Каменное лицо: 120 лет со дня рождения Жана Габена

«Совершенный человек»

Габен был из тех актеров, что, кажется, всю жизнь играют одну и ту же роль – самого себя. Это однообразие могло бы надоесть, если бы не габеновская харизма. Другого артиста на его месте давно попросили бы «сменить пластинку», но от Габена, наоборот, ждали повторения знакомых приемов, поскольку никто не умел показать на экране мужество и достоинство, основательность и надежность, душевную щедрость и спокойную уверенность так убедительно, как это делал он.

Нередко артисты в жизни – полная противоположность своим ролям, но о Габене прожившая с ним несколько лет Марлен Дитрих писала: «Он был совершенный человек, сегодня мы сказали бы – «супермен», человек, которому все уступали. Он был идеалом многих женщин. Ничего фальшивого – все в нем было ясно и просто».

Как и многие другие большие актеры, Габен пришел в профессию скорее по воле судьбы, чем по собственному желанию. Более того, желания этого было столь мало, что это расстраивало его родителей, – Фердинанд и Элен служили в театре и надеялись, что сын пойдет по их стопам. Но пресловутая «магия кулис», казалось, не действовала на Жана. В детстве он мечтал стать машинистом паровоза.

В 14 лет родители уговорили его поехать с ними на гастроли в Марсель, где Жан не без успеха выступил на сцене. Но сразу по возвращении в Париж он устроился разнорабочим на железную дорогу, а потом на сталелитейный завод.

В юности Фердинанд бунтовал против своего отца, выбрав вместо семейного ремесла каменщика-мостильщика довольно сомнительную с точки зрения пролетария карьеру артиста. Перейдя из рабочего класса в богему, он взял псевдоним, превратившись из Монкорже в Габена. Прошло время, и Фердинанд Габен с изумлением наблюдал, как его отпрыск, угрюмый, независимый, себе на уме подросток, движется в обратном направлении.

Актерство Жан считал недостойным мужчины кривлянием и, кстати, не изменил мнение, даже когда это «кривляние» принесло ему славу и деньги.

Однако Фердинанд тоже был упрям и, заметив, что сын к 17 годам успел натрудить хребет на черных работах, убедил его сходить на прослушивание в знаменитое кабаре «Фоли-Бержер». У юноши обнаружился красивый голос, и он начал выступать как комический певец. Так наш герой стал Жаном Габеном – на радостях отец поделился с сыном артистическим псевдонимом. И тем не менее призыву на срочную службу во флот Жан обрадовался больше, чем успеху на сцене.

После флота возвращаться к «кривлянию» он не планировал, но, помыкавшись некоторое время на черных работах, которые перестали казаться ему романтичными, Жан решил «перекантоваться» в уже знакомом ему варьете, поработав сначала с «Буфф-паризьен», а затем и в «Мулен-Руж». «Он говорил мне, что избрал путь актера, потому что это был самый легкий способ зарабатывать на жизнь», – писала Дитрих.

Каждому свое

В 1920-е Париж был охвачен экстатическим весельем отчасти нервного происхождения: хотелось поскорее стряхнуть с себя ужасы Первой мировой войны. Габен со своими музыкальными номерами набирал популярность, его заметила звезда кабаре Мистангетт и начала покровительствовать молодому артисту.

К работе Габен подходил со свойственной ему основательностью: пусть он считал ее легкомысленной, но делать что-то спустя рукава было не в его стиле. «Это было далеко от гениальности, но люди смеялись», – так сам Габен отзывался о том периоде своей карьеры. С одним из театров он даже побывал в Южной Америке.

В 1928 году Жан снялся в двух немых короткометражных фильмах – «Львы» и «Эй! Чемоданы!», не возлагая особых надежд на кино. Его главным оружием в то время был голос, а немое кино выглядело «кривлянием» чистой воды.

