– Николай Васильевич, в 32 года вы уже были министром юстиции РСФСР. Вы инициировали и продвинули концепцию судебной реформы. С того момента прошло почти 30 лет. Сегодня многие уважаемые юристы считают, что сейчас нам просто жизненно необходима судебная реформа. Что в этой сфере нужно донастроить, а может, и перестроить полностью?
– В нашей стране исторически сложилось так, что успех преобразований в значительной степени предопределялся реформированием судебной власти. И нам есть чем гордиться. Россия подарила миру одно из лучших достижений – знаменитую судебную реформу 1864 года. На смену многовековому крепостному гнету и унижению человеческого достоинства приходило правосудие гласное и состязательное. Тем печальнее осознавать, что ростки нового были безжалостно затоптаны после 1917 года.
– Чем вызван этот исторический экскурс?
– Может быть, странно звучит, но есть определенные основания сравнивать 60‑е годы XIX столетия с современностью. Убежден, что раскрепощение общества не будет ни прочным, ни созидательным, если оно не будет полагаться на новое судоустройство. Точнее выражаясь, на новую юстицию. Единственной альтернативой произволу является правосудие. Но в России столетиями с молоком матери вскармливали уверенность в том, что суд либо рассуживает людей, либо карает преступников. Третьего не дано. А суд как арбитр между человеком и властью, как первый гарант свободы – это самая большая тайна, которую передавали друг другу только по наследству русские цари. Ее унесли с собой в могилу Ленин и Сталин, Хрущев и Брежнев. Этот грандиозный секрет и нынче тщательно прячут от народа те, кто боится подлинного независимого суда как гаранта от произвола властей, то есть до сих пор здесь мертвый хватает живого…
– По данным ВЦИОМ за октябрь 2019 года, в целом не одобряют деятельность судебной системы 43,8% респондентов…
– Это в целом, а не доверяют в полной мере 62% граждан. Тут есть над чем задуматься даже тем, кто не разделяет утверждения о том, что vox populi – vox Dei. Глас народа – глас Божий. Но иногда появляются поводы для оптимизма. С этого года начали действовать предложенные нами еще в концепции судебной реформы кассационные и апелляционные суды общей юрисдикции, выходящие за рамки административно-территориального устройства нашей Федерации. Правда, для реализации понадобилось почти 30 лет. Но все же, согласитесь, лучше поздно, чем никогда. Меня, как гражданина и как официального представителя президента России и основного докладчика по концепции судебной реформы на заседании Верховного Совета РСФСР 24 октября 1991 года, не могут не тревожить и низкое качество многих судебных процессов, и факты коррупции в судейском сообществе, и длительные сроки рассмотрения дел, и неисполнение судебных решений, причем не только судов общей юрисдикции, но и Конституционного суда! Хотя я знаю десятки очень достойных представителей судебной системы, но, что греха таить, и уровень квалификации судей, не говоря об общей эрудиции и культуре (даже Верховного суда), зачастую оставляет желать лучшего. Конечно, необходимо расширить и практику применения досудебных и внесудебных способов разрешения споров, в частности, медиации, третейского разбирательства. Стоит присмотреться к успешному опыту следственных судей на постсоветском пространстве, который обеспечивает столь необходимый судебный контроль за следствием, о чем мы также писали еще в 1991 году. Помните, президент в своем ежегодном Послании приводил примеры, когда (если не ошибаюсь) из 200 тысяч возбужденных силовиками за определенный период уголовных дел по преступлениям экономической категории до приговора суда дошло 17 тысяч. Можно предположить, что в 183 тысячах случаев дела были возбуждены незаконно или по заказам, чтобы бизнес отнять. И ничего, все остаются при должностях и продолжают карьерный рост. При организации должного судебного контроля за силовиками такое невозможно. Словом, сегодня России как воздух нужны системные преобразования. Ибо начинающая костенеть судебная система перестает отвечать современным реалиям и запросам общества, бизнеса. Если не будет доверия к суду, не будет и доверия к власти в целом. Даже если некоторые уважаемые иерархи судейского сообщества и полагают, что наш суд – лучший в мире.
