— «Я выступаю против того, чтобы документ, который подпишет президент, строился на риторике прошлого», — ваши слова относительно проекта Основ государственной культурной политики. Что вы называете риторикой прошлого? Какие принципы должны быть заложены в этот документ?
— Надо определиться с понятием культурного пространства. В Госдуме, где обсуждался этот документ, я критиковал заложенный в него подход к культуре. Книжный магазин — это культурное пространство? По мне — да. По мнению авторов Основ культурной политики — нет. Для них культура — это дома культуры, библиотеки, музыкальные школы и театры. И получается, что культурные кластеры вроде московских «Винзавода» и «Красного Октября», «Арсенала» в Нижнем Новгороде или проекта «Этажи» в Санкт-Петербурге из этого пространства выпадают. Дизайн — тоже культура. Я об этом говорил: нужна новая риторика, нельзя построить что-то новое, используя лексику прошлого или не развивая ее. Я тогда направил Владимиру Ильичу Толстому (советник президента по культуре, ответственный секретарь рабочей группы, разрабатывающей документ. — «Профиль) ряд своих идей и предложений по этому поводу.
— В марте в рамках Года культуры вы объявили главные направления деятельности департамента культуры: децентрализация, добрососедство, детство — развитие периферии, внимание к нуждам людей с ограниченными возможностями, мигрантам и детям. Что сделано? Что удалось, что нет?
— Сделано много, но надо сделать еще больше. Под децентрализацией мы понимаем единый стандарт качества предоставляемых услуг по всей Москве. Так, мы открыли четыре новые библиотеки в периферийных районах, и откроем еще шесть в 2015 году; модернизировали шесть домов культуры: два на юге Москвы, в том числе в Бирюлеве, два — на севере, один в Западном округе и один — в Зеленограде. Что касается парков, я официально утверждаю, что уровень их благоустройства на периферии — тот же, что и в центре, что, например, «Садовники» или Гончаровский парк не уступают парку Горького и Крымской набережной. Что касается детства, мы подписали соглашение с департаментом образования о проведении уроков в музее, и, думаю, что в следующем году в Москве появится «паспорт московского школьника», который даст детям право два раза в год совершенно бесплатно посетить музей и два раза — театр (речь идет об учреждениях, подведомственных департаменту культуры Москвы. — «Профиль»). Но и сейчас раз в месяц (каждое третье воскресенье месяца) можно бесплатно прийти в любой из московских музеев, где мы, кстати, отменили дискриминирующую цену для иностранцев. Вообще мне сложно говорить исключительно о культуре. Я всегда считал, что задачи департамента культуры шире, для меня это «департамент городской атмосферы», поэтому мы, в числе прочего, занимаемся парками и пешеходными зонами. Когда я начинал три года назад, в моем подчинении было 14 парков, сейчас — 103.
— А какие сложности возникают?
— Да нет никаких сложностей. Я уже ко всему привык. Если и возникают, то они все личного характера. Кто-то нам мешает? Нет. Нам в основном все помогают.
— Если речь зашла об атмосфере — что, по-вашему, должно стоять за брендом «Москва»? Как это должно отражаться в его внешнем облике? Может ли внятная концепция бренда сформировать то неуловимое, что называется духом города?
— Это многоуровневый вопрос. Во-первых, у Москвы должна появиться — и уже появляется — московская идентичность, то есть некие правила, кодекс поведения. Кстати, парки, куда нам удалось вытянуть москвичей, сыграли в этом большую роль: появились понятия «у нас так принято» и «у нас так не принято». Например, выпивать на лавочке не принято, но можно расстелить плед под деревом, никто против не будет. Стали появляться какие-то традиции — те же зимние катки. Три года назад у нас был один каток с искусственным покрытием на Красной площади, сейчас их двести. Сейчас зимой в парки народу ходит столько же, сколько и летом, — потому что уже традиция. Все это напрямую связано с брендом Москвы.
