Бог и кости: 145 лет Альберту Эйнштейну, самому известному в мире физику

Чистый разум

Один из самых распространенных мифов об Эйнштейне гласит: будущий гений в школе был двоечником. На самом деле Альберт учился очень даже неплохо, разве что языки ему давались с трудом. Прилежным его, впрочем, назвать было трудно – он не выносил тупой зубрежки, которая в то время особенно усердно практиковалась в немецких школах. Из-за своего норова и нежелания заниматься тем, что неинтересно, Эйнштейн часто конфликтовал с преподавателями. Но это не мешало ему в 13 лет с увлечением штудировать «Критику чистого разума» Канта – чем не вундеркинд?

С другой стороны, ученый признавался, что «развивался интеллектуально очень медленно». До трех лет он вообще не говорил, а связно излагать мысли научился лишь годам к семи. Однако то, что он додумался до теории относительности, Эйнштейн объяснял именно своим заторможенным развитием. Дескать, нормальному взрослому человеку не приходит в голову размышлять о пространстве и времени, поскольку он уверен, что все уже объяснено наукой, и только дети ставят под вопрос очевидные вещи. Но у детей еще не развит интеллектуальный аппарат, позволяющий вывести размышления на научный уровень. Эйнштейн же намекал, что, будучи взрослым ученым, он во многом оставался ребенком.

От религии к науке

Альберт был первенцем в семье немецких евреев Германа и Паулины Эйнштейн. Его отец в юности проявлял способности к математике, но денег на учебу не было, и он подался в предприниматели. В городе Ульме, где Альберт появился на свет, у Германа была небольшая фирма по изготовлению подушек и матрасов, но дела шли не слишком успешно, и вскоре после рождения ребенка он переехал с семьей в Мюнхен, поближе к брату Якову, торговавшему электрооборудованием. В стране начинался бум электрификации, но и в этом бизнесе Герман не преуспел и через несколько лет решил попытать счастья в Италии, куда перевез всех родных, кроме Альберта, которому нужно было оканчивать гимназию.

Паулина Эйнштейн очень любила музыку, и по ее настоянию сын с шести лет учился играть на скрипке. Мальчик сначала сопротивлялся, но потом так приохотился, что уже не мыслил жизни без этого инструмента. В 1934 году, уже в Америке, он дал благотворительный концерт в пользу эмигрантов, бежавших из нацистской Германии.

Семья Эйнштейнов была настолько нерелигиозной, что маленького Альберта отдали в католическую школу. Там он впервые узнал, что он еврей и что на свете есть антисемитизм. Впрочем, по своему характеру Альберт не был жертвой: спорил с учителями, а близкие, особенно младшая сестра, иногда испытывали на себе приступы его агрессии. В целом он рос ребенком-одиночкой, избегавшим компаний и даже излишнего общения с родными. Некоторые исследователи находят у Эйнштейна признаки умеренного аутизма.

В отрочестве у Альберта случился период пламенной религиозности, совершенно неожиданной для его родителей. Но в 12 лет под влиянием книг «Сила и вещество» Людвига Бюхнера, «Космос» Александра фон Гумбольдта он пришел к мысли, что вера уступает научному знанию. Тем не менее спустя годы именно наука вернула ему убежденность в существовании Творца, хотя Эйнштейн и не разделял свойственной иудаизму и христианству концепции личного Бога, предпочитая абстрактно говорить о Высшем Разуме.

Стрелка компаса

Одним из главных впечатлений детства, пробудивших в Альберте интерес к науке, стал отцовский компас: ребенка заворожило, что вне зависимости от положения аппарата его стрелки показывают в определенном направлении, подчиняясь каким-то невидимым силам и законам. Следовательно, мир не хаотичен, и происходящее в нем не случайно. Это детское прозрение стало основой научного мышления Эйнштейна и впоследствии, как мы увидим, даже послужило препятствием в его понимании квантовой физики.

