Архивная публикация 2002 года: "Наши бьют"
Еще дымились подожженные погромщиками машины на Охотном ряду, еще толпы пьяных подростков валили по Тверской и Большой Дмитровке, сметая все на своем пути, а телеаналитики уже спешно переверстывали воскресные программы. Первым вышел в эфир Евгений Киселев со своими "Итогами" и тут же озаботил присутствующих и телезрителей извечным русским вопросом: "Кто виноват?" Так и пошло: всю неделю пресса, политики и чины МВД жевали и пережевывали этот вопрос.Не ждали
События, подобные московскому погрому 9 июня, и в особенности реакция на них, обычно очень точно отражают и характер страны, и состояние общества на данный конкретный момент. Кто-то из многочисленных комментаторов почти сразу сказал, что в России всегда 22 июня и все крупные неприятности происходят неожиданно.
И в самом деле: так и тянет обвинить погромщиков в "вероломном нападении" на мирную, ничего не подозревающую и не предвидящую Москву. Совсем недавно в городе один за другим прошли несколько международных саммитов на самом высоком уровне, и вся милиция стояла на ушах, обеспечивая безопасность их участников: саммиты прошли без сучка и задоринки, если не считать жидких пикетов перед американским посольством с ритуальным сожжением звездно-полосатого флага.
Проводив высоких гостей, городские власти и милиция вздохнули свободно: президент и премьер уехали в Питер, мэр улетел отдыхать на Кипр, а усиленный порядок службы отменили. Впереди было несколько недель большого футбольного праздника, и в центре Москвы, чтоб все было как у людей, то есть в благополучной Европе, установили большие мониторы -- пусть, дескать, народ, собираясь вокруг них, цивилизованно болеет за нашу команду.
Говорят, что главным энтузиастом в деле установки этих мониторов был сам Юрий Михайлович Лужков. Московский мэр, как опыт показывает, вообще любит, когда люди в центре столицы гуляют большими радостными толпами. Особенно свежо в памяти воспоминание о праздновании 850-летия Москвы, когда по Ленинскому проспекту навстречу друг другу валили две полупьяные толпы: одна торопилась успеть на Воробьевы горы посмотреть представление Жана-Мишеля Жарра, а другая возвращалась оттуда, выяснив, что пробиться к месту невозможно. При этом все окрестные станции метро были закрыты, а движение по Ленинскому проспекту перекрыто не было, и время от времени по нему проезжали троллейбусы, каждый из которых брали штурмом, причем пьяная молодежь залезала на крышу, да так и ехала, -- горланя песни и чуть не танцуя. Милиции на проспекте не наблюдалось ни в каком виде. Правда, автобусы с ОМОНом стояли на тихих параллельных улицах: ОМОН спал и в происходящее не вмешивался.
Поскольку я видел всю эту жуткую картину собственными глазами, то на следующее утро чрезвычайно удивился, не найдя в газетах сводок с десятком, по крайней мере, трупов: не то и вправду пронесло, не то милиция не захотела портить мэру праздника и трупы эти раскидала по разным графам отчетной ведомости.
Впрочем, кто старое помянет, тому, как известно, глаз вон, а потому вернемся в настоящее: пережив первый шок от вечного нашего "не ждали", все сразу же озаботились выяснением чрезвычайно важных вопросов -- "кому это выгодно" и "кто это все организовал", то есть проблема была моментально перенесена в политическую плоскость. Два года назад классические несчастные случаи -- гибель "Курска" и пожар на Останкинской телебашне -- точно так же были в одночасье политизированы, а в данном случае и предпосылки к тому существовали: всю неделю СМИ только и говорили, что о новом законе против политического экстремизма, который прошел первое чтение в Госдуме.
То есть очень многие, особенно на первых порах, оценили погром в самом центре столицы как тщательно спланированную провокацию с целью продавить вызвавший критику слева и справа закон. Впрочем, конспирологический уклон местного политического сознания общеизвестен, да и пресса привыкла трактовать политику как непрерывную череду заговоров одного клана против другого.
По мере осознания случившегося уровень предполагаемого заговора потихоньку спускался с федеральных высот в муниципальные низины: в конце концов главной мишенью интриги самые упорные из конспирологов стали признавать чуть ли не тех самых чинов московского ГУВД, которые в итоге и лишились своих постов.