Но через пару лет его позвали уже в звуковой фильм – музыкальная комедия «Каждому свое» (1930) была во вполне привычном Габену опереточном стиле. В ней он играл продавца магазина модной одежды, строящего из себя светского льва. За этой картиной последовали главная роль в триллере «Мефисто» (1931) и еще дюжина не слишком обремененных художественными достоинствами фильмов, пока ему не досталась роль, изменившая траекторию полета молодого актера.

С «Марии Шапделен» (1934) Жюльена Дювивье началось становление классического «габеновского героя». В этом фильме, экранизации одноименного романа Луи Эмона, Габен сыграл канадского лесоруба, мужественного человека, простого и решительного, который отправляется навестить свою возлюбленную через опасный ледяной перевал и погибает, сбившись с пути. Трагическая смерть – участь почти всех главных героев «довоенного» Габена.

«Не лезть в камеру»

Дювивье ввел Габена в большое кино. «Я считаю, что он лучший современный актер. Он обладает поразительной силой присутствия, подлинностью, человечностью», – утверждал режиссер.

Ко времени встречи с Дювивье Габен со свойственной ему скрупулезностью проанализировал свое поведение в кадре и сделал нужные выводы: «Я понял, что с моей рожей было лучше не лезть в камеру, которая увеличивала, как лупа. Чем меньше менялось мое лицо, тем правдивее я выглядел, а при монтаже все те чувства, которые я стремился передать, делались очевидными без всякого утрирования». Так родилась характерная сдержанная манера Габена.

Познакомившись с серьезным кино, показывавшим настоящую неприукрашенную жизнь, Габен понял, что нашел себя. Такое кино не противоречило его «пролетарским» убеждениям. Наоборот, он почувствовал, что может сказать на экране то, что никто прежде не говорил. Он мог играть настоящих мужчин: солдат, рабочих, а не напомаженных ловеласов – и знал, как сделать своих героев магнетически притягательными.

Дювивье снял Габена в пяти фильмах, в том числе в «Батальоне иностранного легиона» (1935) и «Пепе ле Моко» (1936), где актер и режиссер продолжили развивать образ мужественного, но обреченного на гибель человека. В первом случае это был подавшийся от безвыходности в легионеры француз, погибающий при осаде крепости арабами, а во втором – харизматичный гангстер, скрывающийся в трущобах Алжира, для которого роман с красоткой оказывается полицейской ловушкой.

Призрак благополучия

«Пепе ле Моко» стал настолько популярен, что имя главного героя приклеилось к самому актеру, хотя вскоре после этой картины он снялся в более значительных – «Великой иллюзии» (1937) Жана Ренуара и «Набережной туманов» (1938) Марселя Карне.

Ренуар сначала попробовал Габена в экранизации горьковской пьесы «На дне» (1936), где тот сыграл Ваську Пепла, а затем дал ему роль попавшего в немецкий плен французского офицера. Действие «Великой иллюзии» разворачивалось во время Первой мировой, но фильм выражал тревогу, напряжение, нараставшее в Европе накануне новой милитаристской катастрофы.

Ровесник нашего героя Марсель Карне – еще одна важная глава в карьере «довоенного» Габена. Втроем, вместе с поэтом и сценаристом Жаком Превером, они сняли один за другим два фильма – «Набережная туманов» и «День начинается», большую известность из них получил первый. В обеих картинах все тот же трагический герой – простой и благородный, сильный и в то же время беззащитный перед берущей его в кольцо «липкой и опасной мразью», по выражению критиков Соловьевой и Шитовой, авторов первой советской книги о Габене.

С игравшей в «Набережной туманов» 18-летней красоткой Мишель Морган у Габена начался роман, и вскоре они вместе снялись еще в двух фильмах – «Коралловый риф» и «Буксиры».

Казалось, будущее Габена безоблачно: на ближайшие годы он главная звезда французского кино. Однако Вторая мировая смешала все карты, разделив карьеру актера на «до» и «после». Ему предстояло быть почти забытым зрителями, а затем триумфально вернуться в кино, причем в возрасте, который тогда для артиста считали пенсионным.