Эйнштейн был бескомпромиссным индивидуалистом, и в мюнхенской гимназии, как и позже в цюрихском политехникуме, он учился скорее параллельно официальной программе, предпочитая то, что интересовало, тому, что требовали преподаватели. Гимназию он бросил за полгода до выпускных экзаменов, заскучав по жившей в Италии семье. Но, возможно, отправиться к родным, вместо того чтобы получить диплом, он решил вовсе не из-за легкомыслия.

По окончании гимназии ему, как и всем 17-летним немецким подданным, полагалась служба в армии – внезапный вояж в Италию стал способом уклониться от этой повинности. Эту гипотезу подтверждает и то, что вскоре после переезда Эйнштейн отказался от немецкого гражданства.

Четыре года Альберт прожил апатридом, пока не получил швейцарское гражданство. После Германии с ее милитаризмом и растущим национализмом Швейцария казалась Эйнштейну идеальной демократической страной. Несколько лет спустя, уже будучи довольно известным ученым, он снова получит немецкое гражданство, но из-за прихода к власти нацистов повторно откажется от него.

Чиновник из бюро патентов

В цюрихский политехникум Эйнштейн поступил со второго раза и учился в нем на деньги дяди Якова, поскольку отец так и не преуспел в бизнесе. Далеко не все преподаватели оценили вольный нрав одаренного студента, игнорировавшего нелюбимые предметы и без промедления вступавшего в споры со старшими. А соседи по общежитию не были в восторге от привычки Альберта играть на скрипке по ночам.

Но если с ровесниками обаятельный чудак легко находил общий язык, то педагогов его харизма скорее раздражала. «Я был третируем моими профессорами, которые не любили меня из-за моей независимости и закрыли мне путь в науку», – вспоминал ученый. После выпускных экзаменов ему не только не предложили места при институте, но и не дали никакой рекомендации к трудоустройству. Целых два года Эйнштейн не мог найти работу.

Наконец в 1902-м при содействии однокашника, в будущем видного математика Марселя Гроссмана он устроился консультантом в патентное бюро в Берне.

Это была тихая, хорошо оплачиваемая и небезынтересная для ученого работа – анализировать поступающие заявки на изобретения. Чтобы не терять формы, Эйнштейн решил давать частные уроки физики. На объявление откликнулся Морис Соловин, человек философского склада ума, старше Альберта на четыре года. Их вводное занятие вылилось в столь увлекательную беседу, что репетитор отказался от денег и предложил Соловину просто приходить в гости и обсуждать прочитанные книги и научные проблемы. Так возник кружок «Академия Олимпия», к которому вскоре присоединился товарищ Эйнштейна Конрад Габихт. Эйнштейн признавал, что заседания «академии» много дали ему в плане развития научного мышления и анализа идей.

В 1901-м Эйнштейн опубликовал в берлинском журнале «Анналы физики» свою первую статью (она была посвящена теории капиллярности) и в последующие годы подрабатывал в этом издании, составляя для него аннотации новых статей по термодинамике.

В 1905-м произошло нечто, заставившее эйнштейноведов позже назвать его «Годом чудес»: 26-летний чиновник из Берна, не имевший веса в научной среде, опубликовал несколько статей, в которых содержались мощные научные прозрения. Одна, посвященная электродинамике движущихся тел, закладывала основы теории относительности, другая утверждала квантовую природу света (то есть что свет состоит из частиц, а не волн, как считалось прежде), третья предлагала новый взгляд на броуновское движение.

«Живая мумия»

Так начинался переворот в науке, изменение представлений о пространстве и времени, о природе нашего мира, существовавших со времен Ньютона. С подачи Эйнштейна пространство и время уже не считались отдельными и незыблемыми системами, но рассматривались как единый и «пластичный» пространственно-временной континуум, параметры которого могли изменяться и искривляться в зависимости от скорости и массы движущихся в нем тел.