А вообще верх в недельной дискуссии одержал неожиданный союз здравомыслящих наблюдателей и берегущих честь мундира чиновников: политической подоплеки в действиях погромщиков найдено не было. Даже ставших притчей во языцех и официальным пугалом скинхедов не удалось обвинить в организации погромов, поскольку на Манежной площади, как говорится, было "всякой твари по паре": судя по видеокадрам с места событий, были и скинхеды, но были и вполне себе нормальные московские подростки, вроде погибшего школьника с "говорящей" фамилией Тружеников.
Почему-то сей факт, то есть отсутствие всякого политического смысла в московском погроме, всех комментаторов чрезвычайно утешил. Кто-то даже порадовался, что наша молодежь по-прежнему аполитична, и ежели жжет машины и бьет витрины, то не в знак протеста против действий конкретных властей, а бунтуя, как молодежи и положено, против общего несовершенства мироздания. Против того, словом, что "щастя нет", как выражаются в Интернетовских чатах.
Другая политика
На самом деле вот тут-то настоящая политика и начинается: не мелкое политиканство и не газетно-журнальный треп о том, кто кого в очередной раз подсидел: "питерские" "семейных" или "семейные" "питерских", а политика большая, государственная.
В частности, под вопросом оказалось едва ли не главное завоевание двух лет путинского правления: усиленно пропагандируемая и предъявляемая Западу, как табель с пятерками, "общественная стабильность".
Если в относительно сытой и не страдающей от массовой безработицы Москве столь высок уровень беспредметной молодежной агрессивности, то какие же запасы ее должны были скопиться в бедствующей провинции?
А ведь молодежь в каком-то смысле есть подсознание любого общества: она пока еще не так жестко, как взрослые, интегрирована в социальную структуру и потому может позволить себе то, в чем взрослые даже на исповеди не признаются. То есть если молодежь ведет себя агрессивно, так это не только поколенческая проблема: за подростковым экстремизмом стоит не находящая выхода протестная энергия большинства.
Пусть в данном конкретном случае обошлось без политики, но ведь и дураку понятно, что политизировать этот беспредметный протест -- задача не из самых сложных: появился бы настоящий лидер, способный уловить массовые чувства, а потом внятно и доходчиво сформулировать несколько энергичных лозунгов. Но и несчастье, и счастье современной России в том, что "настоящих буйных мало", как пел когда-то Высоцкий.
Так что не в молодежи одной дело, и неловко было слышать, как некоторые безответственные комментаторы и ответственные чиновники завели привычную волынку о необходимости "усилить воспитательную работу" и возродить массовые детские организации (любимая мысль столичного градоначальника, которую он еще раз озвучил).
Молодежная политика у государства должна, конечно, быть. Но должна быть и политика вообще, внятная большинству населения. Чтоб оно, население, воспринимало данный конкретный момент в контексте куда-то направленного движения, в котором и оно тоже осмысленно участвует, а не как тягостную паузу, наполненную только пассивным ожиданием не то лучших, не то худших времен.
Кстати сказать, московский погром 9 июня не был единственным выплеском накопившейся в обществе напряженности. Недели две-три до него уже чувствовалось ее нагнетание: сначала заминированный плакат "Смерть жидам" на Киевском шоссе (сотни машин, в том числе и милицейских, равнодушно проехали мимо, а Татьяна Сапунова, которую он возмутил, тут же поплатилась за свой гражданственный поступок), потом такие же плакаты (правда, с "куклами" вместо взрывных устройств) на других дорогах, потом дикий разгром немецкого кладбища в Красногорске. Да и после 9 июня знаки напряженности продолжали появляться: еще один антисемитский плакат на МКАД, поджог кладбища в Волгограде. Как-то слишком много актов "хулиганства и вандализма" на единицу времени, не правда ли? И вряд ли это связано с прохождением закона о политическом экстремизме: при нынешней Думе у правительства и его спецслужб нет никакой нужды устраивать бессмысленные "хеппенинги" для его принятия. Тут явно действуют какие-то "долгоиграющие" факторы.
Большой патриотический ресурс
События 9 июня можно, конечно, трактовать как трагическую случайность, стечение неблагоприятных обстоятельств или следствие милицейской нерасторопности.
Но в чем случайности точно нет, так это в том, что вышедший из под контроля взрыв эмоций произошел именно на спортивной почве.
