В последние годы Абхазия редко попадала на первые полосы газет и в топы сообщений информационных агентств. В российском экспертном и медийном сообществах уже сложилась своеобразная традиция освещать процессы на постсоветском пространстве в первую очередь в привязке к «большой геополитике». В прошлом октябре Владимир Зеленский заявил о готовности Киева наносить удары по абхазской территории, если там появятся новые объекты ВМФ России. После этого вопрос о расширении географии украинского конфликта на Кавказский регион в целом и на Абхазию в частности стал предметом экспертной дискуссии, которая, впрочем, продолжалась недолго.

На Южном Кавказе на наших глазах радикально меняется привычный региональный порядок. Азербайджан и Армения обсуждают уже десятую версию проекта мирного соглашения, но перспектива военной эскалации все еще сохраняется. Прежние альянсы постепенно распадаются. Некогда главный стратегический союзник Москвы в регионе, Ереван, заморозил участие в ОДКБ и наращивает контакты по дипломатической и по военно-технической линии с Западом. В то же время Тбилиси, еще недавно ключевой партнер Вашингтона и Брюсселя на Южном Кавказе, один за другим принимает законы, которые американцы и европейцы называют пророссийскими. Свое влияние в регионе усиливает Турция, а Иран, видя укрепление связки между Анкарой, Москвой и Баку, заявляет о несогласии с разблокированием кавказских транспортных коммуникаций без участия Исламской Республики.

Что угрожает российскому влиянию на Южном Кавказе

Казалось бы, на этом фоне Абхазия – островок стабильности в бушующем море конфликтов. После того как 16 лет назад Россия признала ее независимость, республика получила и экономическое восстановление, и социальную поддержку «за гранью дружеских штыков». Грузия фактически отказалась от планов интеграции Абхазии военным путем. В Тбилиси не смирились с тем, что в Москве однажды назвали «новыми реалиями в Закавказье». В этом едины и власти, и оппозиция. В конце мая правящая партия «Грузинская мечта» анонсировала вхождение в «европейскую семью» вместе с абхазами и южными осетинами к 2030 году, а в августе в своем специальном заявлении провозгласила «одной из главных национальных задач страны» восстановление территориальной целостности. Но при этом официальный Тбилиси категорически отрицает даже гипотетическую возможность открытия второго фронта против России ради «собирания земель».

Америка и Евросоюз к этой теме сильно охладели, особенно на фоне вооруженного противостояния на Украине. Вероятно, мысль о поражении России на поле боя видится им приоритетной целью, которая позволит закрыть сразу и абхазский гештальт.

В любом случае за 2008–2024 годы влияние Москвы в Абхазии усилилось. Сохранился и пророссийский консенсус. Его разделяют и президент Аслан Бжания, и близкие ему политики, и жесткие критики команды главы республики в парламенте и за его пределами. Угроза грузинского реванша хотя и обсуждается, но скорее для проформы, а не как часть актуальной повестки.

Однако события конца августа – начала сентября показали: абхазская «тишина» обманчива. Все началось, как это теперь часто бывает, с сообщений в Телеграме. Каналы «Абхазский портал» и Respublica опубликовали, как они утверждали, сканы протокола переговоров президента Аслана Бжании и заместителя главы администрации президента России Дмитрия Козака. Особое внимание в этих документах привлекли четыре пункта, касающихся перспектив отношений Москвы и Сухума как в социально-экономической, так и в общественно-политической сферах. После этого в абхазских соцсетях развернулась дискуссия о «цене вопроса» асимметричной интеграции Абхазии и России. Но только пикировками «пикейных жилетов» дело не ограничилось. Заметно активизировалась оппозиция, тем паче что в руках ее лидеров оказался дополнительный аргумент для критики власти. Мол, команда президента идет на необоснованные уступки Москве, не привлекая общественность к процессу принятия стратегически важных решений.

Победа прагматизма: чему опыт Грузии может научить другие постсоветские страны

Думается, комментировать содержание представленных материалов нет смысла, поскольку «Четыре пункта Бжании – Козака» так и не были кем-либо официально верифицированы. Но последующий брифинг для СМИ министра иностранных дел Абхазии Сергея Шамбы и секретаря Совбеза республики Рауля Лолуа показал, что нет дыма без огня. Прозвучали слова о том, что Россией «с 1 сентября приостановлено финансирование некоторых выплат. Это касается врачей, учителей, силовых структур и др.». Вскоре после этого уже глава российского МИД Сергей Лавров представил официальную позицию Москвы. По его словам, приостановка социальных выплат абхазским бюджетникам из России вызвана не ухудшением отношений, а необходимостью соблюдения «баланса обязательств между сторонами». Министр напомнил, что между Москвой и Сухумом есть определенные договоренности, которые прошли все необходимые процедуры – от одобрения президентами до парламентской ратификации. Настало время претворять эти решения в жизнь.

