– Карикатура, тем более политическая, не очень дружелюбна ни к героям, ни к сюжетам. Вы человек злой?

– Видимо, да.

– Почему занялись именно политической карикатурой?

– Мне интересна политическая кухня. И свое отношение к ней я могу выразить через карикатуру.

– Герой многих ваших карикатур очень напоминает Владимира Путина. Вы к нему питаете какие-то особые чувства?

– Да, он благодетель мой в какой-то степени…

– Так могут сказать многие россияне, судя по соцопросам…

– Когда он стал премьером, я начал его рисовать, образ Путина понравился зрителям. Я почувствовал реакцию публики, зрителей, возникла обратная связь. И почувствовал вкус именно к политической карикатуре. И это до сих пор не отпускает.

– Ни вас, ни зрителя… А как вы в карикатуру пришли?

– До 1999 года я этим занимался просто для удовольствия, я был главным редактором региональной газеты в Воронежской области – «Газета с улицы Лизюкова». А в 1999 году случился прыжок в карикатуристы. При этом рисунок у меня слабый, его надо все время подтягивать.

– Ваш зритель как-то менялся за эти годы?

– Да, упростился в смысле каких-то базовых знаний. В 80‑е или 90‑е зритель был более образован, можно было рисовать персонажей из Библии или древнегреческих мифов, и все знали, о чем идет речь. Сейчас можно нарисовать мифического героя, и половина зрителей спросит: а кто это там? Приходится это учитывать.

– Ваши рисунки очень острые, жестко сфокусированные…

– Бывает (смеется)…

– Со стороны политиков или органов власти к вам были когда-то претензии?

– Нет, эти люди слишком высоко сидят, на уровне богов или полубогов, и они не замечают того, что происходит на земле. Один раз, правда, Александр Руцкой высказал какие-то пожелания в мой адрес, но это было в 90‑е годы, очень давно.

– Если говорить языком советской партийной печати, у карикатуры есть какая-то действенность, эффект?

– Для меня это важный и болезненный вопрос. Я уже лет 16 работаю и всегда думал, что роль политической карикатуры незначительна, это такие хиханьки-хаханьки. Но в последнее время чувствую, что-то меняется. Это как полковой барабанщик: идет пацан, стучит в барабан, и вроде как солдаты подтягиваются, выравнивают строй.

– 16 лет – большой срок. Нет ощущения выгорания, потери драйва?

– Нет, есть ощущение разгорающегося пожара внутри. И то, что вокруг происходит, – это дополнительный допинг.

– Что для российского политического карикатуриста образца 2016 года питательная среда – газеты, телевидение, интернет?

– Здесь главное – умение погружаться в глубинные слои политических течений. Читаю политологов обязательно.

– За выборами в Госдуму следите? Вот на минувшей неделе предвыборные дебаты на телевидении стартовали…

– Фрагментарно слежу.

– И как ощущение?

– Ощущение тусклое.

– Нет ярких политиков?

– Они предсказуемо яркие.

– Как рождается замысел рисунка?

– За любым политическим действием, назначением министра или переговорами на высшем уровне, за внешним проявлением любого политика стоят эмоциональные переживания или умственное напряжение. Есть базовые человеческие качества – смелость, трусость, жадность, щедрость. Самые-самые базовые, которые формируются в двух-трехлетнем возрасте. И я пытаюсь за какими-то поступками, какими-то словами политика увидеть эти базовые, примитивнейшие эмоциональные движения. И как-то выразить.

– Некий психоанализ…

– Вероятно, да.

– Говорят, что смех опасен для власти. Что вы об этом думаете?

– Смех сам по себе ничуть не опасен для власти. Но он создает атмосферу, среду, в которой потом сформируются механизмы, которые и станут опасны для власти. Власть теряет сакральность.

– Сколько времени проходит между замыслом и его реализацией? Час, день?

– Стараюсь сокращать это время. Иногда бывает, что замысел сырой, а начинаешь рисовать, и появляются новые гэги. Этот процесс идет параллельно.

– Для вас есть запретные темы?

– Не трогать родственников политиков, их интимные места и не шутить «ниже пояса».

– А как вы относитесь к коллегам из «Шарли Эбдо»?

– У французов есть традиция, и идет она от древних римлян, из античных времен, от сатурналий и т. п. У нас нет такой традиции. Я их не осуждаю, но делать так, как они, я не буду. Для меня это непозволительно.

– Многих советских карикатуристов, например Бориса Ефимова, обвиняли в том, что они занимаются не карикатурой, а агитпропом…

– А куда им было деваться…

– В чем отличие карикатуры агитпропа от карикатуры политической?

– Это была вполне качественная карикатура, но у нее было определенное направление для атаки. Можно было только в ту сторону шутить, а в обратную – никак нельзя. Я же могу позволить себе рисовать и на Обаму, и на Путина. И на кого угодно…

– Есть любимые герои?

– Барак Обама – тоже милый персонаж.

– А ваши политические взгляды как-то влияют на выбор героев и сюжетов?

– Почти нет. Что вижу, то и пою. Это как работа снайпера, который сидит на поле боя. Кто высунется из окопа, тот и получит. Он может высунуться и с той стороны, и с этой.

– Политический карикатурист по определению оппозиционер?

– Нет, есть вполне себе лояльные карикатуристы, которые прекрасно живут и работают.

– Говорят, что режиссер великих советских комедий Леонид Гайдай в жизни был человеком сумрачным и сдержанным…

– Это достаточно распространенное явление среди профессиональных юмористов.

– А вы человек с чувством юмора?

– Хочется верить в это.

– Ваши карикатуры публикуются и за рубежом, и на российских ресурсах. Рисуя для отечественных изданий, вы учитываете специфику момента, например, нынешнее законодательство?

– Для этого есть редактор. Если что, он меня хватает за руку…

– Самоцензура не включается?

– Обычно нет, зачем она мне нужна? Редактор, если что, скажет: нос у Путина укороти в два раза, тогда будет нормально.

– Ужесточение российских законов, все большее количество красных флажков сужает поле для маневра для политических карикатуристов?

– Я вижу, что этим все меньше и меньше людей занимается. Почему это происходит, для меня загадка.

– Где грань между сатирой и оскорблением в карикатуре?

– У меня есть своя собственная шкала, линейка. Я рисую в соответствии с этой шкалой. Но почему-то вдруг может прийти какой-нибудь деятель коммунистический или мусульманский, и я вижу – у него в руках совершенно другая линейка. Он ее прикладывает и говорит: ты достоин наказания. Приходится как-то выживать.

– У нас была отечественная школа карикатуры, чем она отличается от западной?

– Отличия есть, но в чем они – не знаю. У меня нет потребности классифицировать карикатуристов как насекомых.

– Смех – это терапия?

– Смех – это здоровое движение общества.

Беседовал Алексей Баусин