Профиль

«Технологии еще удивят нас новыми прорывами»

За считанные годы Ларри Пейдж превратил Google, пожалуй, в самый влиятельный концерн на планете, в первую сверхдержаву цифрового века. Но этого ему мало. Его амбиции простираются дальше.

©

Когда человек в первый раз направляется в штаб-квартиру Google на берегу залива Сан-Франциско, то, как правило, он рассчитывает увидеть нечто грандиозное, подобающее огромному влиянию и амбициям концерна. На самом деле городок интернет-гиганта вполне мог бы находиться где-нибудь в промзоне на юге Ганновера и представляет собой простое скопление строений из стекла и бетона – пара десятков безликих образчиков современной архитектуры.

Здесь нет ни внушительного пандуса, ни парадного входа, ни главного фойе, ни даже таблички «Вход». Никаких ворот и шлагбаумов, секьюрити и высоких заборов, как практически у всех глобальных концернов. На 4-м этаже здания из красно-коричневого клинкерного кирпича, где расположены кабинеты топ-менеджмента, вы не найдете ни секретарей в приемных, ни массивной мебель, ни дорогих предметов искусства. Кабинет основателя концерна и председателя правления занимает от силы 25 кв.м: простой письменный стол, обшарпанный диванчик для посетителей. И мертвая тишина.

Ларри Пейдж – вероятно, самый влиятельный предприниматель планеты, родился в 1973 году в небольшом городке в штате Мичиган в семье информатиков. Сейчас глава Google ведет концерн в будущее и ставит перед собой все более амбициозные задачи: самоуправляемые автомобили, космический интернет, роботы, виртуальная реальность, искусственный интеллект. С недавних пор Google даже ведет исследования, призванные увеличить продолжительность жизни. Чтобы более четко отмежевать новаторские проекты, еще кажущиеся футуристическими, от основного интернет-бизнеса, недавно Пейдж преобразовал Google в новый холдинг, получивший название Alphabet.

В отличие от основателя Apple Стива Джобса, Пейдж не блещет природной харизмой – скорее, наоборот. Лидер Google – интроверт, чувствует себя неловко в местах скопления людей, подростком он был заядлым компьютерщиком, аутсайдером. Он говорит неизменно спокойным, чуть дребезжащим голосом – это последствие аутоиммунного заболевания. Несколько лет назад, когда проблемы с голосовыми связками возникли впервые, он практически не мог говорить.

Добиться встречи с Пейджем непросто, он избегает публичности и не жалеет для этого усилий. Известно лишь, что его жена занимается биоинформатикой, и что у них двое детей. Никто даже не знает, как их зовут: эта информация стерта из цифровой памяти мира. Для человека, цель жизни которого – собрать воедино все знания мира и сделать их обдщедоступными, Пейдж на удивление много заботиться, чтобы о нем знали поменьше.

– Мистер Пейдж, Google каждый день обрабатывает миллионы поисковых запросов, которые анализируются алгоритмами и затем хранятся в гигантских дата-центрах. Порой кажется, что Google уже видит и знает все. В один прекрасный день он станет всеведущим?

– До этого нам еще предстоит очень большой путь. Пока же поисковик не слишком хорошо понимает, что знает и чего не знает автор поискового запроса. Он плохо сопоставляет факты из разных областей и потому не может запросто ответить на вопрос. Однако количество пользователей интернета и объем информации в сети неуклонно растут, в результате чего с течением времени технология совершенствуется.

- Google уже несколько лет активно работает над тем, чтобы собрать все знания мира в одну гигантскую базу и обучить поисковик языку. Какая цель вам видится: вездесущий суперкомпьютер, с которым можно общаться, как в сериале Star Treck?

– Развитие поисковых технологий продолжается, и они еще удивят нас новыми прорывами. Многие недооценивают прогресс в силу его непрерывности и постепенности. Сегодняшний Google невозможно сравнивать с Google десятилетней давности. Но нам еще только предстоит преодолеть большие препятствия. Скажем, я увлекаюсь кайтсерфингом и хочу получить простой ответ на вопрос: где покататься сегодня? Для этого нужно сопоставить множество самой разной информации: на каких пляжах сейчас есть ветер, как до них добраться, и вообще, пустят ли туда чужака? Поисковику это еще не под силу. Но мы работаем над этим.

– За последние годы вы запустили множество футуристических проектов, на первый взгляд, не связанных с основным бизнесом. Как вы решили заняться разработкой самоуправляемых автомобилей?

-– Мы много задумываемся над основополагающими проблемами, перед которыми стоит человечество, и над тем, как их можно решить с помощью технологий. Мы понимали всю важность задач, связанных с транспортом. Люди тратят невообразимое время, чтобы добраться до работы. При этом расходуется безумное количество энергии. Плюс многочисленные аварии.

