Кому первому пришла идея создания музея, доподлинно неизвестно, но к 70 м годам позапрошлого столетия она буквально витала в воздухе. Это был настоящий золотой век отечественной истории и археологии, а создание Исторического музея стало его апогеем. Не случайно в комиссию по созданию музея вошли самые знаменитые русские историки, лучшие из лучших, – Василий Ключевский, Сергей Соловьев, Иван Забелин и Дмитрий Иловайский. А возглавлял это благородное дело знаменитый археолог граф Алексей Уваров.
Они были первыми
И все же двое из вышеперечисленных уважаемых господ сыграли в деле Исторического музея особую роль. Первый – это Алексей Уваров. Даже если сама идея создания музея принадлежала кому-то другому, главным ее пропагандистом и, как сегодня говорят, «драйвером» точно был граф Уваров. Именно он вместе с братом и сестрой Чепелевскими написал и подал императору Александру II записку с предложением создать Исторический музей, что и было высочайше одобрено.
Граф Алексей Сергеевич Уваров был одним из первых серьезных исследователей отечественной старины, основателем и первым председателем Московского Археологического общества. А еще – сыном знаменитого николаевского министра просвещения, автора незабвенной триады «православие, самодержавие, народность».
Министра просвещения Сергея Семеновича Уварова в советское время принято было считать реакционером, ретроградом и душителем свободы, что справедливо лишь отчасти. Но уж неучем его точно назвать нельзя. Уваров-старший в свое время был весьма известным историком, автором работ по истории античности и классической археологии. А еще членом литературного общества «Арзамас» в которое, между прочим, входили Александр Пушкин, Петр Вяземский, Василий Жуковский, Константин Батюшков, Денис Давыдов и другие уважаемые господа. Много лет по поручению императора Сергей Семенович возглавлял Академию наук, а впоследствии был избран ее действительным членом. Служение Отечеству не позволило ему в полной мере реализовать себя как ученого, зато его единственный сын пошел именно по исследовательской стезе.
Уваров младший известен как один из первых профессиональных русских археологов. Он учился в Санкт-Петербургском университете, а потом в Германии – в Берлине и Гейдельберге. С учетом того, что в России археологии как науки в середине XIX века еще практически не существовало, можно сказать, что он был одним из тех, кто закладывал основы научного изучения древних памятников. Он работал в Суздале, Ярославле, Москве, в Причерноморье и Крыму. Одним из первых проводил научные раскопки в Херсонесе Таврическом, где открыл самый большой на сегодня христианский храм, по сей день именуемый в его честь «Уваровской базиликой».
Уваров был одним из первых, кто столкнулся с тем, что найденные артефакты негде хранить и исследовать. «Любители древностей» тех времен копали в основном для пополнения личных коллекций, но Алексей Сергеевич мыслил категориями научными и государственными. В России на тот момент был единственный публичный музей – открытый в 1852 году Эрмитаж, но он не мог вместить всего объема поступающего материала. Поэтому Уваров и настаивал на создании музея отечественной истории в Москве.
К счастью, у него было немало единомышленников, и прежде всего Иван Егорович Забелин – еще один титан, великий историк, археолог... В отличие от аристократа Уварова, Забелин происходил из самых низов общества – у сына прачки и мелкого чиновника из Твери даже не имелось средств, чтобы окончить гимназию. Но он сумел выучиться и стал академиком.
Если Уваров сыграл выдающуюся роль в продвижении самой идеи создания музея, то Иван Егорович заложил основу его научной работы – он создавал коллекцию, был первым ее хранителем. Уваров был первым руководителем музея, Забелин – его преемником. Последние двадцать четыре года жизни Иван Егорович отдал своему детищу, а перед смертью… завещал музею все полученное им за эти годы жалованье – 70 тысяч рублей. Сегодня это были бы миллионы.
Императорская протекция
В 1872 году в честь 200 летия со дня рождения государя Петра Великого в Москве решили организовать грандиозную политехническую выставку. В Первопрестольную привезли более 12 тысяч экспонатов (в том числе из Эрмитажа), которые были размещены в 86 постоянных и временных
павильонах, сооруженных по этому случаю в Александровском саду, на Красной и Варварской площадях, Кремлевской набережной и в других частях города. За три летних месяца выставку посетили более 750 тысяч человек.
Но с приходом осени павильоны нужно было закрывать, и встал вопрос о том, что делать с экспонатами. Вот здесь-то и «подсуетились» граф Уваров, полковник Николай Чепелевский, возглавлявший на выставке Севастопольский отдел, и его сестра Прасковья Ильинична.
