– Ирина Владимировна, есть федеральный закон, определяющий порядок допуска родных и близких к пациентам, находящимся в реанимации. Что это за документ?
– Закон был принят в мае 2019 года. В сентябре 2020-го Минздрав издал приказ, определяющий порядок его работы. Для Всероссийского союза пациентов это была настоящая победа. Наша организация за закон, что называется, боролась. Почему – понятно. Нельзя допускать, чтобы люди, оказавшись в тяжелой ситуации, оставались без поддержки родных и близких. Особенно это касается детей. Для маленьких пациентов, которые, к сожалению, тоже часто попадают в реанимацию, просто необходимо видеть рядом с собой маму или папу. Впрочем, и для родителей важно иметь возможность находиться рядом с ребенком. Теперь есть закон, который такое право закрепляет.
– А как он реализуется? Что показал прошедший год?
– В ВСП жалоб граждан по этому поводу пока не поступало. Конечно, это не значит, что нарушений и конфликтных ситуаций нет. Скорее всего, проблема носит латентный характер. Наверное, не все знают о законе или не готовы писать жалобы, ходить по инстанциям, что-то доказывать. Когда близкий человек находится в реанимации, на это физически времени нет. К тому же с весны прошлого года система здравоохранения работает, так сказать, в нештатном режиме, вызванном пандемией COVID-19. Навещать больных в «красных зонах» инфекционных больниц в принципе запрещено.
Остальные медучреждения вводят ограничения, опираясь на решения местных властей, устанавливая правила посещения больных в стационарах с учетом эпидемиологической ситуации в субъекте Федерации. Например, где-то надо сдать анализы, ПЦР-тест, предъявить сертификат о вакцинации или справку о недавно перенесенной коронавирусной инфекции. И эти требования не выглядят чрезмерными. Если им следовать, то в случаях, когда речь идет об общих заболеваниях, «железного занавеса» перед родственниками пациентов возникать не должно.
– Во всяком случае, так в теории, а на практике происходит всякое. Вот реальная история: женщина теряет сознание на улице. Далее – скорая помощь, госпитализация, палата реанимации. Врач находит номер телефона мужа, сообщает о случившемся, при этом отказывается рассказать о состоянии своей пациентки. Формально он прав: по телефону нельзя. Муж готов ехать. Выясняется – его не пустят, больница по случаю ковида закрыта даже для родственников пациентов. Есть ли выход из тупика?
– Наверное, все-таки этот случай – исключение, а не правило. Так «повезло» этим людям в конкретной ситуации. Лично у меня несколько другой опыт. Летом сын попал на несколько дней в реанимацию. У него тяжелое генетическое заболевание, с которым мы живем уже долгие годы. Должна сказать, что сложностей в получении информации о состоянии сына не возникло.
Позже пришлось обзванивать московские больницы, чтобы выяснить, в какую именно госпитализировали мою родственницу, и узнать, что с ней. Все вопросы тоже удалось решить дистанционно, по телефону. Даже с врачом-реаниматологом, находившимся в тот момент на рабочем месте, поговорить смогла.
– Административный ресурс – все-таки вы сопредседатель Всероссийского союза пациентов – задействовать не пришлось?
– Нет, о своей причастности к общественной организации я никому не говорила. Поверьте на слово, должность сопредседателя ВСП совершенно точно не стала ключом доступа к информации о состоянии здоровья сына и родственницы. Наверное, я просто умею общаться.
– Ну а что делать людям, которым лечащий врач отказывается раскрывать информацию о состоянии здоровья близкого человека?
– В таких случаях следует обращаться непосредственно к главному врачу либо к его заместителю. Это их компетенция, они обязаны отреагировать и принять соответствующие меры. Если медучреждение закрыто на карантин, то родственники должны иметь доступ к информации о пациентах по телефонам горячей линии. Им обязаны сообщить как минимум, в каком отделении и какой палате человек лежит, его состояние, температура.
В идеале, конечно, надо переговорить с лечащим врачом, который может подсказать, какие лекарства требуются, если в больнице их нет, какие продукты желательно передать, чтобы пища была здоровой и полезной. Впрочем, тут кому как повезет, ведь дозвониться по городским телефонам в ординаторскую отделения во многих случаях физически невозможно. Трубку никто не снимает. Ну а добыть номер мобильного телефона лечащего врача районной или городской больницы – это что-то вообще из области фантастики. Кстати, опять же по своему личному опыту, столкнулась с тем, что номера телефонов некоторых столичных клиник, принимающих больных с диагнозом COVID-19, не соответствуют действительности. Звонишь в одну больницу, попадаешь в другую. Нужны время, силы, терпение, чтобы пройти этот «квест». У меня нет ответа на вопрос, в чем причина путаницы.
– Вы говорили, что для посещения больных, находящихся в реанимации, от родственников требуют анализы или ПЦР-тесты. Может, есть смысл не гонять людей по поликлиникам и лабораториям, а организовать исследования в больницах? Могу себе представить: ночной звонок, человеку сообщают – ваш муж (брат, жена и т. п.) в реанимации и состояние критическое. Какие в этой ситуации анализы? Где их сдать, и когда они будут готовы? Между тем обратный отсчет включен и остаются часы, если не минуты, чтобы близкие могли попрощаться с умирающим.
– К сожалению, сегодня не каждая больница располагает возможностями, чтобы оперативно оказывать такие услуги. В законе и приказе Минздрава об этом не сказано. К тому же не будем забывать, что для медучреждения это дополнительные издержки, финансирование которых в бюджете отдельной строкой не предусмотрено. Без соблюдения этих условий изменить что-либо нельзя.
– Разве сами врачи в этом не заинтересованы? Им же нужно заручиться согласием самого больного или его близких родственников, если пациент находится в коме, например, на хирургическую операцию. Чтобы принять такое решение, близким нужно попасть в реанимацию, поговорить с врачом, увидеть все своими глазами.
– Согласие требуется не во всех случаях. Когда человек находится в жизнеугрожающем состоянии, то решение об операции принимает врач.
– В исключительных обстоятельствах, когда речь идет о жизни и смерти, так и должно происходить. Но надо ли совсем отказываться от контактов с родными, если сам пациент не способен рассказать о своих хронических заболеваниях? В реанимации человека будут спасать от одного, тогда как умереть он может по другой причине.
– Действительно, такие риски существуют. В одном из ковидных госпиталей Пермского края в прошлом году именно из-за этого умерла местная жительница. Ее лечили от коронавирусной инфекции, не применяя какое-то время специального лечения по основному заболеванию. Просто врачи не знали о том диагнозе, а когда спохватились, было уже поздно. Честно, не знаю, в каком состоянии была женщина, может, не могла говорить, а ее родственников в «красную зону» по понятным причинам не пригласили. Вот почему на уровне регионов необходимо разработать маршрутизацию для таких больных, чтобы их госпитализировали в профильные клиники. Это позиция Всероссийского союза пациентов.
Я думаю, решением вопроса в перспективе может стать переход на электронные медицинские карты, которые всегда будут доступны и врачу общей практики в районной поликлинике, и реаниматологу в отделении интенсивной терапии. В Москве они уже вводятся. Другое дело, истории болезней миллионов столичных жителей оцифрованы только за последние год-два. Основной же массив информации по-прежнему хранится в архивах районных или ведомственных поликлиник, причем данные из разных источников никто не пытается объединить. Так что полного доверия электронным медкартам у лечащего врача в настоящее время нет. Помочь, подсказать ему может либо сам пациент, знающий обо всех своих хронических болезнях, либо его родственники. Но для этого они не должны оставаться за периметром больницы.
