– Россия движется к тому, чтобы стать инновационной экономикой?
Татьяна Кузнецова: Шансы стать у нее есть, но не быстро. Пока мы еще в процессе перехода. Об этом говорят статистические данные (любимый показатель исследователей и политиков): уровень инновационной активности или доля инновационных предприятий. У нас активность долгие годы колеблется на уровне 10%. В других развитых странах этот показатель в разы выше (в Германии почти 80%). В российском высокотехнологичном сегменте инвестиционная активность может достигать и 30%, и 40%, но и это – средний уровень для мировых экономических лидеров. Доля инновационных товаров (работ, услуг) в нашей промышленности в последние годы стабильно составляла 5% от всего объема произведенной продукции, и только после 2012 года приблизилась к уровню 8%. В общем, несмотря на проводимую политику, рывка добиться пока не удалось.
Станислав Заиченко: Россия отстает и по конкурентоспособности от многих стран. Мы занимаем лишь четверть процента мировых рынков высокотехнологической продукции. В совокупном экспорте эта продукция оценивается примерно в один процент. Если, конечно, не брать во внимание вооружение, амуницию и некоторые другие специальные области. Еще один момент – наш хай-тек, как правило, не ориентирован на массового потребителя. Например, к нему, безусловно, относится производство топлива для атомной энергетики. Это топливо конкурентоспособно, но спрос на него ограничен и в мире, и в России.
– Повышаются ли шансы для развития инноваций в условиях кризиса, на фоне девальвации?
Т. К.: Сложно сказать. Скорее всего, предприятия, которые никогда инновациями не занимались и строили свою работу на других принципах, так и не начнут внедрять ничего нового, хотя бы потому, что у них нет такого опыта, к тому же – сокращаются ресурсы. Какая-то инновационная активность может появиться в некотором смысле вынужденно в рамках курса на импортозамещение. При этом следует специально подчеркнуть, что произведенные по соответствующим программам товары и услуги должны не только помочь нам преодолеть кризис и санкции, но быть действительно новыми, конкурентоспособными, востребованными и после кризиса.
С. З.: Девальвация в теории должна подгонять и подгоняет инновации в условиях глобальной конкуренции, когда компания может развиваться, только совершенствуя свою работу, причем по всем направлениям. Выигрывает тот, кто с помощью различных преобразований, улучшений становится конкурентоспособным, увеличивает свою прибыль (особенно – валютную) по отношению к затратам, выходит на глобальные рынки. На практике, с точки зрения предпринимателя, внедрение инноваций – это большие затраты, длительный срок окупаемости, высокие риски, неочевидные результаты. А у нас и так плохой инвестиционный климат, сложно получить кредит. Если ориентироваться на долгий срок окупаемости, фирме нужно точно спланировать все, хотя бы лет на пять вперед. А у нас часто (даже без всякого кризиса) никто не знает, что будет в следующем году. А в условиях несовершенных рынков – вроде российского – появляются контрпродуктивные факторы успеха. Зачем заниматься инновациями, если можно пользоваться эффектами монополизации, чьим-то покровительством, административным ресурсом? Компаниям важно, прежде всего, импортозамещение своих факторов производства. Они выигрывают, если могут заменить импортные станки и материалы отечественными (хорошими и не слишком дорогими) и получить при этом какие-то преимущества. Такие инновации расхватывали бы как пирожки, но их практически нет.
– Почему инновационная активность так плохо растет? Это связано с замедлением экономики?
Т. К.: Отчасти поэтому, отчасти потому, что для всех компаний действуют во многом схожие правила и ограничения, независимо от того, пекут ли они булки или создают высокие технологии. Инновационное предпринимательство – более сложный вид предпринимательства. В любом случае существенны экономическая среда, уровень и качество конкуренции. Если у нас региональные рынки устроены так, что на них порой бывает сложно выйти с обычным, проверенным продуктом, что говорить о новом? Много времени занимает регистрация, сохраняются проверки, излишние требования к документообороту, отчетности… Формально неплохо устроен институт налогового регулирования, но на деле получается, что организации, которые занимаются наукой, разработками, создают интеллектуальную собственность, не всегда могут воспользоваться льготами – их оформление отнимает так много сил и времени, что проще отказаться.
С. З.: Бывает так, что поддержка длится слишком недолго: какая-нибудь программа рассчитана на два-три года, после этого чиновники отчитались о результатах, но этого времени не хватает, чтобы получить существенный для экономики результат.
– Как конкретно развиваются инновации в России?
С. З.: У нас основной объем инновационной деятельности приходится на закупку нового оборудования для производства. Это положительно влияет на выпуск продукции, но на мировой рынок такая компания вряд ли продвинется. А серьезные (так называемые радикальные) технологические инновации, которые внедряют после полного цикла исследований, разработок, испытаний, есть лишь на немногих предприятиях, где без них не обойтись. Это наукоемкое производство, хай-тек. Но инновации необходимы во всех сферах. Наукоемкий сегмент экономики узок, и новые разработки там дают ограниченный эффект просто из-за масштабов производства. При этом базовые отрасли (например, сельское хозяйство) – это в России «непаханое поле» для инноваций (как радикальных, так и массовых), которые достаточно быстро могут дать ощутимый эффект для экономики.
– Так государство достаточно поддерживает инновационные компании?
Т. К.: Во всех странах государство – это крупнейший игрок в экономике, но у нас его вмешательство, в том числе в инновационную сферу чрезмерно. Мировая экономика строится на такой хорошей вещи, как частно-государственное партнерство, оно помогает продвинуться на рынке, обогнать конкурентов в некоторых сложных ситуациях, когда самой компании сделать это трудно (например, в сложных прорывных технологических областях). Но у нас этот механизм работает плохо. Компании часто заинтересованы во взаимодействии с государством (особенно в области финансов). Но поскольку вся система частно-государственных взаимодействий в России сильно искажена, компании зачастую используют поддержку государства не как помощь «на старте» (компании, проекта) для дальнейшего развития собственными силами. Они просто замещают свои инвестиции государственными. В итоге средства вкладывают большие, а результата нет.
– Правительство пытается внедрять инновации в виде госуслуг, в здравоохранении, в образовании, это помогает нам приблизиться к более совершенной экономике?
Т. К.: Ну, для науки это не совсем так. Но если говорить в целом, то это не всегда эффективно. Например, новые управленческие технологии, связанные с укрупнением. В образовательной сфере детские сады присоединяют к школам, создают огромные образовательные комплексы; в здравоохранении закрывают фельдшерские пункты в удаленной местности. Даже эксперты не всегда понимают, во что это может вылиться. Но по примерам, которые я привела отношение к новшествам однозначное. По идее, то, что улучшает части системы, например, государственные услуги, должно помогать ей в целом, но пока положительных примеров не так много, как хотелось бы.