Голливудская авантюра

Вскоре после объявления войны Габена мобилизовали. Он с готовностью пошел в армию, но тут начался период так называемой странной войны: враждующие стороны почти бездействовали, и актер, получив отпуск, успел сняться в «Буксирах» Жана Гремийона. Когда же немцы пошли в наступление, в воцарившемся хаосе Габен не смог отыскать свою воинскую часть. Вскоре после капитуляции Франции немецкие кинокомпании попытались взять популярного актера в оборот, но Габен предпочел уехать в США.

В Америке он встретил немецкую актрису Марлен Дитрих. Хорошо говорившая на нескольких языках и имевшая широкие связи в Голливуде, она часто помогала европейским беженцам-артистам освоиться в новой среде. Одним из ее подопечных стал и Габен, но почти сразу их отношения превратились в бурный роман.

«Редкое сочетание мужества и нежности – прекрасное качество его характера», – отзывалась о нем Марлен.

Благодаря ее хлопотам Жан стал получать предложения от американских студий, но его голливудская фильмография ограничилась всего двумя картинами – «Полнолуние» (1942) и «Самозванец» (1944). В Голливуде французский актер чувствовал себя не в своей тарелке и в любой неудобной ситуации не стеснялся демонстрировать неуступчивый характер, что, разумеется, вредило карьере.

«Габену не нравилась его голливудская авантюра. Он оказался там потому, что другой возможности заработать, кроме как актерской деятельностью, у него не было», – вспоминала Марлен Дитрих.

В конце концов Габен не выдержал и ушел на фронт, объяснив своей возлюбленной: «Если я не сделаю этого, я буду чувствовать себя последним подлецом».

«Слишком долго плавал»

Сначала его поставили командиром орудийного расчета на конвойное судно «Элорн», почти ежедневно вступавшее в бой, сопровождая суда союзников в северной Атлантике. Затем Габен перешел в сухопутные войска: воевал в Северной Африке, а в Европе стал командиром танкового экипажа дивизии генерала Леклерка. Дитрих находила танкистскую эпопею Габена особенно удивительной, так как знала, что «он болезненно воспринимал каждое соприкосновение с огнем».

Наступил мир, и французская публика, можно подумать, только и ждала возвращения Габена – любимого «Пепе ле Моко», теперь еще и героя войны. Но все оказалось сложнее. Габен обнаружил, что его, как того моряка из песни, который слишком долго плавал, успели позабыть.

Начиналась новая эпоха, в которой ему как будто не было места. В свои 40 с небольшим он выглядел старше: волосы начали седеть, черты лица огрубели, в них проглядывала какая-то усталость, фигура становилась кряжистой. Режиссеры не понимали, что делать с таким типажом, не знал этого и он сам. Но было ясно, что из амплуа романтических героев Жан вырос.

В растерянности актер принимал не самые лучшие решения: ценой ссоры со старыми друзьями Карне и Превером отказался от участия в их фильме «Врата ночи». Впрочем, именно благодаря этому отказу мир получил новую звезду – главная роль в итоге отошла к молодому шансонье Иву Монтану.

Габен же сделал ставку на мелодраму «Мартен Руманьяк» (1946), где играл вместе с любимой Марлен, но фильм вышел неуклюжим, публика его не оценила, и репутация Габена как устаревшего артиста только укрепилась.

Долгожданная добыча

И все же актер не отступал, постепенно нащупывая нужную интонацию и образ. В фильме «У стен Малапаги» (1949) Рене Клемана он продолжил линию своих трагических героев 1930-х, не находящих себе места в мире, но уже без надлома, скорее, с какой-то драматической усталостью.