Что еще для меня бренд Москвы. Я считаю, что Москва — это город, производящий смыслы: политические, экономические, образовательные, культурные — потому что здесь живет большинство художников, писателей, творцов. В этом году мы по наитию в качестве слогана для нашего большого культурного форума, проходившего в октябре, выбрали фразу «Москва. Живи, работай, созидай!» И для меня это очень точное и емкое определение. Я так чувствую, а как это упаковать — это уже задача маркетологов и других профессионалов. Конечно, за брендом Москвы должны стоять и политические символы, такие как Кремль, Красная площадь, Путин.
— Планируете ли вы дальнейшие преобразования в театрах Москвы, начавшиеся с «Гоголь-центра»?
— Нет, не планируем. Но я считаю, что такому мегаполису, как Москва, где огромное количество интересующихся, думающих людей, нужны и театр, работающий с современной пьесой, как «Гоголь-центр», и уникальная лаборатория вроде «Электротеатра «Станиславский», и такая открытая площадка, как Центр им. Мейерхольда. И это максимально важно для Москвы — иметь театры и другие учреждения, резонирующие с системой. Тогда и система собирается.
— Есть ли у вас задача сделать театры более прибыльными? Какие деньги может зарабатывать крупный театр и от чего это зависит?
— Везде по-разному. Это зависит от репертуара, громких имен актеров, уровня сервиса. Театры уровня «Ленкома» и «Современника» пользуются популярностью на протяжении нескольких лет и зарабатывают почти 100% на каждый вложенный из бюджета рубль. Новаторскому театру зарабатывать сложнее в силу того, что публика не всегда может оценить эксперимент авторов, но и такой театр нужен, — и Москва как город, создающий смыслы, может себе такой театр позволить.
— Есть ощущение, что Москву в последние два-три года используют как экспериментальную площадку для различных реформ, которые потом, обкатав на столице, будут проводить в регионах. Это так?
— Я не считаю, что Москва — экспериментальная площадка. Просто если хочешь получить какой-то результат, приходится предпринимать действия. Чтобы предпринимать действия, нужна стратегия. Стратегия — это всегда выбор, а выбор — отказ от чего-то. У нас есть стратегия — культурная политика, которая финансируется программой «Культура Москвы», рассчитанной до 2018 года. Я понимаю, какой у меня горизонт планирования, куда мы движемся и что для этого делаем.
— Опыт департамента культуры Москвы применим в регионах? Есть ли принципиальные отличия в том, как ведутся дела департаментом культуры Москвы и департаментами культуры регионов? В чем они заключаются?
— Что касается опыта, в крупных городах — да, применим. В регионах — везде по-разному. Я не очень в курсе, как они ведут дела, но, думаю, проблемы у всех примерно одинаковые. Когда я был вице-губернатором по социальной политике на Чукотке, у нас были те же проблемы и задачи: ремонт, содержание, оживление культурной жизни.
— Два года назад вы говорили, что Асс и Шапиро — это ваши Церетели, Серебренников — ваш Кобзон. Что значит современное искусство для Сергея Капкова-менеджера и чиновника и Сергея Капкова-человека?
— Когда я это говорил, я имел в виду, что мой выбор был предопределен, потому что они уже на тот момент были заметными фигурами в своих областях. Но сейчас я могу ставить себе в заслугу, что мы привлекли новых людей, которые стали работать с городом. Тот же Борис Юхананов (художественный руководитель «Электротеатра «Станиславский». — «Профиль») был вне структуры. Тот же Юрий Григорян, чей проект победил в конкурсе на реконструкцию Пушкинского музея. Я действительно считаю, что город — это те люди, которые в нем живут и работают. Для меня нет понятия «современное искусство». Есть актуальность и актуальные люди. Я их называю новыми городскими профессионалами. Так, успех и актуальность Кирилла Серебренникова не в том, что он ставит провокационные спектакли, а в том, что к нему приходят и его слышат. И в то же время есть много молодых современных художников, которых никто не знает, потому что они не актуальны.
— Мосгордума утвердила дефицитный бюджет города на 2015 год. Как это скажется на работе вашего департамента? На чем придется экономить?
