Вашингтон уже давно настаивает, что именно КНР – «главная угроза для США и Евросоюза». А на недавнем мадридском саммите НАТО Китай прямо назвали «системным вызовом интересам, безопасности и ценностям» стран альянса.
Пекин пока столь громкими обвинениями не разбрасывается. В феврале прозвучало заявление, что США являются «главной угрозой», но не для Китая, а для мира вообще, причем сделано это заявление было посольством КНР в России. Впрочем, и без деклараций понятно, кого в Китае сейчас считают «наиболее вероятным противником». Ощутимо агрессивнее стала дипломатия; анализ программных документов показывает, что Китай нацелен на обеспечение автономного развития, ослабление зависимости от внешних рынков и технологий.
В общем, «развод» – а именно так можно перевести термин «декаплинг» – идет полным ходом. Со взаимными упреками, битьем посуды и требованием алиментов за «потраченные лучшие годы жизни».
Медовый месяц в отношениях двух стран длился недолго – буквально десять лет, с конца 1970-х по конец 1980-х. Любовная лодка дала течь, когда в 1989 году на площади Тяньаньмэнь китайские коммунисты жестко подавили протесты. Американцы могли уже тогда обложить молодую рыночную экономику серьезными санкциями, но ради баснословных барышей, получаемых благодаря использованию дешевой китайской рабочей силы, предпочли продолжить торговать и инвестировать.
КНР восприняла такое решение как гарантию своего стабильного развития. Когда после 2014 года на Москву посыпались западные санкции, китайские эксперты уверяли российских коллег, что с КНР такое бы точно не произошло: «Ведь достаточно глубоко интегрироваться в мировую экономику, и глобальному капиталу будет невыгодно ссориться с вами».
Всё изменил Дональд Трамп. В 2018-м он запустил маховик торговой войны, которая быстро приобрела черты «развода» между США и Китаем едва ли не по всем направлениям сотрудничества. К чему же пришли Америка и КНР, а вместе с ними и вся мировая экономика спустя четыре года после начала декаплинга? Давайте разбираться.
Ах, статистика, бессердечная ты…
Еще во время предвыборной кампании Трамп утверждал: «Своей несправедливой торговой политикой Китай насилует США». Имелся в виду прежде всего искусственно заниженный курс юаня, помогавший Пекину получать от торговли с США гораздо больше, чем Америке – от торговли с Китаем. Иначе говоря, торговый баланс складывался в пользу КНР, а не США.
В 2017 году американцы купили китайских товаров на $523 млрд, а своих продали на $188 млрд. Причем вторую позицию в конъюнктуре американского экспорта занимало сырье – продукция сельского хозяйства ($13 млрд), тогда как китайцы только электрооборудования продали в США на $146 млрд, а продукции машиностроения – на $110 млрд. В 2018-м профицит Китая в торговле с США достиг $418 млрд (этот рекорд не побит до сих пор).
Придя к власти, Трамп принялся реализовывать свои обещания. Сделать Америку «снова великой» у него не получилось, но торговую войну с КНР он развязал.
Заявляемой целью было выравнивание торгового баланса. Иначе говоря, Трамп хотел сделать так, чтобы Штаты меньше покупали дешевых китайских товаров и при этом больше продавали Китаю своей дорогой продукции. В январе 2018-го Трамп ввел первый пакет заградительных пошлин на товары, в производстве которых Китай является мировым лидером (солнечные батареи, стиральные машины, некоторые виды электроники и так далее). Пекин ответил встречными санкциями, но в конце года согласился на переговоры, итогом которых должна была стать, как ее называли в Белом доме, «справедливая торговая сделка».
В январе 2020-го, накануне пандемии коронавируса, в Вашингтоне заключили долгожданное торговое соглашение. Поскольку китайцы не ожидали вероломного «торгового нападения», были плохо готовы к противостоянию как экономически, так и морально, итоги сделки выглядели победой США. Некоторые отечественные аналитики даже поспешили назвать соглашение «капитуляцией Пекина», «Брестским миром по-китайски» и «триумфом свободного мира». США милостиво отказались от обвинений КНР в валютных манипуляциях, снизили вдвое (до 7,5%) введенные ранее пошлины на закупаемые в объеме $120 млрд товары и отказались от введения новых 15-процентных пошлин на $156 млрд китайского импорта. При этом КНР обязали в течение двух лет закупить американской продукции на $200 млрд.