С самого начала этого года (как раз когда выяснилось, что экономический рост в России замедлился и стали появляться проблемы с выплатой зарплаты бюджетникам), спорт вдруг стал приоритетным направлением государственной политики: все в один голос заговорили о насущной необходимости его возрождения, одно за другим проходили высокие заседания, этому всецело посвященные, словом, наблюдалось то, что Салтыков-Щедрин назвал когда-то "административным восторгом".
Этот административный восторг обернулся настоящей истерикой, когда наша команда весьма средненько выступила на зимней Олимпиаде. Страсти бушевали, как все помнят, нешуточные: хорошо еще, что удалось обойтись без международных скандалов.
Загадка тут нехитрая: путинская команда политтехнологов с самого начала сделала ставку на восстановление международного авторитета страны, и, соответственно, возрождение патриотизма и поддержание в россиянах самоощущения граждан великой державы. А это, надо сказать, очень непростая и тонкая игра. Идея великодержавности -- это ведь такая огромная печь, в которой надо непрерывно поддерживать огонь, и печь прожорливая, ежедневно требующая подкормки, то есть всяческих реальных знаков великодержавности. Советская пропаганда, не мудрствуя лукаво, десятилетиями кормила эту ненасытную печь откровенной ложью (успехи советского спорта, может, и были в той бочке лжи единственной ложкой правды). Новый агитпроп, памятуя о том, каким всероссийским похмельем это все закончилось, старается по-крупному не врать, но зато испытывает жестокий дефицит духоподъемных ресурсов. В самом деле: в экономике дела чуть лучше, чем вчера, но до среднего жителя доходят копейки, и бедность по-прежнему повальная. На международной арене наметилось сближение с Западом, но большинство это скорее настораживает, чем радует: в Средней Азии и в Грузии уже американцы, а базы на Кубе и во Вьетнаме сданы. Чем же поддерживать на высоте великодержавный тонус населения?
Тут и обращается взгляд к спорту, как к универсальной палочке-выручалочке: во-первых, спорт -- своеобразная действующая модель самой жизни, в нем можно относительно дешево и бескровно воевать и побеждать; во-вторых, спорт -- способ сублимации общественной агрессии: поболели, покричали, о реальных житейских проблемах на два часа забыв, -- вот уже и легче.
Полгода практически без перерыва страну буквально накачивали спортивными эмоциями, и не было у политиков важнее дела, чем болеть за "наших". Да к тому же интересы официального агитпропа в какой-то момент ненарочно вошли в резонанс с интересами рекламодателей и ФИФА, так что к началу чемпионата мира по футболу шел уже очень жесткий прессинг общественного сознания по всем возможным каналам. Как говорится, страшно было утюг включить: вдруг и там про футбол.
Да что тут долго рассуждать: когда законодателей проблемной страны надо за уши оттаскивать от телевизоров, чтобы заставить заниматься своим делом, а по ТВ с добрым юморком показывают их футбольные восторги в рабочее время, это уже полный атас.
Словом, палочка-выручалочка, как и следовало ожидать, оказалась о двух концах, и вторым своим концом очень больно своих же пользователей ударила. Нельзя делать такие большие пропагандистские ставки на слабый российский спорт: это чревато яростью обманутых болельщиков. Нельзя поддерживать патриотический тонус с помощью грубого игрового азарта: тут потребны инструменты и тоньше, и надежнее.
По стопам Кутузова
Завершая эти печальные заметки, нельзя не сказать и пару ласковых слов о нашей милиции и о том, кого она на самом деле бережет.
Я сильно надеюсь, что после московского погрома 9 июня число желающих помуссировать тему "полицейского государства" у нас здорово поубавится. Помилуйте, какое там полицейское государство, когда полиция в этот день даже за себя постоять не сумела? Милиционеров и омоновцев спасали охранники магазинов и пожарники -- то есть те, чью жизнь и собственность милиционеры поставлены государством охранять.
Это надо было видеть, как после видеокадров с бесчинствами пьяной толпы на экранах появлялось совершенно спокойное лицо начальника московского ГУВД генерала Пронина, и генерал неторопливо, вальяжно говорил: "Я не давал сейчас милиции команды, чтобы провоцировать что-то и задерживать без основания. И правильно милиция поступила, что тогда не стала задерживать. Если бы милиция ринулась толпой кого-то задерживать, то от милиции вообще, может быть, ничего не осталось".
