Как в дореволюционную Россию пришло увлечение фотографией

То была первая в нашем Отечестве работа по технике фотографии и фотодела. Само открытие к тому времени не насчитывало от роду и трех лет – история фотографии официально стартует с января 1839 года, когда в Парижской академии наук прозвучал первый доклад о дагеротипии. Однако некоторые основополагающие моменты фототехники возникли даже не за века, а за тысячелетия до опытов французского художника Луи Дагера.

Современные фотоаппараты – более близкие к компьютерам, чем к своим прадедушкам на деревянных треногах и с магниевыми фотовспышками, – в основе имеют принцип камеры-обскуры (от лат. obscurus – темный), простейшего оптического приспособления. По сути, дырки в стене темной комнаты, на противоположной стене которой отраженные солнечные лучи дают перевернутое изображение предметов, находящихся снаружи. Такой оптический фокус был известен еще античному Аристотелю, но лишь на исходе XVIII века человечество начало целенаправленные опыты с попытками как-то закрепить солнечное отражение предметов в камере-обскуре.

Эти опыты с древней игрушкой опирались на свежие открытия в области химии – как некоторые соли металлов изменяют цвет под воздействием солнечных лучей. И среди пионеров европейской науки в этой области был наш соотечественник, один из крупнейших политиков XVIII века, канцлер Российской империи Алексей Петрович Бестужев‑Рюмин.

«Бестужевские капли» в море фотографии

Нам этот потомок московских бояр Бестужевых больше известен по фильму «Гардемарины, вперед!» – это его бумаги крадет Боярский в роли французского посла. В реальной истории Бестужев известен как талантливый госдеятель и ловкий интриган. Интриговать на самых верхах, подле царского трона, он начал еще при Петре I, а закончил при Екатерине II, успешно пережив за полвека государственной карьеры два смертных приговора. Именно канцлер Бестужев‑Рюмин первым из русских активно вмешался в большую общеевропейскую политику, с успехом лавируя между интересами Англии, Франции, Австрии и Пруссии.

Но кроме этих бурных перипетий Галантного века Бестужев‑Рюмин являлся и настоящим алхимиком, увлекшись ее тайнами как раз на той грани, когда это средневековое суеверие перерастало в настоящую науку – химию.

Еще в молодости Бестужев пытался делать различные Tinctura tonico, «эликсиры здоровья», но попутно открыл, что соли некоторых металлов резко меняют цвет под воздействием солнца, становясь из прозрачных темными и наоборот. С 1725 года дипломат Бестужев демонстрировал эти впечатляющие современников фокусы при разных дворах Европы.

При жизни Бестужев как химик запомнился бестужевскими каплями, говоря современным языком, тонизирующей пищевой добавкой, повышавшей содержание железа в крови. Некоторое время эти капли были популярны и даже считались почти панацеей от всех болезней. Но куда важнее в последующем оказались другие «бестужевские капли» – те капли первого научного опыта по взаимодействию солей металлов с солнечным светом.

В начале XIX века опыт Бестужева и иных европейских ученых позволил английским и французским энтузиастам-изобретателям соединить древнюю камеру-обскуру с новейшими достижениями химии. Параллельно в Лондоне и Париже над этой задачей бились бывший наполеоновский офицер Жозеф Ньепс и ученый-оптик Уильям Тальбот. Триумфатором стал компаньон и ученик Ньепса, французский художник Луи Дагер. Опередив англичан всего на две недели, французы в начале января 1839 года продемонстрировали первые удачные опыты дагеротипии – закрепления полученного в камере-обскуре изображения на серебряной пластине.

Британец Тальбот стал вторым, но в конце того же января 1839‑го он продемонстрировал первые в истории человечества фотоизображения на бумаге. Тогда еще никто не знал, что именно бумажные фото станут любимой игрушкой человечества до самого начала XXI века, пока их не вытеснит компьютерная «цифра».