Однако победа Трампа оказалась пирровой. Китай избавился от иллюзий по поводу сотрудничества с США и перешел к перестройке своей экономики на принципах «двойной циркуляции» – то есть с упором на развитие внутреннего спроса. При этом Пекин нашел альтернативных поставщиков товаров, которые раньше закупал в Америке (например, соя и кукуруза). Трамп меж тем проиграл выборы Джо Байдену, а пандемия коронавируса, вызвавшая снижение спроса и коллапс производственно-логистических связей по всему миру, де-факто избавила КНР от необходимости выполнять условия сделки.
В Пекине надеялись, что Байден откажется от антикитайской риторики, но этого не произошло. Более того, если республиканцы при Трампе вели себя агрессивно, но готовы были разговаривать с Китаем как с партнером, то демократы при Байдене затянули песню о «ценностях свободного мира» и «мировом порядке, основанном на правилах», что исключает саму возможность диалога с теми, кто думает иначе. В период пандемии отношения стран совершенно разладились.
Когда в марте 2021-го в Анкоридже, на Аляске, прошла встреча руководства двух стран, китайцы вели себя уже совершенно по-другому. Глава китайской делегации Ян Цзечи заявил, что «Соединенные Штаты используют военную силу и финансовую гегемонию, чтобы осуществлять юрисдикцию длинных рук, подавлять другие страны и препятствовать нормальным торговым обменам». Он добавил, что попытки разговаривать с Пекином свысока или с позиции силы контрпродуктивны.
Но разговаривать иначе американцы пока так и не научились. Вся риторика по чувствительным для Пекина вопросам – от обвинений в геноциде уйгуров до проблемы Тайваня – не только сохраняется в полном объеме, но и звучит всё громче. Даже несмотря на объективную потребность заручиться поддержкой КНР в деле введения антироссийских санкций. При этом торговая статистика свидетельствует о том, что торговая война желанных результатов США в итоге не принесла.
Экономический рост в Штатах, наблюдавшийся на закате президентства Трампа и в начале правления Байдена, был вызван не тем, что американские фабрики начали заваливать китайский рынок своей продукцией, а вливанием в экономику колоссальных государственных средств для ликвидации безработицы и увеличения доходов домохозяйств. Оборотной стороной медали стал рекордный рост инфляции, в котором сейчас Белый дом обвиняет Россию и лично Путина.
Между тем по итогам 2021 года торговый оборот Китая и США вырос на $45 млрд по сравнению с периодом до начала декаплинга и составил $755 млрд. При этом профицит Китая в торговом балансе, с которым боролся Трамп, после некоторого снижения в 2019–2020 годах снова укрепился. Сейчас он, по китайским данным, составляет $396 млрд. Дефицит США в мировой торговле в целом составляет астрономический $1 трлн, из которого больше трети приходится на долю КНР. Иначе говоря, если использовать терминологию Трампа, Пекин продолжает «насиловать США» и извлекает из этого выгоду.
Великая американская стена
Экономические результаты декаплинга более чем сомнительны. Однако значение изменений, последовавших за торговой войной, столь велико, что одной экономической статистикой измерено быть не может. Наиболее заметные последствия наблюдаются в сфере высоких технологий.
Цель США – ограничить технологическое развитие Китая, предотвратить появление технологического стандарта полного цикла, альтернативного американскому. Грубо говоря, в Вашингтоне хотят, чтобы весь мир продолжал покупать американские смартфоны и пользоваться американскими соцсетями, а Китай оставался «сборочным цехом», производил дешевый ширпотреб, как это было в 1990–2000-е годы, и не пытался конкурировать с США в области высоких технологий. По своей стратегической значимости эта задача гораздо важнее, чем выравнивание торгового баланса.
Вслед за объявлением торговой войны в отношении китайских телекоммуникационных лидеров Huawei и ZTE были введены серьезные санкции. Компаниям запретили поставлять свою продукцию в США, а уже заключенные соглашения по использованию китайского стандарта 5G в США отменены. Были приняты меры, закрывающие этим компаниям доступ к наиболее продвинутым чипам и мешающие развитию их потенциала по производству полупроводников. Введенный режим гослицензирования фактически остановил экспорт американских технологических компонентов и программного обеспечения в Китай. Под давлением США отношения с Huawei разорвали крупнейшие подрядчики и мировые лидеры в производстве электроники – американо-сингапурская компания Flex и тайваньская компания TSMC. Смартфоны китайской компании были отключены от системы Android. В санкционные списки США было внесено большинство передовых стартапов КНР в сфере искусственного интеллекта и облачных технологий.
