфликта, который растянется на десятилетия, вовлекая в свой водоворот новые страны и сферы жизни. И в любом случае уроки этой войны должны играть определяющую роль в нашей стратегии развития.
