Рождаемость в России третий год падает. За первые 4 месяца 2017 года число новорожденных сократилось на 11,2% (к первым 4 месяцам 2016 года), или на 68,7 тыс. чел. До этого с 1999 года по 2014 год она почти беспрерывно росла. После 3 лет прироста с 2016 года возобновилась естественная убыль населения (смертность выше рождаемости). Это по Росстату, а по статистике ООН, убыль и не прекращалась с 1992 года.

Власти озаботились проблемой. А как же иначе? Ведь президент Владимир Путин не раз говорил об этом как о своем самом главном достижении: «люди нам поверили». А перед его возможным четвертым сроком, оказывается, перестали верить?

19 июня 2017 года Путин провел специальное совещание по демографии, поставив 4 вопроса: дальнейшие перспективы материнского капитала, соцпособия для семей с детьми, обеспечение их яслями и жильем. Но ни о каких решениях, принятых на этом совещании, неизвестно.

Что на самом деле происходит с рождаемостью в стране, почему она росла и почему стала падать?

От ответа на этот вопрос зависит, какие госпрограммы надо использовать для исправления ситуации и можно ли ее исправить вообще или лучше перед госпрограммами ставить иные задачи.

Разрушенная пирамида

Российская история прошлась катком по демографии – ни в какой другой стране мира не удалось найти столь ярко выраженной демографической волны, как в трех постсоветских странах – России, на Украине и в Белоруссии. Два удара через поколение (Гражданская и Великая Отечественная войны) и два «бэби-бума» тоже через поколение (НЭП и 50‑е годы) вслед за ними породили резонанс – резкое усиление амплитуды демографической волны, которая будет сказываться на динамике населения вплоть до конца XXI века.

Сейчас принято во всем винить 90‑е годы. И когда заходит речь о рождаемости, чаще всего кивают на то, что в репродуктивный возраст входит малочисленное поколение 90‑х годов. Но почему оно было малочисленным? Потому что было мало их родителей (поколение 60‑х), дедов (военные дети 40‑х) и прадедов (дети войны и революции середины 10‑х–середины 20‑х годов).

А после 2000 года рождались внуки послевоенного «бэби-бума», который пришелся на 50‑е–начало 60‑х годов (хрущевская «оттепель»), они же – правнуки НЭПа.

В начале 90‑х кривые смертности и рождаемости резко пересеклись и поменялись местами, с 1992 года идет естественная убыль населения. Это настолько необычная фигура на демографическом графике, что она даже получила название «Русский крест» (иногда – «Славянский крест»). Многие оптимисты предполагали, что в 10‑х годах этого века произойдет обратное пересечение – «Обратный крест». Но, согласно Росстату, произошло только прикосновение двух кривых («Поцелуй смерти»), а потом они вновь стали расходиться. По статистике ООН, даже этого пересечения не произошло, кривые сблизились, и только.

Изменение в численности поколений – главный фактор динамики рождаемости. Второй фактор – число детей в семье.

Росстат считает суммарный коэффициент рождаемости (число детей на 1 женщину). Тут действует мировая закономерность – демографический переход от системы с высокой смертностью и рождаемостью (первый тип воспроизводства населения) к системе с низкой смертностью и рождаемостью (второй тип воспроизводства). Падение этого коэффициента – закономерный процесс, который сложился в России с нисходящим трендом демволны в 60‑е годы, а затем в 90‑е.

В развитом мире (со вторым типом воспроизводства населения) падение коэффициентов рождаемости достигло минимума к началу нулевых годов и, оттолкнувшись от «дна», стало расти. То же, только чуть более сильно, проявилось и в России, потому что сложилось с восходящей волной демографического тренда.

В этом и заключается объяснение всей демографической динамики в стране. Сейчас мы на гребне демографической волны и начали соскальзывать с нее вниз.

Стимулирование рождаемости в России

Российская политика в части стимулирования материнства и детства весьма ограниченна и очевидно неэффективна. Это показывает простой индикатор, который можно рассчитать по данным выборочных обследований Росстата.

Возьмем долю семей с определенным фактором бедности среди малоимущих семей и такую же долю среди всех семей. Назовем их соотношение «риском бедности». Вот что выяснится.