— На нас это никак не отразилось, у нас нет ни одной секвестрированной позиции. Более того, у нас растут внебюджетные доходы учреждений культуры. Три года назад внебюджет от продажи билетов и услуг составлял 3 млрд рублей, сейчас — уже 11,5 млрд. За счет того, что обновляется инфраструктура, появляются новые сервисы, большинство наших парков зарабатывает около 70 копеек на каждый вложенный из бюджета рубль. Мы пытаемся сделать из наших учреждений экономически разумные предприятия, и многое получается.
— Но общий экономический кризис все-таки накладывает определенные ограничения.
— Кризис — состояние эмоциональное. На мою жизнь как министра, отвечающего за определенную отрасль, никак не влияет курс той или иной валюты. Билеты мы продаем в рублях, постановки делаем в рублях. К тому же у нас есть определенный запас прочности. Например, все наши театры хорошо оборудованы — светом, звуком, всем необходимым, поэтому здесь больших трат в валюте не предполагается. У нас были определенные сложности с благоустройством парков, потому что детские площадки и часть осветительных приборов мы покупали за рубежом. Но нам пришлось перейти на импортозамещение.
— В сентябре на волне санкций среди прочих патриотических идей предлагалось запретить прокат американского кино в России. Вы тогда сказали, что нужно не запрещать американское, а развивать отечественное. Как?
— Как развивать российский кинематограф? Во-первых, за счет увеличения количества зрителей. Я считаю, что нужно вернуть более дешевые детские и дневные сеансы. По средам — накануне премьер, которые выходят в прокат по четвергам, сделать день демпинга и распродаж. Все это привлечет нового зрителя. А деньги на новое кино нужно выделять не через сложную систему читок в Министерстве культуры, а давать напрямую институциям — «Мосфильму» и «Ленфильму» — вместе с госзаданием: какое количество художественных, документальных, анимационных фильмов, комедий, драмы и авторского кино они должны снять. Но это долгий вопрос, тема для большого «круглого стола».
— Вам в департамент культуры случайно не поступали заявки на проведение в Москве патриотических духоподъемных мероприятий на волне эйфории «Крым наш»?
— Мероприятиями невозможно поднять патриотизм. Нужны действия. Вот Путин совершил ряд действий в плане поддержки Крыма и его присоединения и этим поднял ощущение величия страны. Если наша сборная выигрывает или талантливый российский артист или музыкант проявляет себя на мировой арене — люди чувствуют подъем и гордость за страну, патриотизм зашкаливает.
— Вы считаете себя патриотом? Что для вас патриотизм?
— Да. Для меня патриотизм в том, чтобы что-то делать для своей Родины, для людей. Чинить мир — я это так для себя называю.
— В последние недели стали появляться нападки на мэра Сергея Собянина и его команду…
— Я ничего такого не ощущаю.
— То есть никакого давления со стороны правительства или же недовольства горожан не чувствуете?
— Нет.
— В начале года в интервью Ксении Соколовой вы говорили: «В нашей стране свобода за государственный счет невозможна. Свобода — это за свои». На мой взгляд, в нашей стране свобода — уже давно не вопрос денег.
— Свобода — это личное ощущение. Это то, что у тебя внутри.
— Есть множество других способов заглушить и обезвредить неугодное свободное высказывание.
— Расскажите.
— Та же ситуация с Дианой Арбениной, когда площадки отказываются принимать уже запланированные концерты, или Андреем Макаревичем, которому крепкие парни срывают концерт прямо в зале.
— В Москве 5 декабря у Дианы прошел большой концерт в «Крокус Сити Холле». Никто сверху никому не звонит. Это начинают перестраховываться промоутеры и организаторы. А к ситуациям, подобным срыву концерта Макаревича, мы и сами не готовы. Пришли крепкие парни, купили билеты, сели в первые ряды и с криками распалили газ посреди выступления. Это вопрос социальной нетерпимости, наверное.
— Ваш личный главный итог года?
— Наш успех — это же не только моя работа — в том, что мы меняем атмосферу в городе, в которой происходит формирование той самой московской идентичности, о которой я уже говорил. Москвичи уже понимают, что они хотят видеть в городе, а что категорически неприемлемо, и это — уже половина пути.
