— Известна формула, согласно которой в международной политике важны не намерения, а потенциалы. В чем выражалось с точки зрения потенциалов расширение НАТО на Восток?

— С точки зрения потенциалов это выражалось, прежде всего, в присоединении новых стран к различным военным программам НАТО, проведении совместных маневров, оказании помощи вновь принятым членам альянса в модернизации собственных вооруженных сил и приведении их в соответствие со стандартами всего блока.

При этом военных баз в классическом понимании этого слова ни в новой, ни в старой Европе после образования новой, демократической России создано не было. Единственная новая база появилась в Афганистане, но, как мы понимаем, это связано с военным присутствием войск НАТО в этой стране, а вовсе не с фактором сдерживания России. Есть старые базы, которые сохранились со времен холодной войны, но их в этом контексте не имеет смысла упоминать, потому что они, что называется, всегда были — в Германии, Великобритании и Италии. И вообще до начала этого года — до событий на Украине — можно было говорить об ослаблении стимулов, да и возможностей для реального финансирования оборонных усилий альянса.

— Тем не менее возможности для осуществления совместных действий у старых и новых членов альянса все-таки расширились?

— Нужно понимать, что вопрос обеспечения коллективной безопасности в том смысле, который заложен в статью 5 Устава НАТО, предусматривающую совместный отпор агрессору, в последние годы является большой проблемой для самой этой организации. Заставить членов НАТО поддерживать огромные военные расходы на уровне 2% ВВП просто невозможно, за исключением разве что нескольких стран-«доноров», которые тянут этот бюджет на себе. И в этом смысле Россия сейчас дала новый импульс к развитию НАТО. Ее действия в отношении Украины дали серьезные козыри в руки тех, кто выступает за укрепление военной составляющей альянса. Поэтому думаю, что мы находимся сейчас на пороге ренессанса НАТО.

Я хотел бы напомнить давно забытую формулу основополагающего Акта Россия—НАТО 1997 г. о том, что НАТО «подтверждает» (то есть берет на себя обязательства), что «в нынешних и обозримых условиях будет осуществлять свою коллективную оборону и другие задачи через обеспечение необходимых совместимости, интеграции и потенциала усиления, а не путем дополнительного постоянного размещения существенных боевых сил». На мой взгляд, это означает, что НАТО юридически взяло на себя обязательства не размещать на территории старых и новых членов военные базы.

— А база в Румынии, о которой часто рассказывают наши СМИ?

— В этом случае я бы не стал говорить о базе в чистом виде. Там речь идет о создании этакого перевалочного пункта — сначала так называемого аэродрома «подскока» в целях обеспечения действий войск, в первую очередь США и НАТО в Ираке и Афганистане, где затем разместилось несколько тысяч американских морпехов из числа сильно сокращенных контингентов США в Европе. Несколько тысяч военнослужащих со штатной техникой и вооружением размещаются и в Болгарии. Отсутствие согласованного понимания термина «существенные боевые силы» вызывает сложности при квалификации таких размещений, но ясно, что чувствительной угрозы европейской безопасности они не создавали, тем более в контексте сокращения американского присутствия. Эти, а также некоторые другие военные объекты США и НАТО (в Косово, например) назвать базами НАТО не получается, они таковыми не являются.

— Помимо натовского, есть еще и чисто американское военное присутствие в Европе. Что происходит с ним?

— За последние годы оно резко сократилось и по сравнению с масштабом присутствия в годы холодной войны стало фактически условным. До распада СССР в Европе было порядка 450 тысяч американских военнослужащих, к сегодняшнему дню это число сократилось почти на 80% — примерно до 60 тысяч. Политики и эксперты обсуждали и перспективы сокращения мест базирования и количества примерно 200 бомб свободного падения, способных нести ядерный заряд, которые были предметом постоянной озабоченности российской стороны. Конечно, на фоне крымско-украинского кризиса никаких дальнейших сокращений ждать не следует. Тем не менее у нас, по серьезным экспертным оценкам (официальных обменов данными на этот счет нет), на сегодня существует десятикратное превосходство в тактическом ядерном оружии.

— Для России весьма болезненным является перспектива размещения в Восточной Европе элементов американской системы ПРО. Об этом неоднократно говорил Владимир Путин, приводя это в качестве примера неготовности Запада к диалогу с Россией.

