– После того как «Башнефть» была деприватизирована, республика получила в свое распоряжение 25% плюс одну акцию компании. В условиях нынешнего кризиса это «спасательный круг» для республиканской экономики?
– Скорее, это дополнительная опора, обеспечивающая стабильность экономики. Я приведу несколько цифр. Мы в этом году идем с превышением и по налоговым, и по неналоговым поступлениям по отношению к прошлому году почти на 15%. Если бы не было этих 5 млрд рублей дивидендов по акциям «Башнефти», то превышение было бы примерно 9% по отношению к 2014 году. То есть мы все равно были бы в плюсе. Но, с другой стороны, дивиденды, которые мы получили, позволили увеличить нашу республиканскую адресную инвестиционную программу. Она была порядка 6,5–7 млрд рублей, а теперь будет 11,5–12 млрд. Это хорошая прибавка, помогающая нам жить и работать.
– Многие мои коллеги, писавшие об истории с «Башнефтью», полагают, что республика получила в свое распоряжение четверть акций этой компании благодаря вашим лоббистским возможностям…
– Я должен отстаивать интересы Башкортостана всегда и везде, и, если есть возможность что-то получить дополнительно для республики, я стараюсь этим воспользоваться. Что касается передачи акций республике, то решающую роль в этом сыграл президент Владимир Владимирович Путин. Он поддержал наше предложение и дал поручение правительству передать нам 25% плюс одну акцию. Так что это заслуга президента страны, и мы ему искренне благодарны за поддержку.
– Как повлияла национализация «Башнефти» на настроение инвесторов?
– Я считаю, что позитивно. Капитализация растет, компания показывает хороший устойчивый рост, речь идет прежде всего о добыче нефти. И по приросту запасов, и по приросту относительных объемов добычи «Башнефть» сегодня № 1 в России. То, что год вокруг нее происходило – суды, изменение формы собственности, – никоим образом не сказалось на ее производственной деятельности. Более того, планируется увеличение добычи нефти до 20 миллионов тонн в ближайшие 2–3 года. Менеджмент в основном сохранился, люди работают те же самые, изменился только совет директоров.
– А как сказались на активности отечественных и зарубежных инвесторов западные санкции?
– Башкортостан, наверное, один из немногих регионов, где инвестиции продолжают расти: по состоянию на сегодняшний день они выросли на 5,5% по отношению к уровню прошлого года. В предыдущие годы порядок роста инвестиций был сопоставим, а учитывая нынешний спад в экономике, это достойный показатель. Что касается инвестиций зарубежных компаний, то и здесь пока все в порядке – завершена первая очередь строительства большого деревоперерабатывающего комбината, объем инвестиций 100 млн евро, планируется строительство второй очереди (инвестиции – 180 млн евро).
На прошлой неделе мы договорились об инвестировании порядка $50 млн австрийской компанией в разработку месторождений и строительство производства для получения порошкообразных материалов для резинотехнической и медицинской промышленности.
Кроме того, у нас есть совместный проект «РусГидро» и французской Alstom по строительству завода по производству оборудования для ГЭС малой и средней мощности. Хотя Alstom перешла в собственность американской компании General Electric, в ноябре–декабре ждем новостей о том, что проект будет продолжен.
Эти проекты – это новые качественные рабочие места для наших людей, поступления в бюджет. Одним словом, несмотря на внешние факторы, мы идем своим обычным путем, развиваемся.
– Западные санкции как-то сказываются на работе республиканского топливно-энергетического комплекса?
– Практически нет. Выручка крупных экспортеров нефти и нефтепродуктов, в том числе «Башнефти», «Газпромнефтехима», в рублевом выражении увеличилась.
– Сказалось изменение валютного курса?
– Да, поэтому на сегодняшний день можно утверждать, что особых сложностей не возникло. А что касается поставок оборудования, то мы и «Газпрому», и «Башнефти», и другим крупным компаниям, которые работают на территории республики, представили список примерно из 300 позиций возможного импортозамещения. Мы пока не все можем производить, в частности, это касается специального оборудования для химии, но в целом наши машиностроительные заводы вполне конкурентоспособны.
Раньше, скажу об этом откровенно, наши крупные предприятия отрицали саму возможность работы с отечественными производителями. Нос воротили от нашего, отечественного, зачастую это делали несправедливо. Сегодня жизнь заставляет их использовать оборудование, произведенное в России. Не все идет гладко, есть, конечно, проблемы, которые надо решать, в том числе и нашим производителям. Я имею в виду соотношение цена–качество. Будем работать в этом направлении.
– В одном из своих выступлений вы говорили, что стало меньше внешних заимствований, кредитные ресурсы внутри страны тоже в дефиците. Как Башкортостан решает эту проблему, где кредитуется?
