Но так ли это? Еще 10 лет назад молодежь считалась аполитичной, и вдруг зашевелилось нынешнее поколение – те, кто родился и вырос при президенте Владимире Путине и другого не видел. Что ж, это логично, ведь именно в университетах исторически общественная жизнь и бурлила. Только о массовом студенческом движении говорить пока не приходится. Скорее, это вспышки протестов локального характера, связанные с локальными же, внутривузовскими проблемами.
А в целом, отмечают эксперты, молодежь продолжает оставаться аполитичной. Только вот, добавляют они, аполитичность эта носит иной характер. Большинство не вступают в политические партии, потому что партбилеты никому не нужны, на выборы не ходят, потому что среди кандидатов не находят близких по духу, сами не баллотируются, потому что не видят карьерных перспектив. Рационалисты и прагматики по-прежнему преобладают. Для них главное – выучиться, чтобы удачно построить карьеру. Но при этом, как показывают опросы и исследования, активность студенчества растет.
Кузница недовольных
«Конвейер, созидающий недовольных» – так в ноябре прошлого года телеведущий «России‑1» Дмитрий Киселев назвал систему российского образования. Причину последних крупных протестных акций в стране он увидел в слишком большом, по его мнению, количестве выпускников гуманитарных вузов. «Процесс их обучения недостаточно насыщен, чтобы уберечь от глупостей, – утверждал телеведущий. – Для кого-то производство гуманитариев – бизнес. Для студентов и их семей – надежда и большие траты на образование. Для выпускников – сверхожидания и сверхамбиции». Дальше логика такая: сверхожидания оборачиваются разочарованием, сверхамбиции – обидой и недовольством страной и обществом, отсюда ощущение несправедливости, в которой, мол, студенты и винят власть.
Оппозицию стали обвинять в аморальном привлечении неокрепших умов ради собственных политических целей. Правда, при этом, видимо, привыкнув к апатичному отношению молодежи к политике, как-то позабыли, что именно она была оплотом оппозиции и революционных кружков еще в царские времена, несмотря на все запреты и преследования. Большевики, эсеры, кадеты – все они оттуда, из университетов. Что уж говорить о современной демократической Российской Федерации.
Самым ярким примером студенческих выступлений считается «Красный май» 1968 года во Франции. Тогда тысячи студентов вышли на бессрочную забастовку с лозунгами «Будьте реалистами, требуйте невозможного» и «Запрещается запрещать». Студенческий протест породил социальный кризис и всеобщую забастовку 10 миллионов французов, за которой последовали отставка Шарля де Голля и коренные перемены во французском обществе.
По сути, это был классический конфликт отцов и детей, считает политолог Алексей Макаркин. «Студенты выступали за свободу вообще, против старших, против иерархии», – говорит он. Чтобы много зарабатывать, надо много работать и быть консерваторами, лояльными к начальству, – так утверждали старшие, а молодые не хотели это принимать. «Молодежь требовала свободы политической, свободы дискуссий, свободы сексуальной, – продолжает политолог. – Это движение было подчеркнуто непрагматичным».
Российский студент не таков, он куда более прагматичен. Большая часть студентов, по оценке эксперта, все еще считает важным ни во что не вмешиваться, чтобы готовиться к карьере. Это подтверждают исследователи-политологи Ивановского университета (ИГЭУ).
«У большинства молодых людей доминирует пассивный тип политической культуры, нигилизм», – отмечают они в своем исследовании «Политическая активность студенческой молодежи». Политические партии и организации, по данным аналитиков, у студентов на последнем месте в их интересах, а представительное участие молодежи в органах государственной и муниципальной власти, в органах самоуправления существенно сократилось. Мнением молодежи вроде как интересовались. В середине 90‑х, например, создавались молодежные правительства, они и сейчас есть в трети российских регионов. Но существенного влияния на политику они не оказали. Мало кто вообще о них знает.