— Этот вопрос действительно волнует нас в тысячи раз сильнее, чем все возможные базы, которые так и не появились. Но тут, если обратиться к нашим очень авторитетным экспертам, окажется не все так однозначно. Несмотря на то, что официальная позиция России заключается в том, что разворачивающаяся в Европе американская система ПРО будет угрожать потенциалу ответного удара России, а значит, подрывать стратегическую стабильность, целый ряд российских специалистов полагают, что подобные опасения сильно преувеличены в силу географического расположения систем ПРО (вдали от мест дислокации МБР США), а также тактико-технических данных самих противоракет. Уместно напомнить, что траектория гипотетического ответного ядерного удара проходит не через Восточную Европу, а через Северный полюс.

Конечно, Запад, к сожалению, отказался подписать, по выражению нашего президента, хоть какую-то «ничтожную юридическую бумажку, где бы было написано, что это не против нас». И все же следует признать, что при Буше и Обаме эта программа дважды модифицировалась. В итоге США фактически отказались от реализации четвертого этапа программы — планов разместить в Европе к 2020 г. наиболее совершенную модернизированную ракету-перехватчик SM-3 IIB, которая, как полагали некоторые, и создавала потенциальную опасность для российского стратегического потенциала сдерживания.

— Как бы вы в целом оценили угрозы, которые несет расширение НАТО?

— С моей точки зрения, то, что мы называем «расширением НАТО на восток», никакой реальной угрозы России не несло и не несет. Налицо лишь политический вызов и очень долгосрочное нежелание считаться с возражениями и выражаемыми опасениями Москвы. Не было никакого физического приближения натовского потенциала в виде баз к нашим границам. Прибавлялись лишь новые страны со своими потенциалами — в основном весьма ограниченными и разрозненными. Конечно, можно считать «на круг», учитывая численность всех вооруженных сил — как бывших в НАТО ранее, так и новых. Тогда превосходство НАТО по обычным вооружениям над Россией окажется велико. Возврат России и Запада к диалогу по линии Договора об обычных вооруженных силах в Европе (по которому Россия объявила односторонний мораторий в 2007 г.) был бы способен в значительной степени снять российские озабоченности в этой области.

Следует также добавить, что некоторое время назад у нас вполне серьезно воспринимался тезис о реальной возможности обеспечения безопасности политическими средствами. И, развивая партнерские отношения с НАТО, мы можем решить эту задачу.
По части обеспечения обороноспособности в чисто военном смысле Россия, согласно авторитетному свидетельству Верховного главнокомандующего, «является, безусловно, одним из лидеров в мире, потому что это ядерная держава, и по качеству нашего ядерного оружия мы, пожалуй, реально занимаем, может быть, даже первое место в мире». Наличие стратегического ядерного потенциала, других ядерных средств, которые сейчас активно модернизируются, сводит на нет превосходство НАТО в обычных вооружениях.

— Понятно, что, приобретая членство в НАТО, новые члены альянса получали гарантии защиты от потенциальной угрозы с востока, со стороны России. Но что получало при этом НАТО? Зачем оно присоединяло к себе Восточную Европу? Как вы себе представляете?

— На мой взгляд, это дань идеологическим установкам руководства западных стран и одновременно настроениям бюрократической надстройки самого блока. Лидеры Запада верили и верят до сих пор, что, расширяя НАТО на восток, они расширяют ареал демократии, ареал невраждебных Западу демократических режимов. А натовские бюрократы стремились к расширению своего влияния, бюджетов и тому подобных прелестей. К тому же тезис о потенциальной угрозе со стороны России, уйдя на второй план после окончания холодной войны, тем не менее прочно застрял в мозжечке натовских функционеров, которые к этому старому тезису в 90-е годы стали добавлять еще и тезис о внутренней нестабильности России. И то, и другое, по их мнению, требовало активной позиции НАТО в Европе.

Как бы то ни было, сейчас можно признать: политика расширения НАТО была близорукой и эгоистичной. Запад, по сути, сделал выбор между идеолого-бюрократическим подходом и фактическим установлением прочных партнерских отношений с Россией. Потому что, как оказалось, выстроить подобные отношения, имея за плечами багаж постоянного расширения НАТО на восток, невозможно.