Через генерал-адъютанта Александра Алексеевича Зеленого – друга детства Александра II, последним выводившего свой полк из осажденного Севастополя, – они подали записку императору. Первоначально в ней говорилось о сохранении уникальной коллекции, посвященной обороне Севастополя, но в процессе решили дело расширить – собирать и выставлять разные артефакты, связанные с историей Отечества. Императору понравилась идея создания места, где любой человек мог увидеть, что «не со вчерашнего дня началась разумная жизнь в нашей стране», как говорилось в пояснительной записке.
Идея сначала нашла горячую поддержку наследника престола Александра Александровича (будущего императора Александра III), а потом и самого императора. Был сформирован уже упомянутый организационный комитет, граф Уваров засел за написание устава музея, обоснование его целей и задач. Решено было, что основу коллекции составят предметы с завершавшейся выставки, а пополняться она будет за счет раскопок, пожертвований и приобретений. Музей стал официально именоваться «августейшего имени государя наследника цесаревича великого князя Александра Александровича». Московским властям было предложено найти место для строительства нового здания в центре города.
Шервудский замок
Московская городская дума имела несколько вариантов, например, всерьез оговаривалась идея строительства невысокого здания вдоль Кремлевской стены. Но выбран был другой вариант. Дело в том, что Думе «по наследству» достались изрядно обветшавшие здания Главной аптеки и Земского приказа (ратуши), которые стояли в северной части Красной площади. Предполагалось со временем построить на их месте новое здание для органа местного самоуправления. Но члены Думы решили пожертвовать половину этого пространства на благо просвещения горожан, то есть на постройку музея. Аптеку приберегли для себя – позже на этом месте появится новое здание Думы, в котором в советское время будет располагаться музей Ленина.
Здание Земского приказа рубежа XVII–XVIII веков безжалостно разобрали, после чего был объявлен конкурс проектов здания музея. Участвовали в нем самые видные зодчие своего времени, но победил человек, на счету которого не было к этому времени ни одной постройки, – русский художник с английской фамилией Владимир Шервуд. Поскольку здание Исторического музея само по себе удивительный памятник, то о его творце стоит рассказать подробнее.
Шервуды появились на Руси при Павле I, когда государь возжелал завести на берегу Невы – там, где сейчас Обуховский завод, – «большую механическую мануфактуру, которая производила бы хлопковую и шерстяную пряжу и ткани…». Механическое прядение на тот момент только-только было изобретено в Англии, а Павел с великой морской державой дружил, посему и отправил через британский двор приглашение тамошним мастерам. Так в 1800 году в Санкт-Петербурге оказался уроженец Гринвича (графство Кент) мастер Уильям Шервуд.
Британец прижился, перевез супругу и пятерых детей. Стал на русский манер именоваться Василием, в разумных пределах разбогател, обзавелся домом. Позже переехал в Москву, где тоже купил дом. Один из его сыновей, Джозеф (или Осип), стал механиком по водопропускным сооружениям. В его семье и появился на свет будущий строитель Исторического музея.
Джозеф Шервуд с супругой и четырьмя детьми счастливо жил в купленном им имении Ислеево Тамбовской губернии, но идиллия была недолгой – отец семейства рано скончался, а через год умерла и его вдова. Четверых сирот взяла на воспитание тетка (сестра матери) Мария. Когда Владимиру было восемь, его определили в Сиротский дом, который вскоре был преобразован в Межевое училище. Особое внимание здесь уделялось черчению и рисованию, но изучалась и архитектура.
Владимир сразу показал себя удивительно одаренным художником, а забота Зыкова и попечителя учебного заведения князя Львова помогла ему раскрыться. Еще в училище благодаря своим патронам он стал получать первые заказы и даже зарабатывать приличные деньги. В итоге его тетя Мария Николаевна решила забрать мальчика из казенного учреждения и отдать его учиться дальше.
А дедом будущего художника по материнской линии, между прочим, был Николай Кошелев – известный строитель и архитектор. Он окончил Академию художеств, участвовал в строительстве Таврического и Михайловского дворцов, Исаакиевского собора. В 20 е годы уехал в Москву, помогал Александру Витбергу строить первый вариант храма Христа Спасителя. Разобравшись, он письменно указал на конструктивные недочеты проекта и техническую невозможность возведения храма на Воробьевых горах, после чего подал прошение об отставке. Видимо, действительно его гены проявились во внуке.