Дорогое удовольствие

Хотя на заре распространения фотографии в Европе доминировал французский способ с металлическими пластинами, но первые фотоснимки, сделанные в России, были получены именно по методу англичанина Тальбота на бумаге, обработанной нитратом серебра. Петербургская академия наук в те годы внимательно отслеживала все технические новинки – уже в начале 1839‑го с Тальботом познакомился Иосиф Христианович Гамель. Этот родившийся и выросший на берегах Волги русский немец начинал научную карьеру военным врачом в годы нашествия Наполеона, а к моменту знакомства с фотографией был уже академиком, близким к самому царю Николаю I.

Именно Гамель доставил в Россию описания первых фототехнологий из Парижа и Лондона. И 23 мая 1839 года Петербургская академия наук заслушала отчет «О гелиографических опытах» и рассмотрела первые российские фото – снимки листьев березы и черемухи, цветков одуванчика и липы. Все фотографии, естественно, были не цветные, а черно-белые, только вместо черного в силу несовершенства первых технологий преобладал красно-коричневый оттенок. Снимки – первые в истории России! – делал Юлий Фрицше, петербургский фармацевт, известный тем, что первым провел химический анализ кавказских минеральных вод.

Связь России с родоначальниками фототехнологий на этом не кончилась. Сын Жозефа Ньепса – первопроходца дагеротипии, скончавшегося в 1833‑м и не дожившего до триумфа своих изобретений, – поссорился с Луи Дагером, компаньоном покойного отца, пожавшим все лавры. Ньепс-младший, желая подчеркнуть изобретательское первенство Ньепса-старшего, передал архивы отца через русского немца Гамеля в Петербургскую академию наук. С тех пор значительная часть писем и документов о первых в истории человечества фотографических опытах хранится у нас, в архиве РАН.

Удивительно, но фотография как в Европе, так и в России стремительно, за считанные месяцы, вырвалась из рамок чисто научных опытов и экспериментов. Уже 5 июля того же 1839‑го читатели газеты «Московские ведомости» явно не без удивления рассматривали коммерческую рекламу – в универсальном магазине Карла Беккерса на Кузнецком Мосту принималась подписка на первые в мире фотоаппараты: «Сия машина, изобретенная г-ном Дагером в Париже, посредством коей неумеющий рисовать может снимать всякие виды с удивительной точностью, уже везде известна по многочисленным описаниям во всех газетах и журналах; магазину братьев Беккерс препоручено одному в Москве принимать подписки на сию машину…»

Первые импортные фотоаппараты стоили баснословных денег – 550 руб., не считая «пошлины и провозу из Парижа в Москву». Первые фотоснимки московских улиц были выставлены в витринах магазина Беккерса в октябре 1839 года и продавались по 50 руб. за штуку. Для сравнения: в той, еще крепостной России живой человек в среднем стоил как три фотографии и в три раза дешевле фотоаппарата.

Русский прорыв

В Петербурге первые фотоснимки улиц были сделаны в том же октябре 1839‑го – военный инженер Франц Осипович Терёмин фотографировал Исаакиевский собор. Подполковник Терёмин был сыном обрусевших эмигрантов из Франции, его настоящая фамилия на французском пишется как Theremin, а на русском иногда писалась и как Термен. Наверное, многие уже догадались, что Франц Терёмин, автор первого петербургского фото, был предком (а именно – прадедом) известного советского изобретателя, пионера электронной музыки Льва Термена.

Это сегодня фотография делается буквально за секунду, требующуюся для нажатия кнопки фотоаппарата или виртуальной клавиши мобильного телефона. Но без малого два столетия назад для производства фотоснимка требовалось до 25 минут! Дальше тоже шло настоящее колдовство, иногда небезопасное для жизни, ведь в первых технологиях фотопечати для проявки и закрепления полученного изображения использовались и ядовитый цианид калия, и не менее опасные пары ртути.