– А правильно ли, что, в отличие от некоторых других стран, наши судьи после слушания резонансного дела никак не комментируют свое решение прессе?
– Здесь я не вижу особой проблемы. На мой взгляд, служители Фемиды так поступают не потому, что как огня боятся вас, журналистов, а потому, что закон «О статусе судей» запрещает им допускать публичные высказывания по вопросу, который является предметом рассмотрения в суде, до вступления в законную силу судебного акта. В то же время судьи имеют право давать информацию о процессуальных стадиях рассмотрения дела. Вообще, всем, кто находится, как выражаются специалисты по риторике, в «зоне повышенной речевой ответственности», стоит проявлять сдержанность и корректность в публичных оценках. Иначе говоря, следовать правилу античных врачей и юристов: «Primum non nocere». Прежде всего – не навредить.
– Как вы оцениваете уровень юридического образования в нашей стране?
– Коллеги из Ассоциации юристов России недавно подсчитали, что в России 699 вузов ежегодно выпускают 150 тысяч юристов. Много ли это? Полагаю, что да. Мы сегодня пожинаем плоды и издержки девяностых, когда вузы, не имея должного бюджетного финансирования, погнались за длинным рублем и стали, простите за сравнение, не особо заботясь о качестве, массово «штамповать» не столько правоведов, сколько обладателей дипломов о высшем юридическом образовании. В результате рынок труда перенасыщен: предложение сильно превышает спрос. Куда податься таким невостребованным выпускникам? Фастфудом торговать? Иногда, кстати, так и получается. В этой части вождь мирового пролетариата был прав: лучше меньше, да лучше. Думаю, экспертам надо очень строго оценивать уровень подготовки в том или ином вузе, перед тем как принимать решение о госаккредитации специальности «юриспруденция». Кстати, многие преподаватели высших учебных заведений считают, что юридическим факультетам неплохо бы вернуться к специалитету. А то бывает такое: поступает, например, бакалавр-филолог в юридическую магистратуру. При этом базовых знаний у него, мягко выражаясь, кот наплакал. Придется самому наверстывать упущенное, осваивать теорию государства и права, римское частное право, уголовное, конституционное право, другие важнейшие дисциплины. А это очень и очень непросто. Самостоятельное штудирование фолиантов, кстати, несильно поможет. Здесь важны и необходимы общение, дискуссии с преподавателями.
– Не считаете ли вы, что в стране катастрофа с адвокатурой?
– Вы преувеличиваете. Катастрофической ситуацию никак не могу назвать. Да, встречаются и недобросовестные, и плохо подготовленные адвокаты. А в среде представителей четвертой власти такой проблемы разве нет?
– А не чувствуете ли вы в этом своей вины? Это же вы разрешили создание альтернативных коллегий адвокатов. Только в Москве их было 16.
– Вины не усматриваю. Ответственность – да, осознаю. Потому что создание так называемых альтернативных коллегий адвокатов действительно разрешил ваш не всегда покорный слуга в бытность министром юстиции еще РСФСР. И решение было обусловлено целым рядом крайне актуальных конкретно-исторических обстоятельств. В стране, можно сказать, стихийно начались рыночные преобразования. Абсолютно бесконтрольно и угрожающе росло число подведомственных судебных дел – едва ли не каждый новый закон передавал на их рассмотрение какую-либо новую категорию. И опасность была не в самом по себе расширении сферы судебной юрисдикции (это естественный и оправданный процесс для развивающейся демократии), а в отсутствии в этом деле всякой, выражаясь современным языком, дорожной карты. Ни кадровые, ни материальные возможности судебной системы, адвокатуры, прокуратуры революционным Верховным Советом РСФСР абсолютно при этом не учитывались.
– И как на это реагировал молодой министр?