В 1857 году Владимир закончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества, получив звание свободного художника «по части живописи пейзажной». А через пару лет он уехал в Англию по приглашению промышленника Чарльза Диккенсона, с которым еще в Москве его свел двоюродный брат. Задачей молодого художника было написание портретов семейства и заодно изучение опыта британских коллег.
Владимир прекрасно проявил себя на родине предков и через пять лет вернулся в Россию уже довольно известным художником. Сразу открыл курсы, обзавелся клиентурой. Благодаря знакомствам с иностранцами Шервуд стал получать из-за границы заказы на картины русского жанра. Шервуд исполнял самые разнообразные работы: рисовал орнаменты, делал архитектурные и декоративные наброски, писал пейзажи, бытовые сцены и портреты.
Последнее поприще стало основным – его кисти принадлежит целая галерея портретов виднейших персон того времени: историки Забелин, Герье, Соловьев и Ключевский, поэт Тютчев, философ и правовед Чичерин, литератор Станкевич, московский генерал-губернатор князь Долгоруков, филолог Корш, философ, литератор и гласный Московской городской думы Самарин и многие другие. Он стал известен, даже знаменит и закономерно получил в 1872 году звание академика. Но именно как художник, а не архитектор. Впрочем, это не означало, что он не мог принять участие в открытом конкурсе.
Видимо, не последнюю роль в участии Шервуда в конкурсе Исторического музея сыграли личные связи художника. Он дружил со многими виднейшими учеными и общественными деятелями своего времени, в том числе с входившими в попечительский совет музея. Возможно, благодаря этой близости Шервуд лучше других коллег осознавал, что хотят увидеть устроители конкурса, и это дало ему возможность двигаться в правильном направлении. В молодости Шервуд был близок к славянофильским кругам, дружил с Юрием Самариным, общался с Шевыревым, Погодиным, Аксаковым, актером Щепкиным, художником Александром Ивановым. Был знаком с Николаем Васильевичем Гоголем. Может быть, именно благодаря такому кругу общения он почувствовал запрос на все исконно национальное, который появился у общества. Россия в то время в очередной раз «вставала с колен», отходила от крымских неудач и мечтала о великих свершениях. А в такие моменты тяга к историческим корням и героизация прошлого обычно проявляются особенно отчетливо.
Русское чудо
Перед всеми авторами проектов стояла проблема совмещения нового музейного здания с уже существующим ансамблем Красной площади – кремлевскими стенами и башнями, собором Василия Блаженного, Верхними торговыми рядами (ГУМом).
Шервуд решил свой проект в доселе невиданном «русском стиле». Большое прямоугольное здание со сложной внутренней геометрией было богато украшено резными декоративными башенками, кокошниками и затейливыми наличниками. Его образ явно перекликался с кремлевскими башнями, Покровским храмом, что-то автор взял от дворца и церквей Коломенского, кремлевского Теремного дворца, храма Вознесения в Путинках и Троицы в Останкино.
Это действительно было новое слово в русской архитектуре – художественная переработка характерных и узнаваемых национальных приемов на совершенно новом в конструктивном плане здании. Шервуд станет родоначальником новой архитектурной моды, и вскоре в Москве как грибы после дождя начнут появляться особняки и церкви в духе «русской эклектики». Самые характерные его образцы – это новое здание Верхних торговых рядов (ГУМа) и новое здание Думы (музей Ленина), построенные вскоре после Исторического музея. Архитекторы Александр Померанцев и Дмитрий Чичагов будут создавать их, уже ориентируясь на творение Шервуда.
Не с первого раза, с дополнениями и оговорками, но проект музея все же был принят высочайшей комиссией. Поскольку Шервуд не имел достаточных строительных и расчетных навыков, ему в помощь был придан замечательный московский инженер и архитектор Анатолий Александрович Семенов. Он занимался материалами, расчетом нагрузки, коммуникациями и прочими техническими вопросами, а Шервуду оставили концепцию и эстетику – внешний и внутренний декор. Оба справились, хотя не обошлось без сложностей и конфликтов.
Первого сентября 1875 года состоялась церемония торжественной закладки здания, на которой присутствовали цесаревич Александр Александрович, великие князья, высшее московское общество и депутаты городской Думы. Первый камень в основание музея заложил лично император Александр II.