Длительность фотографирования привела к тому, что изначально снимали лишь неодушевленные и неподвижные предметы. Фотографировать людей и их лица научились не сразу, ведь малейшее движение губ или моргание глаз в ходе занимавшей долгие минуты съемки приводило к смазыванию и порче полученного изображения. Пионером фотопортретов не только в России, но и в Европе стал обедневший ярославский дворянин Алексей Федорович Греков. Бывший офицер артиллерии к моменту увлечения фотоделом работал в типографии Московского университета. Уже в 1840 году он на основе французских опытов Ньепса и Дагера создал свой фотоаппарат – первый из сконструированных и произведенных в России, а также усовершенствовал саму фототехнологию.

Нововведения Грекова не только позволили удешевить фотографии, но и ускорили сам процесс фотоснимка. Теперь желающему запечатлеть свое лицо не требовалось с каменной неподвижностью таращиться в объектив едва ли не полчаса, достаточно было потерпеть всего пару минут. Для удобства клиентов фотограф изготовил даже специальное кресло с держателем головы. Любопытно, что женщин при фотографировании специально просили избегать белых, голубых и розовых платьев – на первых фото эти цвета давали мутный, некрасивый эффект.

Греков научился «печатать» фото не только на серебряных, но и на латунных или медных пластинах. В итоге сделанные им фотографии – как тогда их чаще называли, дагеротипы, или «светописные рисунки» – стоили уже не 50 руб., а только 8 руб.

В конце 1840 года Французская академия наук, где всего год назад началась официальная история фотографии, заслушала специальный доклад об изобретениях и успехах московского фотографа. А газета «Московские ведомости» тогда так описывала опыты Грекова: «Мы видели новое доказательство русского ума при новых опытах над магическим дагеротипом… То, что делается по способу французского изобретателя в полчаса и более, наш соотечественник производит в 4 или 5 минут, и по прошествии минут двадцати мы увидели на дощечке снятые перед нашими глазами церкви, дома и множество других предметов с наималейшими подробностями… Нельзя без восхищения видеть это изумительное, непостижимое действие светом!»

Художники против фотографов

Любопытно, что свой фотоаппарат Греков называл «снарядом» – чувствуется прошлое артиллерийского офицера. В июне 1840 года он открыл в Москве «художественный кабинет», первое фотоателье, где каждый желающий мог заказать свой фотопортрет «величиной с табакерку». Предприятие Грекова было одним из первых такого рода в мире – известно, что чуть раньше, весной 1840‑го, первое фотоателье возникло в США, а в Лондоне первое аналогичное заработало только в марте 1841 года.

Алексей Греков стал и первым в России автором книги о фотографии и фотоделе. Именно его перу принадлежит вышедшая в 1841 году брошюра «Живописец без кисти и без красок, снимающий всякие изображения, портреты, ландшафты и прочее в настоящем их цвете и со всеми оттенками в несколько минут». Здесь надо подчеркнуть один психологический момент, объясняющий, почему же фото столь стремительно набрало популярность.

Ранее люди, желающие получить изображение или свой портрет, зависели от художников, т. е. фактически отдавались на милость другого человека, теперь же благодаря новым технологиям могли рассчитывать на законы природы. Теперь они были уверены – отчасти наивно уверены, – что их портрет зависит уже не от воли другого индивидуума, а лишь от объективной и всемогущей природы, повенчанной с научным прогрессом.

К тому же фотография по мере совершенствования технологий хотя и оставалась дорогой для народных масс, но быстро стала куда дешевле работ профессиональных художников. Любопытно, что живописцы с кистями и красками сразу почувствовали в фотографии конкурента. В самом начале 1840 года «Художественная газета», печатный рупор Петербургской академии художеств, так писала о фотографии: «Что касается до снимка портретов посредством дагеротипии, то нам это кажется бесполезным… Талант пишет картины лучше, чем солнечный луч».

Добавим, что Петербургская академия художеств – тогда она официально именовалась Императорской академией – была не просто высшей школой изобразительных искусств, фактически это было госучреждение, руководящее всеми процессами в данной области. И лишь через два десятилетия после появления в России первых фото, в 1860 году, при проведении очередной выставки Академии художеств маститые живописцы-академики согласились на демонстрацию помимо картин со скульптурами еще и фотографий.