Откуда тогда такое большое число студентов в недавних протестах? А это всего лишь реакция на задержания и уголовное преследование нескольких активистов. Это реакция на раздражители, поясняет Алексей Макаркин: «Наших арестовывают, наших бьют!». То есть у этого протеста главной целью было именно отбить своего. Цель достигнута, протест прекратился.
Протестная «Вышка»
Сейчас у студента ВШЭ Егора Жукова свой блог и свой эфир на «Эхе Москвы». Передача называется «Условно ваш», и неспроста – ведь он получил три года условно за пропаганду экстремизма, а не вступись за него общественность во главе с однокашниками, не вел бы эфир, а в тюрьме сидел бы за организацию массовых беспорядков. Это теперь он – лицо с обложки шумных летних протестов и осенних московских выборов. А ведь до ареста 2 августа Жуков не был известен широкой аудитории, хотя и вел свой политический блог на YouTube.
Заступничество студентов ВШЭ за своего товарища вылилось в стихийное движение, к которому присоединились артисты, общественники, просто неравнодушные граждане. Хотя о самом Егоре Жукове до его задержания мало кто знал
Андрей Гордеев / Ведомости / ТАССПо версии следствия, 27 июля во время митинга за допуск кандидатов на московские выборы Егор Жуков что-то показывал руками, а значит, «руководил массовыми беспорядками». В защиту студента возникло стихийное движение, к которому массово присоединились не только студенты «Вышки», но и артисты, общественники, просто неравнодушные граждане. Обострило ситуацию то, что студенту зарегистрироваться в кандидаты не удалось, зато проректора ВШЭ Валерию Касамару, ответственную за работу со студентами и выпускниками, за развитие студенческого самоуправления, в Мосгордуму активно продвигала мэрия.
«Людям надо дать сформироваться, они должны получить серьезное образование и опыт профессиональной работы, чтобы их гражданская и политическая позиция приобрела зрелость и устойчивость», – писал, комментируя ситуацию с Жуковым, ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов.
Но студенты этому аргументу не вняли. «Егор Жуков – наш коллега, член нашего университетского студенческого сообщества. Поэтому для нас тут не было никакого морального вопроса – поддерживать или нет. Это ситуация, которую очень легко примерить на себя <… > Все студенты почувствовали личную угрозу», – озвучил общую позицию аспирант ВШЭ Армен Арамян.
Каждый десятый задержанный на акциях 27 июля и 3 августа – студент, писал университетский журнал Doxa (в обеих акциях приняли участие несколько тысяч человек, число задержанных митингующих на каждой превысило тысячу). В нем публиковались открытые письма в поддержку арестованных, а само издание превратилось в рупор студенческого протеста.
Вместе со студенческим профсоюзом Community журнал пытался (хоть и безуспешно) провести митинги, организовал публичные слушания «Университет в Яме» (Яма – народное название амфитеатра на Хохловской площади, популярное место сбора студентов). Главной темой дискуссии стали критические обсуждения тезиса «университет вне политики».
Деятельность развели такую, что в декабре журнал лишили статуса вузовской организации. Поводом для этого стало обращение ректора РГСУ Натальи Починок, которая пожаловалась Кузьминову на публикацию, посвященную ее деятельности. Правовое управление ВШЭ в содержании этой и некоторых других статей Doxa усмотрело «вред деловой репутации университета».
А уже в январе этого года в университете ввели новые правила внутреннего распорядка. Студентам и преподавателям запретили выступать с политическими заявлениями не только от лица всего университета, но и от лица неопределенного круга обучающихся или работников (например, студентов факультета, жителей общежитий и т. п.)». Запретили писать открытые письма от имени студентов, использовать аудитории «не по назначению». Также уточнялось, что «статус студенческих организаций теперь не будет присваиваться студенческим медиа».
