Сам визит Меркель и Олланда в Москву — это тактическая победа тех в российской дипломатии, кто не хочет ничего знать про новые международные институты, про непрямое воздействие, про невоенные методы. Все это, с их точки зрения, одна болтовня, а вот визит первых лиц — это хорошо понятный язык старой школы: вот мы, вот они, вот между нами проблема, и мы сейчас договоримся о ее урегулировании. Политическая логика Мюнхена в 1938 году, тысячу раз громогласно осужденная советской историографией, на самом деле во многом совпадает с той, в которой нынешние российские стратеги чувствуют себя как большие рыбы в мутной воде: мы им мир, они нам уступки.

Но хотя Меркель и Олланд летят в Москву, неизбежно вспоминая мюнхенский вояж Чемберлена и Даладье (если кто-то из них и забыл, то им наверняка об этом напомнили в Киеве), это едва ли значит, что они готовы принять ту сетку координат, в которой за закрытыми дверями собирается несколько человек, решают судьбу европейской страны и довольные выходят к репортерам.

Мир больше не устроен так, чтобы странами распоряжались за закрытыми дверями. По крайней мере сегодняшний мир явно старается сообщить о себе, что он устроен не так. Если это не подтвердится, грош цена будет всем сверкающим стеклом и сталью зданиям в Брюсселе.

Но среди тех, кто будет встречать фрау Меркель и мсье Олланда в Москве, есть такие, кто надеется, что все обстоит по-прежнему. Что фрау и мсье сами не до конца понимают, зачем сверкают эти брюссельские здания и что свидание тет-а-тет в царских интерьерах напомнит им, что судьбы мира — не в руках каких-то там избирателей, а в их руках, в руках немногих вершителей судеб, наследников старинных королевств.

Но это, конечно, аберрация восприятия. Франция и Германия задумали Евросоюз, чтобы в Европе больше никогда не происходило именно то, что сейчас происходит: массированные артиллерийские обстрелы, танковые атаки, исход беженцев, смерть, ранения, кровь и лишения. И они будут делать свою работу до тех пор, пока это не прекратится, иначе ее будет делать кто-то вместо них. Их цель — достижение мира, но при этом цель оправдывает не всякие средства.

Разумеется, Меркель и Олланд не Чемберлен и не Даладье, и тот, кто ждет их в Москве, тоже едва ли обрадовался бы мюнхенской аналогии. Меркель и Олланд — это скорее Джон Кеннеди, которому во время Карибского кризиса так и не удалось дозвониться Хрущеву, или при телефонном разговоре не хватило взаимопонимания, и тогда он решил прилететь в Москву.

Разница лишь в том, что перед Кеннеди и Хрущевым стояла пусть и очень опасная, но проблема военной логистики, которую они совершенно точно были в состоянии технически решить. А вот способность трех политиков, договорившихся о свидании в Москве, реально воздействовать на положение дел в Донбассе, под очевидным вопросом. Несколько дней назад Владимир Путин публично призвал все стороны конфликта прекратить огонь. Интенсивность огня, похоже, выросла.

Буквально месяц назад казалось, что Россия могла бы, пожалуй, рассчитывать не только на новый пакет санкций, но и на неформальные бонусы, если бы признала свою роль в конфликте и вывела таким образом «за штат» любых переговоров марионеточные структуры самопровозглашенных республик. Теперь, когда Меркель и Олланд едут к Путину, чтобы говорить с ним о возможном решении, марионеточные структуры де-факто исключаются. Но вопрос в том, достаточно ли у Путина инструментов, чтобы прямо из Кремля щелкнуть выключателем войны?

На этот вопрос нет однозначно утвердительного ответа. В Европе 2015 года, в отличие от Европы 1915-го или 1940-го, действуют, как оказалось, не только униформированные регулярные армии, подчиняющиеся своим генералам и главнокомандующим.

Предполагается, что Россия как минимум поставляет «ополченцам» вооружение: иначе действительно трудно объяснить интенсивность войны. Ополченцы самопровозглашенных республик, как правило, не располагают крупнокалиберной самоходной артиллерией с боеприпасами до тех пор, пока им ее не дадут. Нельзя нахватать трофеев на недели интенсивной артиллерийской дуэли. И если это так, то из Москвы можно попытаться «закрыть военторг».

Но ситуация меняется ежечасно. Это снаружи кажется, что сейчас Владимир Путин — все тот же Путин, что и год назад. Но ведь машина российского управления, и на ровном месте шедшая не особенно гладко, теперь такова, что Путину приходится публично кричать на чиновников из-за того, что электрички встали. И даже после этого электрички снова поедут не раньше следующей недели, и то только каждая третья. А «военторг» не электричка, это чье-то дорогое и доходное предприятие. Можно прикрикнуть, а в ответ услышать отборный мат. А то и очередь. Будет довольно нелепая ситуация.

Кроме того, даже для торговли в духе Мюнхена 1938 года необходимо четкое понимание условий сделки. Что Москва хотела бы выменять на мир? Отмену санкций? Признание Крыма? Фиксацию на вечные времена политического и экономического контроля России над Украиной? Последнее невозможно для Берлина и Парижа, и вряд ли годится для Москвы, где год как не верят никаким словам, написанным на бумаге. Формальная или нет, но аннексия контролируемых ополченцами районов Украины? Но это значит в условиях системных проблем в экономике, взвалить на себя полностью разрушенные регионы без экономики с поголовно травмированным гражданским населением и реальной армией условно и непонятно кем контролируемых вооруженных людей.

Однако все это гипотезы, лестные для Москвы. Есть и другие, не столь приятные варианты: вместо бонусов могут предложить подробную презентацию дальнейших негативных последствий войны для российской экономики. Это язык, более предпочтительный для современной Европы. Вежливый разговор о том, что западные санкции только начались, а российские электрички уже встали, гораздо более вероятен, чем появление к субботе контурной карты разделенной Украины и роз в дулах замолкших орудий в Донбассе.

Результат едва ли будет виден сразу: прямо на переговорах едва ли кто-нибудь встанет и хлопнет дверью. Хотя один из главных вопросов касается как раз двери: останется ли она открытой для дальнейших контактов или закроется надолго, если не навсегда.

Нескольким сотням тысяч людей по обе стороны лини фронта в Донбассе, часть которых, возможно, погибнет в ближайшие часы, вполне безразличен этот важный вопрос о дверях. Они только хотят еды, тепла, работающего водопровода и чтобы больше не бомбили. Но Европа 2015 года — большая Европа, включающая и Россию, — все еще такова, что помочь им пока некому.