И дальше, уже раздражаясь на приставания журналистов, но по-прежнему на голубом глазу: "Силы и средства были подтянуты. То, что произошло, слава Богу, не произошло больше ни в каком другом месте. Пострадавшие только среди сотрудников милиции. Милиция сделала все, что положено. Милиция выполняла несение службы в алгоритме режима обычного выходного дня. Милиции сколько надо, столько было. Резерв подошел вовремя".
Выяснился и блестящий, просто-таки кутузовский стратегический план милицейского главнокомандующего: в бой с неприятелем не вступать, чтобы сохранить армию, но сопровождать погромщиков почетным конвоем: "Что касается того, что милиция не пошла в саму драку в тот момент, так она рассекла толпу, как положено, и мы сопровождали их группой по Тверской и по другим улицам".
Блестящей эта стратегия показалась даже Юрию Лужкову: на "разборе полетов" в мэрии генерала Пронина не то что не укорили ни в чем, а едва ли не к ордену были готовы представить. Потом журналисты "Коммерсанта" язвили, что милицейское начальство простили за то, что погромщиков удалось не допустить к Кремлю.
Вывод печальный: милиция умеет кое-как работать только в штатных ситуациях (на стадионах, например, или на рок-концертах), к ним она и готовится. Всякая неожиданность, подобная событиям октября 1993 года или прошлого воскресенья, не просто ставит ее в тупик, -- она ее деморализует.
Второй вывод еще более печален: главная задача милиции (как она сама ее внутренне ощущает) -- не защита жизни и собственности граждан, а защита самой себя (проговорка генерала Пронина очень уж красноречива). Только в следующую очередь -- спокойствия власти. А потом уже -- некоего абстрактного "порядка". Что же касается граждан и их собственности (например, автомобилей), так они воспринимаются прежде всего как источник хлопот, а следовательно, должны облагаться контрибуцией.
P.S. В День независимости над всей Москвой было безоблачное небо. По телевизору рекламировали газету "Советский спорт". Слоган после московского погрома выглядел умопомрачительно: "Наши бьют!"
Еще дымились подожженные погромщиками машины на Охотном ряду, еще толпы пьяных подростков валили по Тверской и Большой Дмитровке, сметая все на своем пути, а телеаналитики уже спешно переверстывали воскресные программы. Первым вышел в эфир Евгений Киселев со своими "Итогами" и тут же озаботил присутствующих и телезрителей извечным русским вопросом: "Кто виноват?" Так и пошло: всю неделю пресса, политики и чины МВД жевали и пережевывали этот вопрос.Не ждали
События, подобные московскому погрому 9 июня, и в особенности реакция на них, обычно очень точно отражают и характер страны, и состояние общества на данный конкретный момент. Кто-то из многочисленных комментаторов почти сразу сказал, что в России всегда 22 июня и все крупные неприятности происходят неожиданно.
И в самом деле: так и тянет обвинить погромщиков в "вероломном нападении" на мирную, ничего не подозревающую и не предвидящую Москву. Совсем недавно в городе один за другим прошли несколько международных саммитов на самом высоком уровне, и вся милиция стояла на ушах, обеспечивая безопасность их участников: саммиты прошли без сучка и задоринки, если не считать жидких пикетов перед американским посольством с ритуальным сожжением звездно-полосатого флага.
Проводив высоких гостей, городские власти и милиция вздохнули свободно: президент и премьер уехали в Питер, мэр улетел отдыхать на Кипр, а усиленный порядок службы отменили. Впереди было несколько недель большого футбольного праздника, и в центре Москвы, чтоб все было как у людей, то есть в благополучной Европе, установили большие мониторы -- пусть, дескать, народ, собираясь вокруг них, цивилизованно болеет за нашу команду.
