Первый шаг
Обратный отсчет времени существования ДОН официально начался осенью 2019 года, когда в сенат Конгресса США был внесен законопроект о выходе из договора. Этот шаг американской администрации обосновывался несколькими претензиями к России: запрете наблюдательных полетов в 10-километровом коридоре вдоль границ с Абхазией и Южной Осетией, отказе выделить крымские аэродромы для дозаправки зарубежных самолетов-разведчиков и введении ограничений на полеты над Калининградской областью.
Об обоснованности американских претензий, так и возражений на них можно долго спорить, но существенным в конечном счете стал тот факт, что Договор по открытому небу перестал устраивать США. Все большее число американских политиков и специалистов считают, что Вашингтон может получать информацию о России с помощью своих разведывательных спутников и не нуждается в документе, позволяющем чужим самолетам-разведчикам летать над территорией Соединенных Штатов. Особенно если эти самолеты-разведчики, как новейший российский Ту-214ОН, явно превосходят по своим возможностям и богатству установленного оборудования американских «одноклассников» – США не считали нужным совершенствовать самолеты-фоторазведчики, обладая мощнейшей спутниковой группировкой.
При этом сам по себе выход Америки из ДОН не стал главной причиной его смерти – в конечном счете договор сохранял бы силу в отношении ряда других государств, присоединившихся к нему. Однако в России посчитали этот шаг Вашингтона достаточным и необходимым условием, для того чтобы также выйти из соглашения.
«Договорная система медленно разваливается уже в течение 20 лет. Мы видели, как складывалась судьба договора по ПРО, ДОВСЕ, ДРСМД, мы видим проблемы с договором СНВ-3. Этот развал сопровождается сегментированием повестки контроля над вооружениями и разоружением», – объясняет старший научный сотрудник Центра международной безопасности ИМЭМО РАН Константин Богданов. По его словам, Россия и США концентрируются на вопросах, которые они в данный момент считают первостепенными, и игнорируют или просто выходят из соглашений, перестающих отвечать интересам их безопасности. Гибель ДОН – очень неприятный сигнал, считает Богданов, поскольку это был эффективно действующий многосторонний договор о транспарентности. Но тотальной катастрофы с точки зрения международной безопасности развал этого соглашения не вызовет. «Это ухудшит политический климат, но не ухудшит стратегическую стабильность. Наиболее важно, что на переговоры о стратегической стабильности судьба ДОН если и повлияет, то очень опосредованно – там сейчас должны играть совсем другие направления и вопросы, связанные с ПРО, высокоточным оружием, ТЯО и так далее», – резюмировал Богданов.
Главная угроза
Так стоит ли переживать из-за того, что ДОН прекращает свое существование? Чтобы ответить на этот вопрос, надо вспомнить, в каком контексте возникла идея заключить такое соглашение. А контекст этот довольно прост: учитывая географические реалии, для России крайне важно сохранить возможность осуществлять полеты над европейскими странами – членами НАТО, в том числе чтобы отслеживать наращивание военной инфраструктуры и развертывание новых частей альянса в Восточной Европе, в частности, в Прибалтике и Польше.
Этот аспект важнее, чем возможность наблюдать за стратегическими ядерными силами и инфраструктурой противоракетной обороны на территории США. В конечном счете ядерная война между Россией и Америкой, если таковая случится, скорее всего, станет результатом эскалации конфликта, начатого с использованием обычных вооружений. А наиболее вероятным регионом, где такой конфликт может начаться, выглядит как раз Европа.
Договор в целом можно было считать своеобразной гарантией недопущения большой европейской войны. Он создавал предпосылки для прогресса в области контроля над вооружениями и разоружения в отношениях как России и США, так и России и НАТО в целом. Наконец, нормально работающее многостороннее международное соглашение служило образцом для дальнейшего диалога по ключевым вопросам стратегической стабильности.
Возможен ли сегодня такой диалог в принципе? С одной стороны, пример СНВ-3, который все же не прекратил существование, а был продлен, показывает, что шансы на это есть. С другой – крайне тревожно, что, если не считать обмена мнениями между экспертами, диалог России и США свелся к обсуждению вопросов контроля стратегических арсеналов, а о насущных проблемах безопасности в Европе речь практически не идет. Сохранение этого диалога имеет не меньшее значение для общего будущего, чем заключение нового договора о СНВ и даже чем вопрос живучести базовых документов военной ядерной сферы (включая договоры о нераспространении ядерного оружия, о всеобщем запрещении ядерных испытаний, о запрете испытаний в трех средах и так далее). Как минимум потому, что даже крушение «ядерной» договорной системы вряд ли приведет к немедленному возобновлению гонки вооружений – принципы оборонной достаточности за послевоенные десятилетия выучили по обе стороны Атлантики, но вот бесконтрольное наращивание и перемещение вооруженных сил в Европе, окрестных водах и воздухе способно спровоцировать уже не гонку вооружений, а войну, поскольку растет вероятность «случайного» начала конфликта вследствие инцидента близ границ России, которые происходят все чаще.
Каким должен быть новый договор об ограничении вооруженных сил в Европе
Возобновление диалога по этой теме необходимо, но разведывательные полеты при всей их важности – лишь один из инструментов сохранения мира, а ключевой темой в этом вопросе становится ограничение военного присутствия сторон в критически важных районах, то есть там, где они непосредственно граничат друг с другом. После того как не стало ДОВСЕ и с учетом изменившихся условий пора подумать о новом и более фундаментальном соглашении, вводящем ограничения не только в Европе, но и в Арктике. И ключевым вопросом тут является уже не подсчет систем вооружения, как это делалось в ДОВСЕ, а контроль за военной инфраструктурой, необходимой для развертывания и обеспечения войск на потенциальном театре военных действий. Контролировать эту инфраструктуру и соблюдение ограничений потенциальными участниками такого договора можно было бы и с помощью инструментов ДОН, который вот-вот перестанет существовать.
Придет ли что-то ему на смену? Ответ на этот вопрос зависит от состояния российско-американских отношений в целом, а пока они куда ближе к 1950-м годам, когда Дуайт Эйзенхауэр впервые высказался в пользу идеи «Открытого неба», чем ко второй половине 1980-х, когда этот вопрос перешел из теоретической в практическую плоскость.
Автор – младший научный сотрудник ИМЭМО РАН