Напомню, кстати, что Россия неоднократно заявляла о готовности вступить в НАТО, и каждый раз ей предлагали сугубо бюрократический путь — подать официальную заявку, которую альянс рассмотрит. Это было крупной геополитической ошибкой Запада. Вторая ошибка — Украина, в отношении которой Запад перешел «красную черту» и вызвал ответную реакцию Москвы. Вспомните слова Путина: «Не могу себе представить, что мы будем ездить в гости к натовским парням в Севастополь». А значит, мы не могли «допустить, чтобы натовские солдаты, а НАТО — это военно-политический альянс, топтались бы на нашей территории, у нашего забора, на наших исторических землях», Это был эмоционально окрашенный ответ на постоянное военно-бюрократическое давление НАТО, приведший в итоге к присоединению Крыма и незатихающему украинскому кризису.

Брюссель же и здесь исходил из сугубо бюрократической логики, в соответствии с которой каждая страна имеет право вступить в альянс, и Украина не исключение. А значит, мнением Москвы можно и пренебречь. В этом смысле Украина стала классическим примером непонимания и «невосприятия» Западом того, что в США давно уже зовут «жизненно важными интересами».

— Вы полагаете, ситуация вокруг Украины форсирует антироссийские настроения в НАТО?

— После распада СССР Россия перестала официально рассматриваться в НАТО и в США в качестве потенциального противника. В итоге альянс превратился в институт, который с переменным успехом занялся поиском своей миссии. Пробовались разные варианты: борьба с терроризмом, участие в миротворческих операциях, в том числе и под эгидой СБ ООН. После событий на Украине Россия имеет все шансы занять пустовавшую со времен окончания холодной войны нишу — если не потенциального противника, то весьма непредсказуемого соседа, с которым нужно держать ухо востро.

— После войны в Южной Осетии в 2008 году тогдашний полпред РФ в НАТО Дмитрий Рогозин, имея в виду шансы Грузии, заявил, что «расширение альянса на восток захлебнулось». Тем не менее, когда сейчас говорят о причинах российской реакции на украинские события, часто называют ее желание не допустить НАТО на территорию Украины. Так есть у НАТО желание и потенциал для дальнейшего расширения или оно в очередной раз «захлебнулось»?

— Этот вопрос официально не снимался с повестки дня. Но в реальности это невозможно: страна, у которой не урегулированы отношения с соседними странами, не может стать членом НАТО. В такой ситуации сейчас находятся и Грузия, и Украина. Украина и вовсе является расчлененным государством, и ее перспективы весьма в этом плане туманны.

— Получается, что у России остался единственный способ не допустить расширения НАТО на восток — создавать неурегулированные территориальные проблемы для всех потенциальных кандидатов в члены альянса?

— По факту это выглядит именно таким образом, однако и в «грузинском», и в «украинском» случаях мотивы и причины происшедшего были многогранны и неоднозначны. Но очевидно и другое — украинский кризис, самым серьезным и «долгосрочным» образом осложнил политическое и экономическое положение России во всех возможных измерениях. На мой взгляд, самое главное, что возникли огромные препятствия на пути поступательного успешного внутреннего прогресса страны, который до недавнего времени связывался у нас с модернизацией экономики и инновационным развитием.

СПРАВКА

Этапы расширения НАТО на восток

После окончания холодной войны к имевшимся на тот момент 16 странам—членам НАТО добавилось еще 12 европейских государств:
1990 — ГДР (в результате объединения Германии)
1999 — Венгрия, Польша, Чехия
2004 — Болгария, Латвия, Литва, Румыния, Словакия, Словения, Эстония
2009 — Албания, Хорватия

Цифры

В 2013 году на долю Америки пришлось 72% оборонных расходов НАТО, в то время как в 1995 году она составляла лишь 59%. Страны—члены альянса должны тратить на оборону не менее 2% ВВП. Однако из 25 европейских членов альянса этот принцип соблюдают только Великобритания, Греция и Эстония. В 2013 году средний показатель военных расходов натовских стран составил 1,4% ВВП. Для сравнения: расходы США на оборону в прошлом году достигли 4,4% ВВП.