Зато церковь восприняла новинку положительно, ведь соборы и храмы изначально стали популярными объектами для фотографирования. Конечно, у многочисленных сект отношение к дагеротипам было разное, но каких-то шумных выступлений против замечено тоже не было. Ведь сначала фото служило игрушкой далеких от народа верхов, а потом к нему все привыкли.

Естественно, сразу оценили значение фотографии люди науки, ученые. Например, знаменитый в XIX веке хирург Илья Буяльский – это он пытался спасти раненого Пушкина сразу после дуэли – первым в мире при помощи фотографии создал анатомический атлас человека. Почти сразу фотографию оценило и государство, притом не только с хорошей стороны.

Фальшивые рубли и фото декабристов

Алексей Греков, один из самых ярких первопроходцев на ниве отечественной фотографии, весьма неудобен для биографов и историков российского фотодела. Это связано с тем, что у нас в обществе до сих пор господствует моральный максимализм – настоящий герой должен быть «белым и пушистым», почти безупречным. Но живые люди в своих контрастах подобны старинным фотоснимкам – так же черно-белы…
Пионер русской фотографии Греков умер в тюрьме в 1851 году. В заключении он оказался после попытки изготовить фальшивые деньги – талантливый изобретатель был не слишком талантливым бизнесменом, а опыты с фотоделом требовали значительных средств. Владение же новыми технологиями подталкивало к соблазну воспользоваться ими для незаконного обогащения, тем более что Греков освоил выпуск фото не только на металлических пластинках, но и на бумаге, – до попытки переснять рубли и печатать фальшивые купюры оставался один шаг.

В итоге первопроходец был надолго забыт, а затем в большинстве работ по истории отечественного фотодела авантюрный финал жизни Алексея Грекова опускался либо упоминался почти намеком. При этом, как водится, «сапожник остался без сапог» – до наших дней сохранился один-единственный дагеротип, на котором, как с большим сомнением предполагают исследователи, вроде бы запечатлен создатель первого в России фотоаппарата.

Неконтролируемая популярность фотографии обеспокоила власти Российской империи даже раньше, чем фальшивые рубли фотографа Грекова. И обеспокоила не с уголовной, а с политической стороны. В 1844 году отставной офицер Александр Давиньон, ранее успевший поработать фотографом в Петербурге и Москве, решил заработать на новом ремесле в Сибири. Благо конкурентов там еще не было, и дагеротипист Давиньон весьма прибыльно делал фотопортреты сибиряков, пока не оказался в Иркутской губернии, где проживала масса ссыльных декабристов. Фотограф сделал и их портреты. Один из бывших мятежников, готовивший цареубийство республиканец Иосиф Поджио, отсидевший многие годы в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, свой дагеротип отправил с письмом к дочерям в Москву. Переписка государственных преступников контролировалась политическими спецслужбами империи, жандармы сразу обратили внимание на сам факт фотографирования декабристов. Возник скандал, царь лично изучил материалы следственного дела «О художнике Давиньоне, который в бытность в Сибири снимал дагеротипные портреты с государственных преступников».

Николай I распорядился арестовать фотографа и изъять все крамольные снимки. Но арестованный Давиньон был вскоре освобожден, ведь никаких существующих законов он не нарушил, фотографировал декабристов открыто и не таясь. Сама же фотография, как новейшая технология и совершенно новое социальное явление, тогда еще находилась вне юридического поля.

В итоге освобожденного Давиньона и декабристов обязали под расписку сдать полиции все фотографии. Если бы эти дагеротипные портреты не попали в поле зрения спецслужб, то, скорее всего, так бы и канули в Лету, как масса первых фотографий той эпохи, но, тщательно разысканные и изъятые жандармерией, они благополучно сохранились в архивах до наших дней. И сегодня те первые фотопортреты мятежных декабристов можно увидеть в целом ряде российских музеев.