– Это было характерно для начала года, а сейчас у российских банков достаточно большие возможности, и с кредитованием республики мы не испытываем никаких проблем. Дело в том, что у нас и долгов немного, реальная цифра нашего долга – 23 млрд рублей при консолидированном бюджете порядка 150 млрд. В общем, мы не выбираем даже половину того, что могли бы по нормативам иметь в качестве долгов. И когда нам надо получить кредит 3–5 млрд рублей для покрытия бюджетного дефицита, для нас это не вопрос. Мы хорошие заемщики, и банки с удовольствием дали бы нам существенно больше.
Когда слишком много денег – это тоже проблема. При избытке финансов к ним порой начинают относиться вольно, а вот когда их ровно столько, сколько нужно, люди ведут себя осмысленно, понимают цену денег. Я считаю, что на сегодняшний день ситуация в экономике республики сбалансирована.
– Как вы оцениваете политику федерального правительства по выходу из кризиса?
– Мы с федеральным правительством работаем сообща, оно нам помогало и субсидиями, и субвенциями. Вместе с тем регионы предлагали, чтобы на период выхода из кризиса субъектам Федерации дали побольше полномочий, чтобы они могли быстрее реагировать на ту или иную ситуацию, складывающуюся на конкретном промышленном предприятии. Мы сегодня не имеем доступа к важной информации, например, к данным по налогам, объемам производства.
Мы просили дать нам такие полномочия, с тем чтобы иметь возможность разбираться, как ведет себя предприятие, не специально ли ухудшается его экономическое положение, не выводит ли преднамеренно ресурсы за пределы страны, как формируется цена.
Да, есть федеральные структуры, которые должны этим заниматься, но они зачастую несильно заинтересованы в устойчивом развитии территории, на которой работают. У них нет такого целевого показателя. Здесь возникает определенное противоречие – отвечает за все, что происходит на территории, глава региона, губернатор, а законных полномочий, для того чтобы получить информацию о работе предприятия, у него в достаточной мере нет.
Конечно, сколько должно быть у региона полномочий – вопрос дискуссионный. Читал записки губернаторов XIX века, они тоже тогда жаловались, что им власти не хватает. Я не считаю, что это принципиальный момент в отношениях между центром и субъектами Федерации. Но если бы у регионов было больше полномочий, в том числе в вопросах, связанных с охраной окружающей среды, с земле-, лесо-, водопользованием, у федерального центра оставалось бы больше времени на другие созидательные дела.
– В Уфе этим летом прошли саммиты ШОС и БРИКС, в 2020 году запланирована всемирная культурная олимпиада (Фольклориада). С какими главными проблемами вы сталкиваетесь при организации подобного рода мероприятий?
– Что касается подготовки к саммитам ШОС и БРИКС, мы серьезно поработали, за пару лет привели в порядок город. При этом на то, чтобы подготовить именно Уфу к этим саммитам, мы федеральных денег почти не брали. Средства из центра пошли на модернизацию аэродромного хозяйства уфимского аэропорта.
Недавно провели первый форум малого и среднего бизнеса стран–членов ШОС и БРИКС, в нем участвовали 1,5 тысячи человек. Все прошло, что называется, на автопилоте, без проблем.
На сегодняшний день мы уже получаем довольно много заявок от федеральных органов власти на проведение тех или иных крупных мероприятий. Потому что все уверены – Уфа справится, Башкортостан – это надежно.
На всемирную культурную олимпиаду приедет около 5–7 тысяч участников, кроме того, мы ждем большого наплыва туристов. Мы сейчас думаем, как нарастить на период проведения Фольклориады гостиничную сеть или сеть недорогих отелей, хостелов.
Также подали заявку на проведение в 2021 году Всемирного форума пчеловодов (Апимондия), это очень масштабное мероприятие, в нем участвуют 12 тысяч человек из 120 стран мира. В 2023 году мы хотели бы провести Всемирный философский конгресс. Тут надо будет не только создать комфортные условия для участников, но еще и определенный формат работы, который бы способствовал генерации философских мыслей. Это уже вызов такой, знаете, интересный.
– Тем не менее кризис в отношениях между Россией и Западом налицо. Чем он может закончиться?
– Кризисы не вечны, они имеют свойство завершаться. Нужно время, любую сложную ситуацию лечит время. Тем более что санкции на самом деле работают против той стороны, которая эти санкции вводит. Недавно у нас проходил инвестиционный форум, в нем участвовали предприниматели – итальянцы, испанцы, англичане, немцы, французы. Выступал на пленарном заседании итальянец, который открыто сказал, что дядя Сэм лезет не в свои дела. Что Европа начинается не на восточном побережье США, а в Португалии, и европейцы сами будут определять, как им жить и работать дальше. Что санкции крайне мешают европейскому бизнесу, что тысячи людей в Европе либо лишились бизнеса, либо потеряли работу из-за прекращения поставок в Россию. Я, честно говоря, не ожидал такого жесткого и критического выступления со стороны итальянского бизнеса.