Говорят, что главным энтузиастом в деле установки этих мониторов был сам Юрий Михайлович Лужков. Московский мэр, как опыт показывает, вообще любит, когда люди в центре столицы гуляют большими радостными толпами. Особенно свежо в памяти воспоминание о праздновании 850-летия Москвы, когда по Ленинскому проспекту навстречу друг другу валили две полупьяные толпы: одна торопилась успеть на Воробьевы горы посмотреть представление Жана-Мишеля Жарра, а другая возвращалась оттуда, выяснив, что пробиться к месту невозможно. При этом все окрестные станции метро были закрыты, а движение по Ленинскому проспекту перекрыто не было, и время от времени по нему проезжали троллейбусы, каждый из которых брали штурмом, причем пьяная молодежь залезала на крышу, да так и ехала, -- горланя песни и чуть не танцуя. Милиции на проспекте не наблюдалось ни в каком виде. Правда, автобусы с ОМОНом стояли на тихих параллельных улицах: ОМОН спал и в происходящее не вмешивался.
Поскольку я видел всю эту жуткую картину собственными глазами, то на следующее утро чрезвычайно удивился, не найдя в газетах сводок с десятком, по крайней мере, трупов: не то и вправду пронесло, не то милиция не захотела портить мэру праздника и трупы эти раскидала по разным графам отчетной ведомости.
Впрочем, кто старое помянет, тому, как известно, глаз вон, а потому вернемся в настоящее: пережив первый шок от вечного нашего "не ждали", все сразу же озаботились выяснением чрезвычайно важных вопросов -- "кому это выгодно" и "кто это все организовал", то есть проблема была моментально перенесена в политическую плоскость. Два года назад классические несчастные случаи -- гибель "Курска" и пожар на Останкинской телебашне -- точно так же были в одночасье политизированы, а в данном случае и предпосылки к тому существовали: всю неделю СМИ только и говорили, что о новом законе против политического экстремизма, который прошел первое чтение в Госдуме.
То есть очень многие, особенно на первых порах, оценили погром в самом центре столицы как тщательно спланированную провокацию с целью продавить вызвавший критику слева и справа закон. Впрочем, конспирологический уклон местного политического сознания общеизвестен, да и пресса привыкла трактовать политику как непрерывную череду заговоров одного клана против другого.
По мере осознания случившегося уровень предполагаемого заговора потихоньку спускался с федеральных высот в муниципальные низины: в конце концов главной мишенью интриги самые упорные из конспирологов стали признавать чуть ли не тех самых чинов московского ГУВД, которые в итоге и лишились своих постов.
А вообще верх в недельной дискуссии одержал неожиданный союз здравомыслящих наблюдателей и берегущих честь мундира чиновников: политической подоплеки в действиях погромщиков найдено не было. Даже ставших притчей во языцех и официальным пугалом скинхедов не удалось обвинить в организации погромов, поскольку на Манежной площади, как говорится, было "всякой твари по паре": судя по видеокадрам с места событий, были и скинхеды, но были и вполне себе нормальные московские подростки, вроде погибшего школьника с "говорящей" фамилией Тружеников.
Почему-то сей факт, то есть отсутствие всякого политического смысла в московском погроме, всех комментаторов чрезвычайно утешил. Кто-то даже порадовался, что наша молодежь по-прежнему аполитична, и ежели жжет машины и бьет витрины, то не в знак протеста против действий конкретных властей, а бунтуя, как молодежи и положено, против общего несовершенства мироздания. Против того, словом, что "щастя нет", как выражаются в Интернетовских чатах.
Другая политика
На самом деле вот тут-то настоящая политика и начинается: не мелкое политиканство и не газетно-журнальный треп о том, кто кого в очередной раз подсидел: "питерские" "семейных" или "семейные" "питерских", а политика большая, государственная.
В частности, под вопросом оказалось едва ли не главное завоевание двух лет путинского правления: усиленно пропагандируемая и предъявляемая Западу, как табель с пятерками, "общественная стабильность".
Если в относительно сытой и не страдающей от массовой безработицы Москве столь высок уровень беспредметной молодежной агрессивности, то какие же запасы ее должны были скопиться в бедствующей провинции?
А ведь молодежь в каком-то смысле есть подсознание любого общества: она пока еще не так жестко, как взрослые, интегрирована в социальную структуру и потому может позволить себе то, в чем взрослые даже на исповеди не признаются. То есть если молодежь ведет себя агрессивно, так это не только поколенческая проблема: за подростковым экстремизмом стоит не находящая выхода протестная энергия большинства.
Пусть в данном конкретном случае обошлось без политики, но ведь и дураку понятно, что политизировать этот беспредметный протест -- задача не из самых сложных: появился бы настоящий лидер, способный уловить массовые чувства, а потом внятно и доходчиво сформулировать несколько энергичных лозунгов. Но и несчастье, и счастье современной России в том, что "настоящих буйных мало", как пел когда-то Высоцкий.