©Фото: Google Self Driving Car Project

– Но как у вас родилась сама идея? Вы сидели с вашим партнером Сергеем Брином за чашечкой кофе и рассуждали: мы разбираемся в вопросах обработки данных лучше всех, автомобильная индустрия спит, так давай сделаем самоуправляемый автомобиль?

– Во всяком случае, всегда полезно руководствоваться следующим: нужно совершенно осознанно ставить перед собой большие задачи. На пути к их достижению мы то и дело сталкиваемся с проблемами, преодолевая которые, мы учимся и развиваемся в новых для себя сферах. Благодаря Street view и Google Maps мы уже хорошо разбирались в вопросах дорожного движения, понимали связанные с этим затраты и проблемы, поэтому нам, пожалуй, было легче, чем другим, разглядеть перспективы самоуправляемых автомобилей. Наконец, главную роль здесь все же играет обработка данных, а в этом мы разбираемся очень даже неплохо.

– То есть, использовать неуклонно растущий машинный интеллект для создания робота на колесах было для вас вполне логичным шагом?

–Знаете, такое решение не было очевидным для всех. Если бы тогда вы задали людям вопрос, реально ли создать самоуправляемый автомобиль, большинство интуитивно сказали бы: нет. И потому мне представляется в корне неверным, когда предпринимательские решения основываются исключительно на чутье. Нужно копать глубже, все ставить под вопрос, и только тогда вам откроются возможности, которых не замечают другие. Ведь технологии становятся все более сложными, все менее доступными для понимания.

– Даже для вас?

– Да, даже для меня. Все чаще возникают основополагающие вопросы, нельзя понять которые в полной мере. Именно по этой причине предсказать будущее информатики, развитие цифровых технологий практически невозможно. В случае с самоуправляемыми автомобилями изначально было очень немного людей, действительно понимавших концепцию.

– В ее технологической реализуемости сегодня никто не сомневается, почти все производители работают над собственными проектами. Но как Google собирается зарабатывать на роботомобилях?

– Многие говорят: ну, вот, Google со своими самоуправляемыми автомобилями будет собирать еще больше данных, чтобы продавать рекламу. Но это же просто бессмыслица.

– Думаете, Google сможет наладить собственное автомобильное производство и построить дилерскую сеть? Здесь автоконцерны вас намного опережают, а в технологических вопросах они быстро наверстывают упущенное.

– Послушайте, мы ведь сначала тоже не знали, как монетизировать поиск, мы просто разработали технологию. То же самое с самоуправляемыми автомобилями: это продукт, который отразится на всем человечестве. И потому из него вырастет колоссальный бизнес. Я ничуть не сомневаюсь, что мы сможем зарабатывать на этом хорошие деньги. И не важно, как именно это будет происходить.

– Самоуправлямые средства транспорта стали возможны только благодаря большому прогрессу в информатике, прежде всего, прорывам в области машинного обучения и так называемых нейронных сетей: компьютерные программы как бы самостоятельно овладевают новыми навыками, подобно человеческому мозгу, который постоянно учится новому. Это означает, что сегодня все машины стремительно «умнеют»?

– Да, в научных и промышленных кругах многие связывают с этим большие надежды, и машинное обучение получает все новое и новое применение. Но в Google практически все, что мы делаем, изначально во многом основывалось на этом принципе. Другие долго были настроены скептически, мы же на собственном опыте видели, что технологии машинного обучения для решения тех или иных проблем всегда обеспечивают колоссальный прогресс. Это касается в том числе и проектов, казавшихся почти бесперспективными, например, машинного перевода. И мы еще в самом начале пути.

©Фото: San Diego/ZUMAPRESS.com/ТАСС

– Конечная станция – искусственный интеллект?

– Я предпочитаю пока что говорить о растущем интеллекте. Исследования искусственного интеллекта долгое время считались чем-то старомодным, а сама тема – отжившей и бесперспективной. Я в это не верил и, напротив, в Google всегда поддерживал соответствующие проекты. Поэтому я рад, что в последние годы тренд переменился. Что другие тоже, наконец, появилось больше амбиций. Мы бы могли прийти к этому еще пять лет назад, то тогда не хватило смелости.

– Возможно, не без причины. В последние месяцы известные предприниматели и ученые, начиная с Билла Гейтса и основателя Tesla Элона Маска и заканчивая Стивеном Хокингом, публично предупреждали, что искусственный интеллект может стать угрозой для человечества.

– Большой отпечаток на эту дискуссию накладывает, в частности, научная фантастика. Да, конечно, мы видим прогресс на пути к созданию искусственного интеллекта, и тем не менее, мы еще далеки от этой цели. Я также понимаю суть опасений, и потому мы стремимся к открытости и осмотрительности в рамках всех наших проектов в данной сфере. Но вообще я убежден: продолжать движение в этом направлении очень и очень важно. Я вижу здесь огромные возможности повысить качество жизни для всех и сделать наш мир лучше.