– Нет ли опасности, что, развернувшись в сторону Китая, мы будем раздавлены его весом?
– Эти страхи преувеличены. Мы с Китаем уже третий год переговоры ведем, предложили много совместных проектов, но реально еще ни одного предприятия не построили, только-только подходим к фазе реализации.
– Китайцы не торопятся инвестировать в Россию?
– Наши партнеры из Китая пока еще не знают, как работать на нашем рынке, не знают нашего нормативного поля, законов, им нужно время для изучения ситуации и адаптации.
– С «китайской угрозой» разобрались, поговорим о другой угрозе – исламского радикализма. Более половины жителей республики исповедуют ислам…
– Я бы не преувеличивал, но и не преуменьшал значения исламского фактора. Любая религия по ходу своего развития подвергается критическому осмыслению, появляются новые толкования. Ислам в этом смысле не исключение. Раз есть разные течения в исламе, то есть и радикально настроенные адепты этих направлений, особенно это заметно среди молодежи. Но радикализм подразумевает борьбу, конфликт. Людей, готовых на эскалацию конфликта, в республике, поверьте, немного.
– Речь идет о десятках или о сотнях?
– На контроле наших правоохранительных структур находится около 100 человек, которые участвовали в боевых действиях в Афганистане, Сирии.
Когда вокруг той или иной мусульманской уммы или мечети возникает некая сложная ситуация, мы сразу реагируем на то, что там происходит, не даем конфликтам заходить далеко, не даем возможности утвердиться тем людям, которые хотят захватить власть в умме неправовым путем. Здесь сантиментов не должно быть.
Реально на сегодняшний день в республике нет мечетей, большинство прихожан которых мы могли бы отнести к последователям радикальных течений в исламе. По крайней мере, мне об этом неизвестно.
Ислам в Башкортостане исповедуют уже много сотен лет, однако у подавляющего большинства наших мусульман нет религиозного фанатизма, а есть понимание, что лучше жить в мире и согласии и что ислам должен нести спокойствие, умеренность и гармонию в душе.
– После того как были возбуждены уголовные дела в отношении губернаторов Александра Хорошавина и Вячеслава Гайзера, появилось много версий случившегося. Что вы об этом думаете?
– Без комментариев.
– Муртаза Рахимов, ваш предшественник на посту главы республики, жестко критиковал вашу администрацию, называл вас чуть ли не «инопланетянами». Какие у вас сейчас отношения с Рахимовым?
– К сожалению, мы не общаемся. Я подчеркиваю – к сожалению. Прошло пять лет моей работы, и сейчас эта история уже неактуальна, да и Рахимов сейчас не выступает с критическими статьями. Тем не менее политическая борьба в республике идет, и это нормально. Информационное пространство «плотное». Есть СМИ и сайты, которые меня атакуют. Я знаю, что эти площадки существуют на деньги оппонентов. Отношусь к этому спокойно – пускай работают, ни для кого запрета нет, да и что они могут обо мне нового сказать: моя жизнь и работа совершенно открыты, прозрачны. А «желтым» спекуляциям люди давно уже не верят.
– Кого вы подразумеваете под оппонентами?
– Тех, кто ушли по разным причинам с разных постов, тех, кто работали раньше во власти и хотели бы взять реванш. Но и тех, кто любым путем хотел бы во власть попасть.
– Вы руководите республикой уже 5 лет. Допускали ли вы ошибки, и какие?
– Недоработки, неточности, конечно, были. На каком-то этапе, может быть, надо было действовать более решительно по некоторым направлениям или, наоборот, смягчать конфликты. Это тактические промахи. Но, если честно, спрашивать об ошибках надо людей. Со стороны, как говорится, виднее.
За то, что мы делаем, мне не стыдно: мы развернули работу власти на пользу простых людей, ушли от разрушительных конфликтов, мы подняли престиж республики, улучшили ее имидж. Мы раскрылись миру, доказали свою состоятельность и эффективность. И дальше будем продолжать такую же политику – открытую и честную.
Я понимаю, вам, возможно, хотелось бы более острой дискуссии по некоторым вопросам, но поймите, в регионах ситуация в целом спокойная. И это связано прежде всего с тем, что мы всегда стараемся работать на позитив, чтобы людям помочь, пусть это и звучит несколько высокопарно.
Люди хорошо помнят 90‑е годы, все эти митинги, демонстрации, шум, гам и что кончилось это все плохо – развалом страны и падением экономики! Сегодня все с очевидностью понимают, что лучше продолжать заниматься делом, несмотря на временные экономические сложности, чем требовать немедленных политических перемен. Жизнь строится на базе здравого смысла. А здравый смысл подсказывает, что в любой ситуации надо действовать спокойно.