– Мне приходилось чуть ли не ежемесячно добиваться в правительстве увеличения числа и судов, и судей. Для этого еще надо было каждый раз пробивать финансирование… И, кстати, возвращаясь к предыдущему вашему вопросу, увеличивать и число вузов, в которых готовили юристов. При этом советская адвокатура оставалась «вещью в себе». Не личность адвоката, не его профессиональные качества были главными в этой системе, а коллегии и их президиумы, власть которых настолько деформировала сам институт, что он начал деградировать и превратился в закрытое сообщество, куда допускали исключительно «своих». Даже сильнейшим юристам вход в эти «элитарные клубы» был заказан. В результате на фоне начавшихся рыночных реформ профессиональных защитников действительно физически стало катастрофически не хватать. Природа, как известно, не терпит пустоты, поэтому здесь не могли не появиться на виду и далеко не лучшие представители адвокатского сообщества. Кстати, Совет Федерации начал исправлять допущенные в тех условиях послабления для адвокатов и на днях одобрил разработанный нами законопроект.
– Мы постоянно меняем принятые законы. Не считаете ли, что это и есть форма правового нигилизма власти?
– Не могу с вами в полной мере согласиться. Внесение изменений в законодательство – процесс объективный, не обязательно связанный с чьими-то «хотелками». Мир не стоит на месте. Международная, экономическая, политическая, социальная обстановка постоянно меняется. И законы должны соответствовать новым реалиям. Но отчасти вы правы. Известный Центр стратегических разработок ввел специальный коэффициент нестабильности. Он отражает отношение количества нормативных актов, которые вносили изменения в кодекс, к числу месяцев, в течение которых он действует. У Кодекса об административных правонарушениях этот показатель составляет – скажу по памяти – почти 3. Дальше идут Налоговый кодекс – более 2, Уголовно-процессуальный и Земельный. При этом коэффициент в последние шесть лет растет для всех без исключения документов. Это, конечно, нездорово. В то же время мы добились и некоторых позитивных сдвигов. Например, законопроекты с поправками в КоАП теперь невозможно внести в Госдуму без официального отзыва правительства. В противном случае парламент возвращает законопроект автору. Такое правило впервые начали использовать при внесении поправок в Уголовный кодекс. Уверен, что подобный механизм может применяться и к другим кодифицированным правовым актам.
– У нас активно взялись за борьбу с коррупцией. Каждый день кого-то сажают, особенно представителей правоохранительных органов. Так почему, с вашей точки зрения, такой пример людей не учит? Они бесстрашны или попросту глупы?
– Помните: «Если нельзя, но очень хочется, то можно»? Возможно, они полагают, что те, кто оказался на скамье подсудимых, просто плохо подготовились к своим деяниям. С ним, мол, точно ничего такого не случится. А думать надо бы о том, что есть фундаментальный принцип – неотвратимость наказания. Независимо от регалий, должностей и званий всякое лицо, совершившее преступление, подлежит наказанию или иным мерам уголовно-правового воздействия, предусмотренным уголовным законом. Это аксиома. Нас так учили… И это единственно верное учение, которое надо претворять в жизнь. Тогда будет и результат. Добавлю лишь, что борьбу с коррупцией должны вести не только правоохранительные органы, но и институты гражданского общества, СМИ. Только так можно победить это особо опасное явление.
– Как обычно проходит ваш выходной день? Как отдыхаете?
– Как ни странно, покой мне даже не снится… Но, признаюсь, любим и стараемся с женой посещать театры. Когда приезжают дети с семьями в гости, всегда хвалят приготовленный мной суп-харчо. А недавно во время велосипедной прогулки с супругой вспомнил, что когда-то был тренером по карате, решил показать один красивый трюк из молодости и так плюхнулся, что жена целый день рассказывала всем и хохотала надо мной…
– Можно услышать ваш любимый анекдот?
– Почему всегда существуют проблемы с шутками юристов? Юрист не думает, что эти шутки странные, а другие не понимают, что это шутки. Поэтому позволите более чем странный вопрос вам задать о любимых ваших адвокатах?
– Задавайте.
– Извините за дерзость, как вы думаете, чем отличается сперматозоид от адвоката?
– И чем же?
– У сперматозоида все-таки есть шанс стать человеком…