– Умные машины сулят большой прогресс, в том числе и в робототехнике. За последние годы Google поглотил несколько специализированных фирм, производящих роботов. Вы планируете наступление на машиностроительную промышленность? Или робот от Google скоро поселится в каждом доме?

– Робототехника в последние годы не стояла на месте. И я лично много занимался этой темой. Мне кажется, для нас это единственно правильный путь: выбирать сферы, которые нам представляются важными, и увлекать ими других. Так, в Германии очень сильные автомобилестроительные компании, у них накоплен большой опыт применения робототехники, и потому эта тема для немцев не является чем-то действительно новым. Однако в других отраслях ситуация иная. Поэтому я убежден, что роботы дадут возможность существенно повысить производительность труда и эффективность процессов, а также снизить издержки.

– Можно конкретнее? В свое время Google разработал Android – самую распространенная в мире операционную систему для смартфонов. Некоторые эксперты считают, что сегодня вы работаете над аналогичной стандартной ОС для роботов, и что в конечном итоге вы планируете предлагать прежде всего программные, а не аппаратные решения.

– На этот вопрос я могу дать не более однозначный ответ, чем на вопрос о бизнес-плане самоуправляемых автомобилей. Ведь сегодня мы находимся на слишком раннем этапе разработки всех этих новых технологий…

– В последние годы прогресс ускорился, технологические скачки становятся все более впечатляющими. Не все поспевают за развитием техники, и многих это пугает. Вы их понимаете?

– Прежде всего, в Европе, похоже, получила распространение картина мира, согласно которой технологии – это то, чего нужно бояться. Вспомните, как раньше происходили всемирные выставки: люди шли на них с энтузиазмом, чтобы мечтать о прекрасном будущем. Недавно в кино я видел фильм «Земля будущего»...

– ...с Джорджем Клуни в роли изобретателя, отправившегося в футуристический, фантастический мир.

– Такие фильмы мне представляются очень важными, поскольку они пробуждают желание заглянуть в завтрашний день. До сих пор мир благодаря прогрессу постепенно становился чуточку лучше, сокращалось количество бедных, число людей, гибнущих в результате войн. Так откуда такой пессимизм? Я этого не понимаю. Ведь он иррационален и с научной точки зрения лишен всякого смысла. Мы должны быть куда более оптимистичными.

Мне кажется, люди не верят, что компании действуют в их интересах, что они могут всерьез ориентироваться на социальные концепции – несмотря на все достижения прогресса. Мы должны изменить эту ситуацию и помочь людям вновь с энтузиазмом работать на благо прогресса.

– Но ведь экономисты предупреждают, что как минимум в среднесрочной перспективе замена сотрудников на компьютеры и программы приведет к структурной безработице.

– Это очень важная тема, которой я уделяю большое внимание, я много об этом читаю. Интернет открывает колоссальные новые возможности, но в то же время становится причиной системных сдвигов. Я жду больших, бурных перемен. И, разумеется, если вы работаете в компании, которая бьется с вызовами дигитализации, это не может вас не тревожить. Но даже в такой ситуации я призываю сохранять оптимизм и обращать внимание прежде всего на плюсы.

– О каких плюсах может идти речь, когда все больше работы вместо нас выполняют программы?

– У людей появится больше времени, больше гибкости. Если вы проводите пять дней в неделю с девяти до пяти в офисе какого-нибудь концерна, и у вас стабильная работа, которая вам осточертела, это едва ли можно считать пределом мечтаний. Если уж работать, то так, чтобы работа служила для самореализации.

– Вы слишком упрощаете себе жизнь. Лучше иметь скучную работу, чем никакой.

– Безусловно. И я понимаю, что разительные перемены, обусловленные дигитализацией, могут пугать… Однако я оптимист. Или это так плохо? Люди любят отпускать шуточки по поводу того, что мы с Сергеем Брином ходили в школу Монтессори. Но там нас научили независимому мышлению, привычке во всем сомневаться и искать необычные пути.

Мне важно, чтобы люди перестали так уж сильно бояться перемен. Мне кажется, мы смотрим на мир слишком статично. Ведь сфера труда всегда была подвержена серьезным переменам. Сколько людей сегодня заняты в сельском хозяйстве? Если нам удастся резко повысить производительность труда, это может дать человечеству колоссальные преимущества. Я знаю много людей, прежде всего тех, кто в одиночку воспитывает детей, которым не хватает для этого времени, потому что приходится много работать. Нужно стремиться изменить ситуацию, сделать жизнь легче. Но, возможно, я слишком большой идеалист. Но ведь если тормозить прогресс, от этого проблемы в нашей нынешней системе только усугубятся. Тот, кто допускает промедление в условиях глобальной конкуренции, проигрывает.