Скандал в благородном семействе
Музей строили энтузиасты, каждый из которых имел свой взгляд на его будущее, посему трения были неизбежны. Первые разногласия начались при формировании концепции внутреннего наполнения залов. Художник Шервуд считал, что первичным должно быть общее восприятие, образ, посему главную смысловую нагрузку в каждом тематическом зале должны нести большие настенные картины-иллюстрации. А артефакты соответствующего времени в небольших витринах – лишь дополнять их. Это вызвало возмущение Уварова и Забелина, которым, как настоящим археологам, дорог был каждый подлинный экспонат. Художественные же панно они как раз считали менее существенными. Компромисса достигли с огромным трудом, но Шервуд покинул проект. Впрочем, свою миссию он к этому моменту уже выполнил.
Между Уваровым и Забелиным тоже было много сложностей. Уваров предлагал делать упор на вещи яркие и представительные, Забелин же говорил о необходимости комплектовать экспозицию разнообразными, но характерными вещами, не обращая внимание на их презентабельность.
Не обошлось и без материальных проблем. Первоначально планировали строить музей на пожертвования и кредит, но этого оказалось недостаточно. Потом казна стала ежегодно выделять по 200 тысяч рублей – тоже не бог весть какие деньги. Однако с началом в 1877 году русско-турецкой войны и эти скромные субсидии прекратились, и строительство было полностью заморожено.
Возобновились работы уже при Александре III. В 1882 году музей из городского подчинения был передан в ведение Министерства финансов, приобрел статус правительственного учреждения и соответствующее финансирование из казны, а также получил новое титульное название – Императорский Российский Исторический музей имени императора Александра III. Почетным председателем его был назначен младший брат императора – великий князь Сергей Александрович. Его стараниями и беззаветным подвижничеством Уварова и Забелина весной 1883 года музей все же был готов принять посетителей. Посему над входом в здание две цифры: 1875 – начало работ и 1883 – их окончание.
Подарок на коронацию
Великому князю очень хотелось открыть музей во время коронационных мероприятий, проходивших в Москве в мае 1883 года. Порадовать брата, именем которого и назван музей. Пренебрегли даже тем, что еще не весь мусор успели убрать из подготовленных к открытию одиннадцати залов.
27 мая император Александр III с супругой, великий князь Сергей Александрович и ближайшее окружение посетили музей, пообщались с графом Уваровым, Забелиным, другими создателями музея. Кстати, одновременно открывали и Политехнический музей, который тоже был наследником знаменитой выставки. Официальное же открытие Исторического музея для публики состоялось второго июня, о чем свидетельствует сохранившийся и выставленный в одном из залов пригласительный билет на это мероприятие. Интересно, что на нем изначально было напечатано 27 мая, но зачеркнуто и исправлено на 2 июня.
В первых одиннадцати залах были представлены археологические артефакты, посвященные истории Руси до XIII века. В основном из раскопок графа Уварова и Московского археологического общества. Уваров и стал фактически первым руководителем музея. Формально он числился «помощником» Сергея Александровича, но великий князь в дела музея серьезно не погружался. Однако уже в следующем году Уваров неожиданно скончался, не дожив и до шестидесяти лет. Перед смертью он оставил наказ – музей после него должен возглавить Забелин. Несмотря на их известные разногласия.
Три месяца вдова графа Прасковья Сергеевна и ее брат князь Николай Сергеевич Щербатов уговаривали Ивана Егоровича, прежде чем он согласился. Он возглавлял музей почти четверть века, и это было поистине «золотое время». В 1909 году Забелин скончался и бразды правления перешли к князю Щербатову. Именно он спас музей от разорения в страшные годы революции и Гражданской войны.
Уже с момента открытия музея его коллекция стала неуклонно расти. Фонд пополнили материалы Московского и Русского археологических обществ, Московского университета. Граф Уваров, Иван Забелин, а позже Петр Щукин и Алексей Бахрушин завещали свои богатейшие собрания музею. Это стало традицией и правилом хорошего тона в среде московских коллекционеров. Только за время руководства Забелина коллекция увеличилась в двести раз!
За первые десять лет после революции фонды музея удвоились за счет национализированных частных коллекций. Исторический музей стал самым богатым собранием страны и вошел в пятерку крупнейших музеев мира.
Сегодня на его хранении находится восемь процентов всего российского музейного фонда – примерно пять миллионов единиц хранения материальной культуры и 14,5 миллиона листов документального материала.
Для сравнения: в Эрмитаже артефактов в полтора раза меньше – всего-то три с половиной миллиона!