У студенческого издания есть два пути, пояснил ректор Ярослав Кузьминов: либо это университетское СМИ, и «тогда университет будет утверждать редакцию и устанавливать направление и рамки работы», либо оно должно, как и все СМИ, регистрироваться в Роскомнадзоре.
«В университете нет и не может быть никакого запрета на ведение студентами и сотрудниками правозащитной деятельности, политической деятельности, а также на участие в СМИ, – разъяснил ректор. – Такой запрет противоречил бы закону. Речь идет только о том, что такая деятельность не должна связываться с университетом и тем более вестись на площадках университета либо от его имени». Иное, по его словам, означает подрыв академической независимости и политической нейтральности университета.
Заниматься правозащитой, ходить на митинги, вступать в партии, создавать медиа, играть на бирже – все это в один ряд, через запятую, в качестве гражданских прав, защищаемых Конституцией, перечислил ректор. Но права граждан и права студентов – не одно и то же, по его мнению. «Университет принципиально противостоит митингу. Университет принципиально противостоит казарме. Университет прокладывает свой путь, он не будет поддаваться давлению как извне, так и изнутри», – констатировал он.
Но пока рано говорить, что шум в университете утих совсем. «Кузьминов многое сделал для вуза, но, по всей видимости, все чаще стал получать намеки, что одно неверное движение – и он потеряет кресло ректора, – высказал свое мнение «Профилю» на условиях анонимности магистрант факультета журналистики вуза. – Ужесточение правил было неизбежным, но это не значит, что студенты и сообщество выпускников смирились с ситуацией».
Альма-матер проблем
Среди протестующих на разные темы не только в Москве, но и по всей стране – будь то экопротесты, городские митинги против различных строек, политические акции, – студенты всегда есть. Но доля их весьма незначительна. Зато их участие в решении внутривузовских проблем становится все заметнее. И этим они дают понять: мы больше не дети, у нас есть права.
Скажем, до недавнего времени за угол в общежитии нужно было бороться. А сегодня иногородние студенты недоумевают: почему за положенную им по закону койку приходится искать связи и давать взятки? И почему комнаты в общежитии порой выглядят хуже ночлежек? По этому поводу в декабре студенты ТюмГУ устроили перформанс, воссоздав на улице интерьер студенческой общаги: прямо на снег вытащили стол, кровать и старинный советский ковер. Организаторы акции объяснили, что таким образом пытались привлечь внимание к необходимости расширения кампуса: мест для всех желающих нет, а в имеющихся условия остаются на уровне прошлого века. Петицию за строительство кампуса подписали несколько тысяч человек.
А еще в 2014 году студенты из Ростова-на-Дону прогремели на всю страну своей акцией против «комендантского часа» – правилами проживания в общежитиях, согласно которым их двери закрывались в определенное время. В соцсетях был устроен флешмоб: в полночь студенты выходили из общежитий, делали селфи и грузили на свои странички с хэштегом #право43. Молодые люди обращали внимание на то, что Минобрнауки уведомляло вузы о недопустимости установления «комендантского часа» в студенческих общежитиях, ведь, по сути, общежитие – дом совершеннолетнего, дееспособного, свободного гражданина. Но почти нигде этому не вняли, и практика «комендантского часа» в России до сих пор распространена.
Беспокоит студентов и качество получаемого ими образования. Так, в апреле прошлого года студенты СПбГУ бастовали против приказа администрации вуза о закрытии курса, набравшего менее десяти слушателей. Такие правила, кстати, не редкость для российских вузов, но раньше против этого никто не протестовал. На деле это означало невозможность получения узкоспециальных знаний и увольнение целого ряда преподавателей. Так, например, с кафедры этнографии и антропологии института истории СПбГУ ушла половина преподавателей.