Так что не в молодежи одной дело, и неловко было слышать, как некоторые безответственные комментаторы и ответственные чиновники завели привычную волынку о необходимости "усилить воспитательную работу" и возродить массовые детские организации (любимая мысль столичного градоначальника, которую он еще раз озвучил).
Молодежная политика у государства должна, конечно, быть. Но должна быть и политика вообще, внятная большинству населения. Чтоб оно, население, воспринимало данный конкретный момент в контексте куда-то направленного движения, в котором и оно тоже осмысленно участвует, а не как тягостную паузу, наполненную только пассивным ожиданием не то лучших, не то худших времен.
Кстати сказать, московский погром 9 июня не был единственным выплеском накопившейся в обществе напряженности. Недели две-три до него уже чувствовалось ее нагнетание: сначала заминированный плакат "Смерть жидам" на Киевском шоссе (сотни машин, в том числе и милицейских, равнодушно проехали мимо, а Татьяна Сапунова, которую он возмутил, тут же поплатилась за свой гражданственный поступок), потом такие же плакаты (правда, с "куклами" вместо взрывных устройств) на других дорогах, потом дикий разгром немецкого кладбища в Красногорске. Да и после 9 июня знаки напряженности продолжали появляться: еще один антисемитский плакат на МКАД, поджог кладбища в Волгограде. Как-то слишком много актов "хулиганства и вандализма" на единицу времени, не правда ли? И вряд ли это связано с прохождением закона о политическом экстремизме: при нынешней Думе у правительства и его спецслужб нет никакой нужды устраивать бессмысленные "хеппенинги" для его принятия. Тут явно действуют какие-то "долгоиграющие" факторы.
Большой патриотический ресурс
События 9 июня можно, конечно, трактовать как трагическую случайность, стечение неблагоприятных обстоятельств или следствие милицейской нерасторопности.
Но в чем случайности точно нет, так это в том, что вышедший из под контроля взрыв эмоций произошел именно на спортивной почве.
С самого начала этого года (как раз когда выяснилось, что экономический рост в России замедлился и стали появляться проблемы с выплатой зарплаты бюджетникам), спорт вдруг стал приоритетным направлением государственной политики: все в один голос заговорили о насущной необходимости его возрождения, одно за другим проходили высокие заседания, этому всецело посвященные, словом, наблюдалось то, что Салтыков-Щедрин назвал когда-то "административным восторгом".
Этот административный восторг обернулся настоящей истерикой, когда наша команда весьма средненько выступила на зимней Олимпиаде. Страсти бушевали, как все помнят, нешуточные: хорошо еще, что удалось обойтись без международных скандалов.
Загадка тут нехитрая: путинская команда политтехнологов с самого начала сделала ставку на восстановление международного авторитета страны, и, соответственно, возрождение патриотизма и поддержание в россиянах самоощущения граждан великой державы. А это, надо сказать, очень непростая и тонкая игра. Идея великодержавности -- это ведь такая огромная печь, в которой надо непрерывно поддерживать огонь, и печь прожорливая, ежедневно требующая подкормки, то есть всяческих реальных знаков великодержавности. Советская пропаганда, не мудрствуя лукаво, десятилетиями кормила эту ненасытную печь откровенной ложью (успехи советского спорта, может, и были в той бочке лжи единственной ложкой правды). Новый агитпроп, памятуя о том, каким всероссийским похмельем это все закончилось, старается по-крупному не врать, но зато испытывает жестокий дефицит духоподъемных ресурсов. В самом деле: в экономике дела чуть лучше, чем вчера, но до среднего жителя доходят копейки, и бедность по-прежнему повальная. На международной арене наметилось сближение с Западом, но большинство это скорее настораживает, чем радует: в Средней Азии и в Грузии уже американцы, а базы на Кубе и во Вьетнаме сданы. Чем же поддерживать на высоте великодержавный тонус населения?
Тут и обращается взгляд к спорту, как к универсальной палочке-выручалочке: во-первых, спорт -- своеобразная действующая модель самой жизни, в нем можно относительно дешево и бескровно воевать и побеждать; во-вторых, спорт -- способ сублимации общественной агрессии: поболели, покричали, о реальных житейских проблемах на два часа забыв, -- вот уже и легче.