Однако от внимания дотошных наблюдателей не ускользнуло, что впервые за 16 лет после того, как Россия признала независимость Абхазии, не прозвучало официального поздравления из Москвы с этой годовщиной. Добавим сюда значительную корректировку грузинской внешней политики. И в Абхазии, и в Южной Осетии к перспективам нормализации отношений России и Грузии относятся, мягко говоря, без восторга. В Сухуме опасаются «геополитической сделки» за спиной абхазов. Поэтому и пока никем не подтвержденные «Четыре пункта Бжании – Козака», и заявления абхазских представителей, и комментарии Сергея Лаврова вызывают немалый интерес. Конспирологические теории очень популярны в регионах, переживших (или переживающих) конфликты, находящихся в состоянии «подвешенного суверенитета». Поэтому всякое лыко оказывается в строку. Но есть ли основания говорить о некоем повороте российской политики на абхазском направлении? И насколько оправданны страхи по поводу «договорняка» Москвы и Тбилиси? Но даже если мы a priori признаем версию «сделки» провальной, то насколько серьезны разногласия между Россией и Абхазией?

Политэкономия по-абхазски

Попробуем для начала разобраться в системных основаниях возникшего российско-абхазского стресс-теста. Когда 26 августа 2008 года Россия признала независимость Абхазии, и в Москве, и в Сухуме преобладала эйфория. Энтузиазм по поводу успеха в «сдерживании Запада» на Южном Кавказе и частичной международной легитимации явно опережал понимание новых реалий и новых проблем, пришедших на смену старым. Между тем в августе 2008-го наряду с «заморозкой» расширения НАТО в сторону бывшего СССР Россия и Абхазия получили асимметричное партнерство. Вскоре стало ясно, что фактор Грузии для Сухума уходит на второй план. Новыми поколениями абхазов, выросших вне Грузинской ССР и после окончания вооруженного противостояния с Тбилиси, конфликт стал восприниматься как эпизод исторического прошлого. Выбор в пользу России был по факту выбором будущего для Абхазии. Но он также актуализировал вопрос цены интеграционных связей.

Какую роль на международной арене сегодня играет НАТО

Мало-помалу обозначились коллизии, которые были неизбежны, принимая во внимание и разные весовые категории союзников, и разные горизонты планирования, и разный ресурсный потенциал. Абхазия представляет для России не только важную военно-стратегическую точку на Кавказе. Она имеет и немалую инвестиционную привлекательность, не говоря уже о создании проекта, который потенциально мог бы рассматриваться как витрина пророссийского выбора. В свою очередь, для Абхазии Россия – это не только военная поддержка, но и важный ресурс для сохранения уникальной идентичности и культуры, партнер, помогающий выйти из состояния «выживания» на траекторию развития. В чем же тогда проблема, если налицо обоюдный интерес и явные выгоды от интеграции?

Ответ очевиден, если принять как данность, что любое союзничество опирается не только на бизнес-планы и финансовые отчеты, но и на исторические особенности стран. Абхазский национальный проект в последние полтора века развивался в сложных условиях. Возникнув на имперских разломах в жесткой борьбе России и Турции, он в дальнейшем прошел через два кровавых распада – сначала Российской империи, а потом и СССР. В 1860–1870-х абхазы пережили свою первую демографическую травму, когда территорию нынешней республики покинули порядка 80 тыс. человек.

За время конфликта с Грузией в 1992–1993 годах абхазы потеряли примерно 3% населения. В свое время, ведя споры с американскими кавказоведами, автор этой статьи объяснял, что такие потери в процентном отношении были бы эквивалентны примерно 10 миллионам граждан США. После этого, как правило, наши споры ставились «на паузу». Отсюда и свойственный абхазской современной государственности этнократизм, и актуализация темы «проклятия 17%» (под конец Советского Союза именно столько процентов абхазов жили на территории тогдашней Абхазской АССР). Можно, конечно, свести разговор на эту тему исключительно к проблеме фобий, проистекающих из былых потрясений. Но факт остается фактом. В постсоветской Абхазии налицо конфликт между этнической формой собственности на землю и частной.