– Итак, вы за новые ценности в цифровом веке?

– Нет, но мы должны честнее признаться себе, что просто не можем точно знать, как именно нам следует воспринимать потенциальные возможности и проблемы в связи со всеми новыми реалиями. Разумеется, нам нужны четкие линии и правила, но мы должны вместе, в рамках некого непрерывного процесса, учиться понимать, какие из них являются правильными. И мы должны дать шанс тому миру, в условиях которого сможем двигаться вперед действительно большими шагами.

– Как бы то ни было, политики не прислушаются к вашему призыву. Прежде всего, в Брюсселе и Берлине сегодня задумываются о том, как ограничить влияние Google. А Еврокомиссия проводит антимонопольное расследование по подозрению в злоупотреблении Google доминирующим положением на рынке.

– Мы существуем в очень динамичной среде: постоянно появляются новые фирмы, новые идеи, новые продукты. Но ведь это и есть то, чего мы хотим: мир, в котором возможен быстрый рост и стремительный прогресс. Это идет не только на благо потребителей, но и автоматически решает часть проблем в сфере правового регулирования конкуренции, поскольку постоянно появляется что-нибудь новое, и рынок не стоит на месте. Сам Google через десять лет тоже будет совсем не похож на Google, каким мы его знаем сегодня.

– Тем не менее, люди озабочены проблемами защиты данных в цифровой век. Google снискал репутацию цифрового спрута, не останавливающегося ни перед чем. Или вы не воспринимаете такую тревогу всерьез?

– Разумеется, я всегда много размышляю над проблемами защиты данных и цифровой безопасности, для меня это чрезвычайно важные темы. Компьютеризация и дигитализация привели к большим изменениям, и меня не удивляет, что люди беспокоятся. Но сама технология, возможность делиться информацией, может иметь практически трансформационную природу и вывести нас на важные новые пути.

– Чтобы еще больше ускорить такое преображение, несколько месяцев назад вы представили новую структуру концерна. Вы боялись, что структура Google окажется слишком раздутой?

– Новая, более изящная структура, безусловно, поможет нам лучше сфокусироваться – в этом идея. Дела в концерне однозначно идут хорошо, но пришло время провести более четкие линии и все сделать более понятным. Меня всегда заботило, что со временем компании становятся слишком ленивыми, нерасторопном и и движутся вперед черепашьим шагом. Однако в отрасли технологий это тем более недопустимо, здесь нужны революционные идеи и большие прорывы.

– Ваше стремление к такому бурному прогрессу и переменам выражается в философии «10-кратного мышления» (10x-Thinking): все новое должно быть лучше старого не на 10%, а на порядок. Но, продвигаясь семимильными шагами, немудрено кого-нибудь затоптать. Разве порой нельзя прийти к цели, делая более мелки и осторожные шажки?

– Каждый год в ДТП гибнут миллионы людей. Так не лучше ли вывести на рынок самоуправляемый автомобиль, который сделает дорожное движение более безопасными, через пять или через десять лет? Я бы действовал консервативнее, если бы наш мир был в превосходном состоянии. Но мы еще далеко не достигли той точки, когда повсюду на планете гарантированы безопасность и свобода или хотя бы достаточное количество пищи для всех. Я не вижу никаких аргументов, которые бы доказывали, что человеческие страдания – это благо. Нам нужно действовать без промедлений.

©Фото:src=

– Но ведь в конечном итоге цель любого бизнеса – приносить прибыль. И как только ей что-либо угрожает, все благие намерения изменить мир к лучшему летят за борт.

– Я верю, что великие идеи можно быстрее всего реализовать на глобальном уровне, если связать их с каким-то продуктом, с каким-то бизнесом. Это позволяет охватить очень большое количество людей. И я считаю, что большие компании непременно должны иметь бoльшие амбиции, в противном случае они не достойны своего влияния. Еще будучи студентом, я не допускал даже и мысли, что буду работать в компании, которая меня не вдохновляет. И, к сожалению, до сих пор я знаю очень не много концернов, которые бы хоть немного вдохновляли.

При этом, капитализм, безусловно, обладает высокой эффективностью, однако он способствует выраженному краткосрочному мышлению, что мы и видим во многих компаниях. Какое-то время это неплохо работает, но в долгосрочной перспективе приводит к большим проблемам. Думаю, нам стоит попытаться пойти другим путем. Что мешает нам преуспевать в бизнесе, одновременно стараясь изменить мир к лучшему? Я убежден: если избрать в качестве перспективы 10 или 20 лет, то можно будет одновременно достичь и экономических, и общественных целей.

Печатается в сокращении

Самое читаемое
Exit mobile version