Полгода практически без перерыва страну буквально накачивали спортивными эмоциями, и не было у политиков важнее дела, чем болеть за "наших". Да к тому же интересы официального агитпропа в какой-то момент ненарочно вошли в резонанс с интересами рекламодателей и ФИФА, так что к началу чемпионата мира по футболу шел уже очень жесткий прессинг общественного сознания по всем возможным каналам. Как говорится, страшно было утюг включить: вдруг и там про футбол.
Да что тут долго рассуждать: когда законодателей проблемной страны надо за уши оттаскивать от телевизоров, чтобы заставить заниматься своим делом, а по ТВ с добрым юморком показывают их футбольные восторги в рабочее время, это уже полный атас.
Словом, палочка-выручалочка, как и следовало ожидать, оказалась о двух концах, и вторым своим концом очень больно своих же пользователей ударила. Нельзя делать такие большие пропагандистские ставки на слабый российский спорт: это чревато яростью обманутых болельщиков. Нельзя поддерживать патриотический тонус с помощью грубого игрового азарта: тут потребны инструменты и тоньше, и надежнее.
По стопам Кутузова
Завершая эти печальные заметки, нельзя не сказать и пару ласковых слов о нашей милиции и о том, кого она на самом деле бережет.
Я сильно надеюсь, что после московского погрома 9 июня число желающих помуссировать тему "полицейского государства" у нас здорово поубавится. Помилуйте, какое там полицейское государство, когда полиция в этот день даже за себя постоять не сумела? Милиционеров и омоновцев спасали охранники магазинов и пожарники -- то есть те, чью жизнь и собственность милиционеры поставлены государством охранять.
Это надо было видеть, как после видеокадров с бесчинствами пьяной толпы на экранах появлялось совершенно спокойное лицо начальника московского ГУВД генерала Пронина, и генерал неторопливо, вальяжно говорил: "Я не давал сейчас милиции команды, чтобы провоцировать что-то и задерживать без основания. И правильно милиция поступила, что тогда не стала задерживать. Если бы милиция ринулась толпой кого-то задерживать, то от милиции вообще, может быть, ничего не осталось".
И дальше, уже раздражаясь на приставания журналистов, но по-прежнему на голубом глазу: "Силы и средства были подтянуты. То, что произошло, слава Богу, не произошло больше ни в каком другом месте. Пострадавшие только среди сотрудников милиции. Милиция сделала все, что положено. Милиция выполняла несение службы в алгоритме режима обычного выходного дня. Милиции сколько надо, столько было. Резерв подошел вовремя".
Выяснился и блестящий, просто-таки кутузовский стратегический план милицейского главнокомандующего: в бой с неприятелем не вступать, чтобы сохранить армию, но сопровождать погромщиков почетным конвоем: "Что касается того, что милиция не пошла в саму драку в тот момент, так она рассекла толпу, как положено, и мы сопровождали их группой по Тверской и по другим улицам".
Блестящей эта стратегия показалась даже Юрию Лужкову: на "разборе полетов" в мэрии генерала Пронина не то что не укорили ни в чем, а едва ли не к ордену были готовы представить. Потом журналисты "Коммерсанта" язвили, что милицейское начальство простили за то, что погромщиков удалось не допустить к Кремлю.
Вывод печальный: милиция умеет кое-как работать только в штатных ситуациях (на стадионах, например, или на рок-концертах), к ним она и готовится. Всякая неожиданность, подобная событиям октября 1993 года или прошлого воскресенья, не просто ставит ее в тупик, -- она ее деморализует.
Второй вывод еще более печален: главная задача милиции (как она сама ее внутренне ощущает) -- не защита жизни и собственности граждан, а защита самой себя (проговорка генерала Пронина очень уж красноречива). Только в следующую очередь -- спокойствия власти. А потом уже -- некоего абстрактного "порядка". Что же касается граждан и их собственности (например, автомобилей), так они воспринимаются прежде всего как источник хлопот, а следовательно, должны облагаться контрибуцией.
P.S. В День независимости над всей Москвой было безоблачное небо. По телевизору рекламировали газету "Советский спорт". Слоган после московского погрома выглядел умопомрачительно: "Наши бьют!"
АЛЕКСАНДР АГЕЕВ
Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".