«У стен Малапаги» получил «Оскар» как лучший фильм на иностранном языке, а на Венецианском фестивале 1951 года Габену дали кубок Вольпи за лучшую мужскую роль в картине Жоржа Лакомба «Ночь – мое царство», где он сыграл ослепшего машиниста паровоза. Вспоминается детская мечта актера, и, кстати, в 1930-х он уже играл машиниста в «Человеке-звере» Жана Ренуара.

Но настоящим прорывом стал фильм «Не тронь добычу» (1954) – криминальная драма Жака Беккера, где Габен сыграл респектабельного, выходящего на пенсию гангстера, все планы которого рушит необходимость помочь попавшему в беду другу. Франция наконец разглядела «нового» Габена и нашла, что он не менее великолепен, чем прежде: седой, степенный, непоколебимый, как скала, и при этом по-прежнему элегантный. Актеру в тот год исполнилось 50.

Появление Габена в кадре вызывало у зрителей сильное эмоциональное напряжение, при том, что его лицо, казалось, навсегда освободилось от каких-либо эмоций, кроме угрюмой невозмутимости. Он «перетягивал» на себя любую сцену, держась внушительно и двигаясь неторопливо; от его невысокой коренастой фигуры исходило ощущение властности и достоинства, даже когда он играл людей «из низов». И лишь изредка Габен брал другой регистр: неожиданно на несколько секунд взрываясь в гневе, как бомба. Тогда приходило в движение даже его каменное лицо.

«Вот появляется на экране человек, и мы видим маску: неулыбающееся, волевое, мужественное привычное лицо Габена. Всегда одно и то же. И все же каждый раз это совершенно иной человек. Как это у него получается, для меня загадка», – говорила актриса Ия Саввина.

Габен использовал эту маску в десятках ролей, будь то инспектор Валуа («Беспорядок и ночь») или комиссар Мегрэ, которого он сыграл в трех фильмах, шофер-дальнобойщик в «Бензоколонке», тренер по боксу в «Воздухе Парижа», простой рабочий в «Улице Прери», художник в «Через Париж», клошар в «Бродяге Архимеде» или гангстер в «Облаве на блатных».

Мастер пощечин

Характерная деталь: герои позднего Габена никогда не пускают в ход кулаки, ограничиваясь оплеухами. Этот прием подчеркивает их моральное и физическое превосходство: соперники всегда оказываются мельче, внутренне слабее, и Габен урезонивает их пощечинами, как мальчишек. Актер давал понять, что эти людишки просто недостойны того, чтобы его герой по-настоящему бил их.

Героев позднего Габена не ждет гибель в финале: немолодому солидному мужчине трагически-романтическая смерть уже не к лицу.

При всем своем желании доминировать Габен не боялся конкуренции в кадре и охотно снимался с молодыми звездами – Лино Вентурой, Аленом Делоном, Жан-Полем Бельмондо. Он понимал, что присутствие молодежи оживит его картины. Он относился к ней по-отечески, а Вентуру и Делона счел достойными дружбы.

Вентуру и Габена объединяла любовь к вкусной и обильной трапезе. Дочь Габена Флоранс описывает в своих мемуарах, как эти двое могли провести за столом два часа, не произнеся ни слова: священнодействие пиршества требовало абсолютной тишины.

Бельмондо рассказывал: «С Габеном я познакомился во время съемок «Обезьяны зимой». По утрам он жаловался: «Объелся на ночь – чертовски болит живот». Но вечером за ужином говорил: «Может, мне все-таки пропустить стаканчик виски... Как ты думаешь, а?» Мы выпивали по стаканчику. «Пожалуй, хлопну еще один», – говорил Габен чуть погодя.

И пошло-поехало. Мы заказывали устриц и запивали белым вином. А утром – все сначала: «Объелся на ночь – чертовски болит живот». Однажды вечером он подбил Одиара, Коста-Гавраса, который был вторым режиссером, продюсера Бара и меня влезть на велосипеды, и мы впятером устроили гонки вокруг гостиницы «Норманди». Это после хорошей порции белого вина! Бара чуть не хватил удар, остальных вырвало устрицами, Габен же глядел на нас и предлагал: «Ну что, выпьем за спортсменов!»