Фото по паспорту

Газетная реклама той эпохи сохранила для нас и расценки на фотопортреты Давиньона – 10 руб. за первый снимок клиента, посетившего фотоателье, и по 5 руб. за все последующие. Если же фотографу приходилось выезжать со своим громоздким аппаратом по месту жительства заказчика, то цена повышалась до 50 руб. за фото. Полтора с лишним века назад фотография оставалась еще весьма дорогой технологией, доступной лишь социальным верхам, – простому рабочему требовалось трудиться полмесяца, чтобы накопить на один дагеротипный портрет.

Невольно спровоцированный Давиньоном скандал с фотографиями декабристов подтолкнул власти империи к первым попыткам законодательного регулирования нового изобретения. В итоге все предприятия фотографов приравняли к «типографиям, литографиям, металлографиям и другим подобным заведениям для тиснения букв и изображений». Примерно в те годы, когда в России отменили крепостное право, для фотографов окончательно ввели разрешительный порядок регистрации и строгую отчетность по всем сделанным фотографиям. Именно поэтому на обороте большинства дореволюционных снимков проставлены имя и адрес фотомастера – они присутствуют там не только ради рекламы, но и по требованию закона.

Разрешение на открытие фотосалона получалось в МВД через канцелярии губернаторов, каждый профессиональный фотограф получал «шнуровую книгу», заверенную печатью губернского обер-полицмейстера. В этой книге, содержание и ведение которой регулярно проверялось полицией, фотограф обязан был фиксировать имя, звание (сословную принадлежность) и место жительства каждого заказчика фотографии. Так что в Российской империи легально заказать портрет в фотосалоне мог только обладатель паспорта, а таковых в общем количестве населения было меньшинство вплоть до краха монархии.

До конца монархии сохранялась и обязательная проверка благонадежности претендентов на открытие фотобизнеса. Начиная с 1891 года циркуляром главы МВД за № 4910 подчеркивалось, что в первую очередь проверяется политическая благонадежность через губернские жандармские управления. Так что дореволюционные региональные архивы содержат немало отказов в выдаче дозволений фотографам. Например, в 1913‑м власти Нижегородской губернии отклонили «ходатайство Ивано-Вознесенского мещанина Михеля Воликовича Готхарта об открытии фотозаведения» из-за подозрений жандармов в его принадлежности к Российской социал-демократической рабочей партии.

«Гармошка» Сергея Левицкого

Российская фотография в эпоху царей имеет немало достижений, заметных даже на мировом уровне той эпохи. Достаточно вспомнить широко известного пионера цветной фотографии С. М. Прокудина-Горского. За рубежом он, правда, известен не как первопроходец цвета (Горский использовал немецкую технологию), а как автор уникальной работы «О фотографировании падающих звезд».

Если брать именно мировой уровень, то самым заметным отечественным фотографом будет не слишком широко известный у нас Сергей Львович Левицкий, начавший свою фотодеятельность еще в середине XIX века. Именно он оказался первопроходцем в фотографировании монарших особ – не только первым фотографировал семью Николая I, но и стал придворным фотографом французского императора Наполеона III, т. е. добился признания на официальной родине фотографии.

Но что важнее, именно Левицкий на полвека с лишним определил облик всех фотоаппаратов в мире, ведь первое, что бросается в глаза при взгляде на старинную фотокамеру, – это характерная «гармошка», соединяющая объектив и сам аппарат. Данное устройство называется фокусировочный мех и впервые было создано именно Левицким еще в 1847 году.

Но, несмотря на все впечатляющие индивидуальные достижения, отечественная фотография с первых шагов своей истории оказалась почти в полной зависимости от иностранной промышленности. На начало XX века свыше 85% всех фотопринадлежностей в стране имели импортное происхождение. В 1913 году только из Германии ввезли расходных материалов для фотографирования на 1409 тыс. руб. золотом. Вся фотобумага в тот год полностью импортировалась из стран Западной Европы.