Однако внешне все продолжало идти своим чередом: Эйнштейн еще четыре года провел в бернском бюро патентов, хотя и получил степень доктора наук в университете Цюриха. Некоторые видные физики – но далеко не все – заинтересовались работами молодого ученого. Среди них был Макс Планк. Альберт вступил с ним и с другими симпатизировавшими ему учеными в переписку, постепенно приобретая авторитет в научном мире. В конце 1909 года он наконец получил первую оплачиваемую научную работу, став профессором Цюрихского университета, а в 1911-м переехал в Прагу, где ему предложили заведовать кафедрой физики в Немецком университете.

В 1913 году по рекомендации Планка Эйнштейн обрел статус, о котором многие ученые могут только мечтать: должность профессора Прусской академии наук предполагала стабильный оклад, полную свободу занятий и отсутствие какой бы то ни было «преподавательской нагрузки». «Летом я еду в Берлин как член Академии без каких-либо обязанностей, почти как живая мумия. Я радуюсь этой тяжелой работе», – шутил Альберт в письме другу.

Благодаря этой «синекуре» Эйнштейн смог завершить многолетнюю работу над общей теорией относительности.

Приглашали его и в Россию, но при всей своей любви к Достоевскому Эйнштейн от поездки отказался, припомнив недавние еврейские погромы и дело Бейлиса. Пробыв 20 лет в Прусской академии, он демонстративно вышел из нее в 1933-м в знак неприятия нацизма. В Германии его достижения в то время пренебрежительно называли «еврейской физикой».

Эмигрировав в США, Эйнштейн нашел «тяжелую работу» в Принстоне, став сотрудником Института новейших исследований с правом заниматься, чем пожелает.

Ищите женщин

Погруженный в научные думы, Эйнштейн мог казаться безразличным ко многому из того, что интересует обычных людей, но привлекательные женщины никогда не ускользали от его внимания. С молодости и до старости он ухаживал за дамами, писал им стихи. Но с двумя официальными женами отношения у Эйнштейна были скорее практического свойства.

С первой супругой, сербкой Милевой Марич он познакомился в цюрихском политехникуме. Талантливый математик, она была единственной женщиной на курсе, да и вообще в ту эпоху дама, занимавшаяся естественными науками, выглядела белой вороной.

Старше Альберта на три с половиной года и хромая с рождения, Милева не казалась сокурсникам привлекательной, но Эйнштейн расхваливал ее как красавицу. Позже выяснилось, что лгал: в письме дочери своей любовницы Анны Шмидт ученый, рассуждая о ревности бывшей супруги, называл это ее свойство «типичным для столь уродливой женщины».

Но зачем же тогда он на ней женился, тем более что оба семейства – и еврейское, и сербское – были против? Согласно одной из конспирологических теорий, плотным облаком окутывающих биографию Эйнштейна, Марич была не помощницей ученого, делавшего первые великие открытия, а их инициатором. Дескать, это она была первым номером, а Эйнштейн ассистентом, прикрытием, позволяющим озвучить смелые идеи и рассчитывать, что к ним отнесутся серьезно в эпоху, когда гендерного равноправия в научной среде и в помине не было.

Аргументом в пользу этой теории считается согласие Эйнштейна отдать Марич всю денежную часть Нобелевской премии. По другой версии, таковым было выставленное Милевой условие развода. Их брак с обывательской точки зрения не был счастливым: Эйнштейн открыто «гулял», когда Милева была беременна их первым ребенком, дочерью Лизерлью. Она родилась до официальной свадьбы, и как внебрачного ребенка ее отослали на родину Марич, где ее удочерила другая семья. Судьбой Лизерли Эйнштейн не интересовался. Затем Милева родила ему двоих сыновей.