Гедонизм Габена привел к тому, что на старости лет его талия значительно увеличилась. От этого вид его стал уже не столь грозным, а порой даже забавным, что позволило актеру вернуться к жанру комедии, с которого он когда-то начинал. В «Джентльмене из Эпсома» (1962) и «Татуированном» (1962) Габен играл с Луи де Фюнесом, в «Трудном возрасте» (1964) – с Фернанделем, не меняя непроницаемого выражения лица. Комедией оказался и последний фильм актера, «Святой год» (1976).

Глава семьи

В точном соответствии с эволюцией своего экранного образа послевоенный Габен остепенился и в жизни. В многолетнем романе с Дитрих он поставил точку. Не было никаких драматичных размолвок; просто Жан был большим собственником, и вольный образ жизни Дитрих его не устраивал. «Он покинул меня, – писала Марлен в мемуарах. – Я люблю его до сих пор, но он больше не требует от меня знаков внимания».

Габен выбрал стабильность – брак с манекенщицей Доминик Фурье. Манекенщица стала домохозяйкой и родила актеру троих детей: дочерей Флоранс и Валери, сына Матиаса. Не рассчитывая на долгую кинокарьеру, актер обеспечил себе тылы, купив сначала одну небольшую ферму, а потом по дешевке большой участок каменистой земли недалеко от Бонфуа, культивировал его и построил там конюшни, коровники и усадьбу «Монкоржери».

В Габене была фермерская жилка, однако крестьяне не считали его своим. Увидев, как стараниями актера расцвела почти бесплодная земля, они из зависти устроили погром в его поместье. «Он мог бы встретить пришельцев с ружьем в руках. Но он спокойно смотрел им в лицо, потому что это был здравомыслящий человек, который прошел войну», – говорила дочь Габена Флоранс об этом инциденте.

Идти прямой дорогой

Мемуары Флоранс называются примечательно: «Жан Габен – не худший из отцов». То есть могло быть и хуже. В глазах поздней дочери стареющий актер уже не выглядел тем суперменом, совершенным человеком, каким его видела Дитрих. Дочь считала его ворчливым, недоверчивым, «прирожденным пессимистом». «С ним было непросто каждый день жить бок о бок, – писала Флоранс. – Если все шло хорошо, ему казалось это настолько странным, что он находил способ изобрести какую-нибудь «проблему», которая заставит его волноваться весь день. В такие минуты мать говорила: «Интересно, что твой отец выдумает сегодня, чтобы испортить нам день?»

С другой стороны, дочь, как один из самых близких Габену людей, подтверждала, что публичный имидж ее отца не был фальшивым. «Он очень рано «ввел нас в курс дела» относительно своих нравственных принципов, которые лежали в основе каждого его слова и поступка. Именно на них зиждился его экранный образ и то, каким он был в жизни, – вспоминала Флоранс. – Не важно, родился человек бедным или богатым, нравственные принципы были одинаковы: прямота, верность, честность. «По жизни всегда надо шагать с поднятой головой, а для этого нужно идти прямой дорогой. Можно иметь недостатки, но всегда оставаться чистым».

Габен прожил 72 года и умер 15 ноября 1976 года от сердечного приступа. Его образ жизни не назовешь здоровым: три пачки сигарет в день (из которых две – «Житан» без фильтра), обильные пиры, от которых у него регулярно «болело брюхо», но отказываться от чего-либо из этого набора упрямый Жан не считал нужным.

«Актерский талант Габена известен всему миру, – писала Марлен Дитрих. – Но о его чуткости, деликатности знают немногие. Его внешняя грубоватость и жесткие манеры наигранны. Он самый чувствительный, самый нежный из всех, кого я встречала. Он мог быть самым добрым, самым предупредительным и самым жестоким. Но он всегда был прав».