Германия и грузинский закон об иноагентах: кризис немецкой мечты

Проблеме этой не один год. Еще в 2010-м, в президентскую каденцию Сергея Багапша, была создана комиссия по обеспечению законности при решении имущественных прав граждан России в Абхазии. За десять лет ее работы на рассмотрение было принято 369 заявлений, из которых 66 удовлетворено, 32 – в судебном и досудебном порядке. Добавим к этому сложность прохождения в парламенте Абхазии любого документа, касающегося двусторонних отношений с Россией, начиная от «большого» рамочного договора до специальных узких регулирующих документов. В каждом из них экономика трактуется скорее в «политэкономическом» ключе.

В феврале 2023-го на сайте правительства Абхазии был опубликован законопроект «О регулировании правового статуса апарт-отелей и апартаментов». В нем содержались следующие нормы: «Земельные участки, отведенные под апартаменты, остаются в собственности государства; право собственности на апартаменты не влечет за собой права получения гражданства либо вида на жительство». Посредством строительства апартаментов правительство республики намерено изменить имидж страны из устоявшегося «Абхазия – место для летнего отдыха небогатого туриста» на «Абхазия – место для круглогодичного отдыха состоятельного туриста». Между тем этот проект вызвал жесткие дискуссии между властями и оппозицией. Критики правительства и президента увидели в нем покушение на абхазскую национальную эксклюзивность. Развитие апарт-отелей стали воспринимать как потенциальную угрозу нарушения этно-демографического баланса. Эксплуатируется и идея «ползучей грузинизации» (граждане РФ грузинской национальности могут войти в абхазскую социально-экономическую жизнь, а затем и претендовать на политическое влияние). Высказываются также политико-экологические претензии (превращение республики в «каменный мешок» наподобие Большого Сочи).

«Почему в маленьком Дубае спокойно продают квартиры иностранцам и там никто не кричит о колонизации?» – задается вопросом Аслан Бжания. Ответ очевиден: потому что ОАЭ имеют международно признанный статус и обретение независимости там не сопровождалось потрясениями, сопоставимыми с абхазскими.

Получается история, как в классическом анекдоте про то, что все правы. Москва устала от абхазской избирательности в партнерстве. И ее можно понять. Подход «всё, что вы нам даете, это правильно, но то, что наше, – это только наше» трудно назвать конструктивным. Большой стране, особенно в условиях стремительной поляризации всего и вся, не до нюансов местной истории и этнонациональной психологии. Но и к абхазской аргументации стоит прислушаться – так будет полезнее для общего дела. Маленькая республика непривычна к жесткой вертикали, здесь президентов не раз меняли под влиянием общественных протестов, а дистанция между первым лицом и простыми активистами невелика. Когда в Абхазии обсуждался вопрос о передаче России госдачи «Пицунда», с лидерами молодежного протестного движения встречался лично президент Бжания. Нельзя сказать, что стороны достигли полного взаимопонимания, но сам факт показателен. Среди абхазской оппозиции и правозащитников есть ветераны войны с Грузией, многие из которых награждены высшей наградой республики – орденом Леона или имеют звание Героя Абхазии. И это как минимум говорит о необходимости учитывать местные реалии, а не просто отмахиваться от них.

Без инвестиций и расширения присутствия российского бизнеса развитие Абхазии проблематично. А вероятность консервации отсталости, напротив, велика. Но не менее важно и осознание того, что укрепление интеграционных связей будет неизбежно натыкаться на стену непонимания абхазского социума без длительной кропотливой работы не просто по убеждению в правильности российских подходов, а по вовлечению в проекты Москвы, выгодные и Абхазии.

И последнее по порядку, но не по значимости. Тема Грузии, конечно, важна, когда мы говорим об отношениях Москвы и Сухума. Но ею (как и другими геополитическими сюжетами) нельзя подменить собственно российско-абхазскую повестку. Сегодня команда Бидзины Иванишвили взяла курс на диверсификацию внешней политики страны. Но насколько эта линия устойчива? Как минимум до окончания выборов, ответ отрицательный. Но и среди сторонников «Грузинской мечты», не говоря о партийном истеблишменте, хватает поклонников евро-атлантического выбора. Еще вчера они уверенно шли в кильватере Запада. Что даст Москве гипотетическая сделка с Тбилиси? Ничем не обоснованную уступку взамен на пару-тройку законов, нацеленных прежде всего на удержание власти, а не на «великую дружбу» с Россией. Думается, эти резоны руководство РФ понимает не хуже экспертов. Но понимание без эффективного инфосопровождения зачастую не достигает цели. В абхазском же кейсе, учитывая асимметричный характер союза Москвы и Сухума, всякие разъяснения лишними не будут. Впрочем, это уже отдельный и не менее сложный сюжет.

Автор – ведущий научный сотрудник МГИМО, главный редактор журнала «Международная аналитика»