Отношения с Марич Альберт урегулировал в весьма суровом брачном контракте, согласно которому супруга низводилась до уровня служанки. Она была обязана готовить ученому еду, но как можно меньше попадаться ему на глаза и ни в коем случае ничего от него не требовать. В конце жизни Милева, как и их с Альбертом младший сын, Эдуард, заболела шизофренией.

Более гладким в житейском плане выглядел союз Эйнштейна с двоюродной сестрой Эльзой. Ученый усыновил двоих ее детей от предыдущего брака. Эльза не занималась наукой, она обеспечивала Альберту домашний уют и терпела его любовные похождения, самым знаменитым из которых стал многолетний роман с женой жившего в США скульптора Сергея Коненкова Маргаритой, бывшей, как утверждали некоторые (например, Павел Судоплатов в своих мемуарах), агентом советской разведки.

Новая звезда

В 1921 году Эйнштейн получил Нобелевскую премию по физике, но на церемонию не явился, а деньги, как уже было сказано, отдал бывшей жене. Теория относительности еще отторгалась частью научной общественности, поэтому премию дали за теорию фотоэффекта, которая возражений не вызывала.

К тому времени Эйнштейн начал превращаться в поп-звезду, селебрити, каким прежде невозможно было представить серьезного ученого. Сыграла роль не только его характерная внешность, харизматичность или, как считают конспирологи, «закулиса», выбравшая Эйнштейна, чтобы отвлечь мир от разработки теории эфира и связанных с ней экспериментов гениального Николы Теслы по распространению бесплатной энергии.

Само время после окончания Первой мировой войны располагало к экзальтированному поиску новых героев, новых надежд и вообще всего нового в радикально изменившемся мире. Начинались «ревущие 1920-е». И Эйнштейн со своей революционной теорией был очень кстати. Когда в 1919 году экспедиция Артура Эддингтона во время солнечного затмения подтвердила отклонение света в поле тяготения Солнца – тем самым подтвердив теорию Эйнштейна, – газеты писали об этом как о настоящей сенсации.

Во время первого визита в США Эйнштейна встречали толпы поклонников, большинство из которых не имели ни малейшего понятия о проблемах теоретической физики. Находившийся в то время на пике славы Чарли Чаплин при встрече сказал ученому: «Мне аплодируют массы, потому что меня все понимают, а вам – потому что вас никто не понимает».

Сионизм и коммунизм

С ростом популярности у Эйнштейна появилась еще одна роль: общественного деятеля, морального авторитета. Он увидел, что журналисты жаждут узнать его мнение по любым вопросам – от термодинамики до сухого закона. И Эйнштейн стал высказываться.

На этом пути его ждало немало сложностей. Убежденный пацифист, в конце жизни он получал упреки в том, что стал одним из крестных отцов ядерного оружия. Напрямую он к его разработке отношения не имел, но именно Эйнштейн вскоре после начала Второй мировой обратился к американскому правительству, настоятельно советуя приступить к созданию атомной бомбы, чтобы немцы не получили ее первыми. Однако бомбардировку Хиросимы и Нагасаки он воспринял как личную трагедию.

С 1920-х поддерживая сионистское движение, Эйнштейн старался увязать свою позицию с декларируемым им неприятием всякого национализма. По словам ученого, обратить внимание на еврейский вопрос его заставил антисемитизм в Германии. Эйнштейн приложил много сил для создания Еврейского университета в Иерусалиме и завещал ему свои рукописи, но при этом нередко критиковал его руководство за провинциализм и «религиозное доктринерство».

Эйнштейн публично приветствовал создание Государства Израиль в 1947 году, но его частная переписка показывает: ученый был не в восторге от хода событий. Его надежды на создание в Палестине бинационального государства рухнули. Когда в 1952-м ученому предложили стать президентом Израиля, он вежливо отказался, сославшись на некомпетентность.