Даже торговая статистика показывает уменьшение объема закупаемой в КНР электроники: по итогам прошлого года примерно на $10 млрд по сравнению с временами до торговой войны. При этом львиную долю покупаемой американцами в Китае техники составляют незатейливые бытовые приборы.
В то же время власти США не разрывают связи полностью и держат китайские корпорации «на коротком поводке». В результате, боясь окончательно рассориться с американцами, китайские корпорации (та же Huawei) после начала СВО заняли в России выжидающую позицию и стараются не давать повода наложить на них «вторичные санкции»: прошли сообщения о закрытии магазинов, представительств, отправке сотрудников в длительный отпуск и попытках наладить «параллельный импорт» через Армению.
Сокращается и научное сотрудничество двух стран – сейчас оно и в Пекине, и в Вашингтоне рассматривается исключительно сквозь призму «угроз национальной безопасности». Фактически свернуто участие американцев в китайской стипендиальной программе «Тысяча талантов», которую Белый дом назвал «способом заполучить американские технологии и интеллектуальную собственность». Прекращены совместные научные программы по линии «национальных лабораторий» США. С 2020 года идут проверки всех образовательных организаций – не получает ли кто деньги от китайцев. Из 118 действовавших на территории США «институтов Конфуция» 104 уже закрыто, еще четыре находятся в процессе ликвидации; оставшиеся же собираются провести ребрендинг и работать под другой вывеской. Американская риторика на этот счет возвращает нас в самые мрачные времена холодной войны, маккартизма и «охоты на ведьм»: «Институты, финансируемые китайским правительством, занимаются вербовкой шпионов и коллаборационистов».
Си Цзиньпин и Джо Байден в Учебном центре международных исследований, Лос-Анджелес, 2012 год
XINHUA VIA AFP/EAST NEWSКак следствие, научный прогресс, еще каких-то десять лет назад казавшийся процессом общечеловеческим, сейчас оказывается разделенным по национальному признаку. Неизбежным итогом этого становится постепенная «суверенизация» интернета и технологических платформ, что рано или поздно поставит все страны, находящиеся между «коллективным Западом» и Китаем, перед дилеммой стратегического выбора.
До минимума сократились и межличностные контакты. Представителям разных стран стало сложнее общаться друг с другом, растет взаимная неприязнь. Как и во времена холодной войны, человека оценивают не по тому, что он собой представляет, а по тому, какое у него гражданство. Ситуация усугубляется тем, что этот процесс лег на благодатную почву роста националистических и даже шовинистических настроений в Китае, а также расколом в американском обществе по ряду вопросов сугубо внутренней повестки, которые зачастую непонятны при взгляде из-за рубежа, но, тем не менее, определяют отношение американцев к иностранцам. Показательный пример – проецирование этики Black Lives Matter на ситуацию в китайском городе Гуанчжоу, где в рамках профилактики коронавируса жесткие ограничительные меры применялись в отношении африканцев.
В результате США и Китай, продолжая быть экономически тесно связанными, в политике и на уровне межличностного общения расходятся все дальше и дальше. Отношение Пекина и Вашингтона к событиям на Украине лишний раз подчеркивает: они очень по-разному смотрят на то, как должен быть устроен мир. А инициативы США и Великобритании по созданию явно антикитайских военно-политических альянсов в Индо-Пацифике – AUKUS, QUAD и «Партнерство в Голубом Тихом океане» – воспринимаются в КНР как попытки взять ее в осаду в прямом смысле этого слова.
Резюме всего вышесказанного таково: если в 2018 году Китай не ожидал, что США «нападут» на него экономически, а в 2020-м еще пытался договориться и нормализовать отношения, то сейчас ситуация принципиально иная. Пекин принял вызов и будет строить свою политику, исходя из неизбежности длительного экзистенциального по своей сути противостояния с США и их союзниками. И все процессы, связанные с КНР – начиная от российско-китайского сближения, заканчивая переизбранием Си Цзиньпина на третий срок, – следует рассматривать сквозь эту призму.
