Название этой книги и авторский рисунок на обложке исполнены глубокого смысла: если бы художник и прозаик Максим Кантор, следуя примеру американских индейцев, подбирал себе тотемное животное, им стал бы непременно фантастический левиафан — огромный зверь, смахивающий на гибрид слона с бетономешалкой.
Как и для Зураба Церетели, для Кантора габариты его творений имеют особое значение. По мысли создателя, ценность художественного произведения прямо пропорциональна его размерам. Если перед нами живописное полотно, то не меньше, чем два на три метра. Если роман, то как минимум полторы тысячи страниц in quarto. Даже эссе у Максима Карловича распухают, словно свежее тесто. Его новый сборник публицистики по увесистости сравним с кирпичом.
Разумеется, автор не разменивается на мелочи, замахиваясь на глобальное.
Вслед за Марксом и Энгельсом он исследует проблемы труда и капитала, частной собственности и государства,
чтобы сделать оригинальные выводы: «Труд является служением народу…, пропасть между бедными и богатыми увеличилась…, страну выжали, как лимон…, демократия обанкротилась…, продукты дорожают…, образование платное, квартиру не купишь, пенсия низкая». Казалось бы, откуда многолетнему жителю туманного Альбиона, приезжающему на бывшую родину с гастрольными турами, знать о наших бедах? Но от взора бывшего колумниста журнала «Сноб» ничто не укроется.
Автор статей с равновеликой отвагой выводит на чистую воду то иностранных вредителей (от ядовитых мудрецов из «стран, именующих себя демократическими», до «украинских неомахновцев»), то московских либералов с их «уродливыми рабскими характерами», всех этих «жирных правозащитников», купленных толстосумами, болотных «пустобрехов» с «туалетной лексикой», «гламурных оппозиционеров», «ряженых фрондеров» и «кухонных остряков», смеющих «шутить над народом». Публицист то и дело напоминает читателю, что во всем плохом по-прежнему виновны «российские реформаторы» с их «упрямством хулиганов, вешающих кошку»; что «Ходорковский обманул вкладчиков», а «Гайдар и прочие адепты прогрессивного разбоя» породили олигархов с «цепкими волосатыми руками» — оттого-то Лондон и «протух от их ворованного богатства». О том, почему обличитель скверн упрямо продолжает мучиться в тухлой британской столице, а не перебирается, например, в хорошо проветренную Вологду, Максим Карлович не объясняет.
Автор книги сочувствует российским «школьникам сегодняшнего дня», которых «запугивают реставрацией сталинизма». Желая спасти детей от стрессов, Кантор старается разогнать тучи: реставрации не будет, поскольку и реставрировать-то нечего. То есть Сталин, конечно, был тираном и кое-кого убил, и это прискорбно, но... Монументальное канторовское «но» расползается аж на две статьи про Иосифа Виссарионовича — «наиболее успешного правителя державы», который реализовал «строительный государственный социалистический план», «несмотря на дурную практику». Да, вождь «был подозрителен», но имел на то основания, поскольку враг «Троцкий действительно общался с германской разведкой» и вообще был «крайне отвратительным человеком». А ниспровергатель Сталина Хрущев, кстати, «был негодяем». Репрессии, говорите? Да когда их не было на Руси? «Во все века российской истории царь уничтожал сильных бояр». Ясно, что «Сталин не хотел истребить собственный народ, но, напротив, желал народ спасти». Десятки миллионов погибших, говорите? Не верьте: Солженицын и компания «мухлюют с данными», «чтобы уничтожить положительный образ социализма». А он, Кантор, этот образ отряхивает и очищает: не 60 млн человек сгинуло, а всего 3 млн. Успокоив читателя, автор подводит баланс: «Сталин убил больше народа, нежели Пиночет, но меньше, чем Гитлер. И это надо знать». Разумеется, после всех этих арифметических выкладок социализм засияет как новенький...
Кантор ищет идеал не только в прошлом: нечто ценное есть и сегодня. Почему нынешние духовные наследники Троцкого нападают на церковь? Потому что их цель — «искоренение общинного сознания», «замена такового на сознание корпоративное». Кое-кому мозолят глаза блеск и пышность иерархов, но это лишь «воплощение славы Господа», «элемент обрядовой веры». Так что не приставайте к святейшему с глупостями вроде дорогого «Брегета»: патриарх «облачен в драгоценные ризы и живет богато» по чину, «а не по алчной прихоти». Будь его воля, ходил бы он в рубище и носил на запястье обшарпанный «Полет», но дресс-код не позволяет. Всякий, кто думает иначе, «рушит церковь как последнюю моральную скрепу общества». Правда, скрепа эта — золотая и с бриллиантами — не по карману бюджетникам и пенсионерам, но после смерти Сталина иных скреп в нашу лавочку не завозили. Ждем со дня на день.