Студенты вышли на пикеты, а студсовет подготовил резолюцию, в которой выразил опасение, что стала заметна «тенденция на отказ от индивидуального подхода к студенту, который позволяет вырастить из него высококлассного специалиста». «Преподаватель все больше превращается в человека, который вещает как можно большему числу слушателей в аудитории по «школьному» принципу», – говорится в резолюции. Действие приказа было приостановлено, хотя он так и не был отменен, и преподавателей от увольнения заступничество студентов не спасло.
Харрасмент – извечная проблема сексуальных домогательств преподавателей к студентам, но о ней до недавнего времени тоже не принято было говорить вслух. «Приставали, пристают и будут приставать», все отношения начинаются «с этого», заявил в своем выступлении перед студентами гуманитарного института Новосибирского госуниверситета декан высшей школы телевидения МГУ Виталий Третьяков. В ответ на это присутствовавшие на лекции студентки покинули аудиторию. Эту проблему на своих страницах поднимал и Doxa.
Университет вне политики?
Откреститься от славы «кузницы недовольных» поспешили многие вузы. И в большинстве университетов деятельность политических и религиозных объединений запрещена уставом. Ректор национального исследовательского ядерного университета МИФИ Михаил Стриханов считает, что университетам надо «дистанцироваться от всего, чему стараются придать политическую окраску». «Успешному студенту», по его мнению, сложно совмещать политические акции и лекции. «Мне трудно представить лучших студентов, которые, вместо того чтобы овладевать фундаментальными знаниями, размениваются на сомнительные мероприятия», – сказал Стриханов «Интерфаксу».
Ректор МПГУ Алексей Лубков предостерег студентов от участия в акциях протеста, предупредив, что это может «отразиться на их судьбе»: «Потому что по нашим уставам университетским существуют такие положения, такие нормы, что если это будет грубое правонарушение, то это несовместимо с дальнейшим обучением» (цитата ТАСС). Ректор РГГУ Александр Безбородов предупредил накануне акций прошлого лета, что «если (на митингах) будет допущено грубейшее нарушение, то подход руководства будет жестким и вплоть до отчисления».
Но при этом случаи, когда руководители вузов принуждают студентов к участию в провластных митингах, почему-то политикой не считаются. И «плюшки» за это причитаются, например, могут закрыть глаза на «неуд» по физкультуре, который нередко является поводом к отчислению. Прошлой весной на шествии «Бессмертного полка» 9 мая было очень много студентов. Но многие, увы, пришли недобровольно. По этому поводу специально высказался координатор «Гражданской инициативы» «Бессмертного полка» Сергей Лапенков: «Эта история должна оставаться добровольной, историей личной памяти. Я надеюсь, что все-таки у государства достанет разума, чтобы осознать эти простые, очень простые идеи» (цитата НТВ).
Собирание студентов в добровольно-принудительном порядке на массовые мероприятия не только вызывает недовольство у молодежи, но и обесценивает суть этих акций
Александр Гальперин / РИА Новости«Несколько лет назад у нас с помпой анонсировался парад российского студенчества, – делится своей историей с «Профилем» студентка 4‑го курса из Екатеринбурга Светлана. – Не очень понимала цели этой акции, но я бы однозначно не пошла. Но замдекана объявила, что мероприятие строго обязательно. Старост попросили составить списки и проследить, чтобы мы группой прошли от начала и до конца». Маршировать по разнарядке никто не рвался, но возмущаться принуждением не стали – участие в массовке премировалось отменой коллоквиума.
Светлана не называет своего полного имени, как и названия вуза, в котором учится, – боится отчисления. Хотя право отказаться от участия в акции у нее было. Поступая в университет, студент заключает договор об оказании образовательных услуг, поясняет адвокат Сергей Иваненков. «Ни студенты, ни администрация вуза от этого не получают возможности говорить от имени друг друга, это сугубо этическая сторона вопроса, – говорит он. – Если кого-то принуждают к участию в голосовании или каком-либо мероприятии, это незаконно». Юрист ссылается при этом на закон «Об образовании», согласно которому обучающиеся имеют право на посещение мероприятий вуза по своему усмотрению, а привлечение студентов без их согласия запрещается.
