– Само название форума «Россия и мир: вызовы нового десятилетия» говорит о том, что 2020‑е могут оказаться проблемными для экономики. С чем нам придется столкнуться в ближайшие годы?

– Я бы не стал говорить, что проблемы и вызовы – это тождественные понятия. Хотя проблемы тоже есть. И в мировой экономике, и в отечественной. В нашем случае это проблемы с движением к более высоким и устойчивым темпам роста. Но всё-таки в рамках форума мы будем больше говорить о вызовах, то есть о задачах, ограничениях и целях, которые предстоит решить правительству страны, бизнесу, всем нам для того, чтобы сделать российскую экономику более развитой, современной и готовой к противодействию тем самым проблемам, которые существуют.

– О каких вызовах идет речь?

– Их очень много. Первый – актуальный не только для нас, но для всего мира – это определение нового характера экономической политики, нового алгоритма взаимодействия бизнеса, государства и общества после кризиса 2008–2009 годов. Прошло уже 10 лет, но последствия того кризиса полностью не устранены, во многих странах, прежде всего в Европе, сохраняются крайне низкие темпы роста. Есть очень много работ, исследований, предсказаний о том, что вот-вот должен случиться новый кризис, в том числе потому, что не удалось решить все проблемы, породившие предыдущий. Вызов состоит в том, чтобы экономическая политика стала адекватной современному этапу развития и могла противостоять возможным кризисным явлениям.

Второй вызов касается нашей страны и связан с тем, что президентом поставлены достаточно амбициозные цели по национальному развитию до 2024 года. Их достижение в сложных условиях (внешние ограничения, неблагоприятная конъюнктура) – это тоже вызов для государства и общества.

И третий, основной вызов – тоже глобальный – заключается в том, что в современном мире очень актуальна проблема неравенства, соотношения уровня жизни, потребления, распределения социальных благ между различными слоями и категориями населения. Мы будем обсуждать, как можно противодействовать неравенству, как не только достичь определенных показателей развития, но и сделать так, чтобы население почувствовало это в виде роста своего благополучия.

– О новой экономической архитектуре, новом формате взаимодействия ключевых экономических факторов говорят очень давно и много. А что вы вкладываете в понятие «новые форматы взаимодействия власти и бизнеса»?

– За последние десятилетия отношения власти и бизнеса менялись несколько раз. Был период партнерства 1950–1980‑х годов, когда западные государства активно поддерживали бизнес и в то же время принимали меры по защите работников, населения. Затем был период либеральной политики 1990–2000 годов, когда считалось, что бизнес должен работать ради собственной прибыли, но поскольку эта прибыль зависит в том числе от благополучия работников и потребителей, то он волей-неволей, из своих прагматичных интересов, станет содействовать реализации социальных программ, улучшать обстановку в стране, обществе.

Сейчас, после кризиса 2008–2009 годов, парадигма снова меняется: с одной стороны, мы видим, что либеральный подход не срабатывает, с другой – появляются задачи, связанные с устойчивым развитием, противодействием климатическим и экологическим изменениям.

Очевидно, что в этих условиях государство снова должно стать активным игроком и быть в большей степени партнером общества, ограничивая свободы для бизнеса, приглашая и, если надо, принуждая его к партнёрству и разделению ответственности за экономические и экологические проблемы. Уже сегодня компании принуждаются к тому, чтобы при разработке продуктов, технологий, выборе контрагентов они задумывались о том, какие последствия их деятельность будет иметь для окружающей среды.

– То есть «зелёная экономика» – это уже серьезный тренд? Выгоден ли он России, учитывая структуру нашего экспорта?

– В мире это, безусловно, тренд. Как мы видим по тому, что происходит в России, по деятельности многих российских крупных корпораций, для нас тоже. Не думаю, что это угроза.

В краткосрочном периоде «зелёная экономика» – это дело наиболее развитых стран, а мы диверсифицируем свои поставки углеводородов и можем охватывать рынки развивающихся стран. Плюс, как мы видим по развитым странам, «зелёная энергетика» захватывает прирост потребления энергии, который идёт в них. То есть доля «зелёных технологий» в общем объёме энергопотребления растет, но объём потребления классических энергоресурсов не снижается. Более того, как только в 2015–2016 годах заметно упали цены на нефть и газ, США стали развивать сланцевые проекты и увеличивать использование традиционных энергоресурсов.

– А насколько отечественный формат взаимодействия бизнеса и государства соответствует международным тенденциям?

– У нас переход к рыночной экономике произошел в 1990‑е, мы, пропустив этап партнёрства, строили рыночную экономику в условиях либеральной парадигмы. Сейчас мы вместе со всем миром идём к тому, что бизнес должен стать более ответственным и готовым к партнерству. При этом есть свои особенности, они связаны с тем, что российский бизнес в значительной мере контролируется государством. Оно является собственником крупнейших компаний.

– Это хорошо или плохо?

– И хорошо, и плохо. Хорошо потому, что у государства есть больше рычагов воздействия, а плохо, поскольку, помимо названных задач, государство уже как собственник может возлагать на бизнес и много других. В итоге эти задачи могут противоречить друг другу, из-за чего возникает проблема: какой из элементов управляющего воздействия более важен.

Для частного бизнеса поиск компромиссов был бы задачей менеджмента компаний. Как показывает практика, такой компромисс обычно находится и оказывается наиболее эффективным решением для обеих сторон. В этом смысле у нас могут быть некоторые проблемы, но общий тренд на устойчивое развитие осознан на самом высоком уровне, поэтому мы будем двигаться со всем миром.

– Хорошо, а есть ещё какие-то специфические российские вызовы?

– Государством определён список национальных проектов, которые касаются отраслей, требующих наибольшего внимания. Развитие нашей экономики будет определяться движением по нацпроектам.

Ещё одна проблема связана с тем, как государство взаимодействует с бизнесом, населением, общественными организациями в плане технических решений. То есть проблема интерфейса между государством и обществом. Отчасти это следствие быстрого перехода от плановой экономики к рыночной – многие даже устаревшие нормы продолжают действовать.

– Именно на Гайдаровском форуме год назад премьер Медведев объявил о регуляторной гильотине…

– Да, на прошлом форуме Дмитрий Медведев объявил о запуске регуляторной гильотины. Нельзя сказать, что за прошедший год все узлы, которые должны быть отрезаны этой гильотиной, были выявлены и отрезаны.

– Но хоть какой-то прогресс есть?

– Прогресс есть, просто задача очень масштабная, её нельзя решать с наскока. Убирается какой-то один барьер, а после оказывается, что есть десяток, которые с ним связаны. Нужно провести работу по выявлению не только нежелательных законодательных норм, но и всех связанных с ними подзаконных актов, инструкций, положений и т. д. Тогда мы действительно сможем избавиться от пут, наложенных на нашу экономику.

– Это долгий процесс?

– Думаю, основная масса работы сделана – по крайней мере, по выявлению проблемных мест. Дальнейшее принятие решений – это уже дело техники и может оказаться достаточно быстрым. Я думаю, в течение полугода работа будет завершена.