Немало проблем принесли Эйнштейну и симпатии к социализму. Осуждая методы и тоталитарные практики большевиков, ученый все же довольно одобрительно высказывался о Ленине и его идеях. Капитализм Эйнштейн считал порочной системой, так как он пренебрегает человеческой личностью ради прибыли. За все это ученый получил клеймо «коммуниста». В начале 1930-х «Женская патриотическая корпорация» призывала запретить Эйнштейну въезд в США, как прокоммунистически настроенному человеку. «Никогда еще я не получал от прекрасного пола такого энергичного отказа, а если и получал, то не от стольких сразу», – посетовал Альберт.

Впустить впустили, но ФБР следило за Эйнштейном до конца его дней, видя в нем потенциального «агента Советов». Роман с женой Коненкова только усилил эти подозрения.

«Бог не играет в кости»

Работы Эйнштейна дали импульс к появлению квантовой механики, изучающей мир на уровне атомных и субатомных частиц, – одного из важнейших направлений физики XX и XXI веков. Однако сам Эйнштейн квантовую механику не принимал, чем изрядно разочаровал многих коллег, считавших его передовым мыслителем.

Квантовая механика с ее принципом неопределенности и утверждением невозможности точного предсказания движения субатомных частиц противоречила самому фундаменту, на котором автор теории относительности строил свою работу: мир – объективная реальность, устроенная по четким законам, в которых нет места случайности. «Бог в кости не играет», – повторял он, а коли так, если физика еще не нашла тончайших законов, то со временем обязательно найдет.

В итоге вчерашний революционер в середине 1920-х обернулся консерватором, оппонентом физиков молодого поколения – Нильса Бора, Макса Борна, Вернера Гейзенберга, Эрвина Шредингера и других.

«В высшей степени остроумно и благодаря своей сложности застраховано от доказательства ошибочности», – говорил Эйнштейн о квантовой механике, считая ее скорее интеллектуальной игрой, забавной «заумью», а не подлинной физической теорией, дающей ключи к познанию реальности.

Подобное недоверчивое отношение у него было и к математике: признавая красоту и поэтичность этой науки, Эйнштейн называл ее «единственным совершенным методом водить самого себя за нос». По его мнению, недостаток математического способа в том, что им можно доказать что угодно, то есть и ложные тезисы тоже. При этом подлинная суть явления может остаться непознанной: «Существует поразительная возможность овладеть предметом математически, не поняв существа дела», – говорил ученый.

Гримаса для человечества

Его фигура стала архетипом немного чудаковатого ученого-гения, а имя – нарицательным. «Ну ты Эйнштейн!» – говорят, когда хотят похвалить чей-то незаурядный ум.

Глядя на его знаменитую фотографию с высунутым языком, нельзя не вспомнить фразу Григория Горина из «Того самого Мюнхгаузена». Озвучивая фильм, Олег Янковский немного исказил ее, а в оригинале она звучала так: «Серьезное лицо – еще не признак ума. Все глупости в мире совершаются именно с этим выражением лица». То же самое, очевидно, хотел сказать и Эйнштейн, подписав тот снимок, сделанный Артуром Сассом: «Эта шутливая гримаса адресована всему человечеству».

Ирония, с которой Эйнштейн отзывался о своих трудах, была его характерной чертой. Он не злился, когда коллеги критиковали его теории (а критики хватало), не считал себя пророком науки, каким его часто представляли публицисты, и на склоне лет говорил: «Я не уверен в том, на правильном ли нахожусь пути».

Такая самокритичность – привилегия мыслителей уровня Сократа, утверждавшего: «Я знаю, что ничего не знаю». Даже во многом не соглашавшийся с Эйнштейном великий математик и физик Анри Пуанкаре считал его самым оригинальным умом, который он когда-либо знал.

Кому-то взбрело в голову спросить у лежавшего на смертном одре 76-летнего Эйнштейна, оценивает ли он свою жизнь как удачу или же наоборот. Ответ был таким: «Меня ни сейчас, ни раньше не интересовали такие вопросы. Природа не инженер и не предприниматель. А я сам крохотная часть природы».