Свежая кровь
Для любого политика, будь он провластным или оппозиционером, внимание молодежной аудитории весьма ценно. Хотя незадолго до массовых акций в Москве, в марте и июне 2017 года, «Левада-центр» фиксировал аполитичность молодежи, позже социологи признали, что ситуация стала меняться. Студенты ощущают себя гражданами, но не торопятся причислять себя к каким-либо движениям или партиям.
Согласно опросу Центра социологии молодежи, 88% респондентов отрицательно отвечают на вопрос о принадлежности к каким-либо политическим силам. «Это связано не с самими студентами, – объясняет Алексей Макаркин. – В современном мире вообще наблюдается общепризнанный кризис партийных систем. Если студенты начала ХХ века были связаны с партиями (большевики, эсеры), сейчас в них состоит небольшое количество студентов, даже оппозиционно настроенные студенты не спешат в партии». То есть следовать идее теперь не означает обязанности получать партбилет той или иной окраски.
Свое молодежное крыло есть у всех традиционных партий – «Единой России», КПРФ, ЛДПР, «Яблока». Но молодежной «движухи» там не видно и не слышно. И если раньше «Молодую гвардию» единороссов воспринимали как шанс на партийную карьеру, то сейчас молодежи не очень понятно, для чего она нужна вообще.
Политологи и специалисты по социальной психологии делят молодежь на четыре типа, отмечается в исследовании «Ценностные аспекты электорального поведения студенческой молодежи» Кемеровского госуниверситета. Это традиционный тип конформистов, берущих пример с родителей, стремящийся привлечь к себе внимание и исполненный юношеского максимализма протестный тип, понимающий меру собственной ответственности рациональный тип и апатичный, «никакой» тип.
Последних большинство, 31% (согласно опросу в кемеровских вузах), и их называют абсентеистами – их нет нигде, они отсутствуют в политической и общественной жизни. Но это не означает, что они обязательно равнодушны. Недоверие к партиям, кандидатам и их обещаниям, фальсификация результатов выборов, неверие в значимость собственного голоса – среди основных причин не ходить на выборы.
Но зачем вообще нужна молодежь в политике? Зачем нам, взрослым, ее способность преодолевать табу, стереотипы, перекраивать реальность, ее максимализм, граничащий с экстремизмом?
«Благодаря своему инновационному потенциалу она обновляет социально-политический опыт для передачи будущим поколениям, – отвечают на этот вопрос исследователи ИГЭУ. – От того, насколько сознательно молодой человек включается в общественно-политическую сферу, способен ли он оказывать воздействие на политику, зависит в конечном счете возможность реализации его политических интересов».
Согласно опросу аналитиков в ивановских вузах, 38,4% студентов равнодушны к политике совершенно, а 61,6% студентов так или иначе ею интересуются. Причем девушки и юноши примерно в равных пропорциях, слабый пол даже несколько больше (60,9% и 60% соответственно). Гуманитариям (вспомним Киселева) политика импонирует действительно несколько больше, но незначительно (67,9% и 54,9%). А возрастных различий и вовсе выявлено не было.
Особенно любопытны причины такого интереса. Главная – стремление к саморазвитию. На втором месте – желание знакомиться с новыми людьми, совместное времяпрепровождение, деятельность (коммуникация, одним словом). Альтруистические цели (изменить мир к лучшему, помогать людям) – на третьем. Лишь некоторые отметили, что в политику подались из-за харизмы того или иного партийного лидера, авторитетных родственников или друзей. Карьерный рост и материальные блага оказались в самом низу приоритетов.
Таким образом, о политической апатии студентов говорить не приходится, отмечают эксперты. Но если перечисленные выше потребности удовлетворить некому, если социальная и политическая активность – это обязаловка с угрозами, то молодежь будет искать другой выход. И им может оказаться выход на улицу.