Бездетность – это фактор богатства, риск бедности тут всего 60% (все, что ниже 100%, – это ситуация лучше среднего, сокращение риска). Даже один ребенок сразу меняет все, риск бедности растет вдвое – до 137%. Двое детей погружают семью в бедность с риском 192%. Трое и более детей – 343% (данные за 2015 год). Трое и более детей – это самый мощный из всех обследуемых факторов бедности, сильнее наличия в семье безработного или места проживания (например, депрессивная деревня).

Эти цифры наглядно показывают, что никакие из применяемых мер госстимулирования не меняют положения вещей – ни единовременные выплаты при рождении ребенка, ни ежемесячные пособия по уходу за ребенком до полутора лет, ни программы помощи малоимущим.

Введение материнского капитала в 2007 году мало что изменило. Прежде всего потому, что это позволяло решать некоторые проблемы долгосрочного порядка (в основном – улучшение жилищных условий), но почти никак не помогало семьям с детьми в части увеличения текущих доходов (экономии текущих расходов).

Посмотрите на графики – статистика бесстрастно показывает, что введение материнского капитала произошло уже на волне роста рождаемости в нулевых годах, в середине этой волны. Говорить о том, что эта мера сменила демографические тенденции, не приходится. Отследить на статистике ее влияние вообще очень трудно, заметных всплесков даже в суммарном коэффициенте рождаемости нет. Возможно – только возможно! – что материнский капитал усилил и продлил эффект роста рождаемости, сложившийся в России до и независимо от его введения.

Капитал – не капитал

Вообще, маткапитал – это издевательство над экономическим смыслом. Использование слова «капитал» в названии социальной программы – не более чем дань популизму. Никаким капиталом эта сумма не является.

«Материнские» деньги реально не накапливаются, не инвестируются, не приносят дохода. Единственный способ распоряжения этим, с позволения сказать, «капиталом» – это потратить его. Его как бы и нет до того момента, когда граждане подают заявление в Пенсионный фонд о его расходовании. Всего лишь бумажка, сертификат. Это не реальные деньги, а, скорее, долг государства. Причем странный, на него нет реестра обязательств, а есть только учет выданных сертификатов в ПФР. Ни в Пенсионном фонде, ни в Минфине нет открытых данных о том, какая сумма обязательства по материнскому капиталу накоплена. Есть только данные о том, какая часть его потрачена в текущем году, и всё.

В конце 2016 года программа заканчивалась. Было принято решение о продлении ее на 2 года – аккурат до выборов президента страны весной 2018‑го. Что делать с этой программой дальше – решений до сих пор нет.

С одной стороны, социальный блок правительства настаивает на ее продлении в существующем виде.

1 июня 2017 года министр труда и соцзащиты России Максим Топилин внес в правительство проект федерального закона о продлении программы маткапитала в существующем виде еще на 5 лет – до 31 декабря 2023 года. Однако согласования с экономическим и финансовым блоками правительства нет. В 2014 году министр экономразвития Алексей Улюкаев предлагал свернуть эту программу. На 2017 год Минфин сумел пробить прекращение выплат из маткапитала наличными. Минфин эта программа серьезно тревожит: выплаты по ней в 2016 году составили 365 млрд руб. Ведомство хочет если не отменить, то реформировать систему в 2019 году, выплачивая МК только:

– в регионах, где уровень рождаемости ниже среднего по России, и в регионах с естественной миграционной убылью населения;

– семьям, чьи доходы после рождения второго ребенка падают ниже 2,5 прожиточного минимума.

А сэкономленные деньги пустить на другие программы стимулирования рождаемости. Очевидно, что Минфин планирует сэкономить часть этих расходов, иначе он не выходил бы со своими предложениями.

Во время «прямой линии» 15 июня Владимир Путин никакой ясности в то, что произойдет с материнским капиталом, не внес. Хотя пообещал рассмотреть вопрос о возобновлении выплат из него наличными.

С одной стороны, предложения Минфина логичны. Зачем стимулировать рождаемость в регионах, где она и так высокая? По некоторым данным, лидерами в получении средств по этой программе являются Чечня, Татарстан, Башкортостан, Ингушетия. Самый большой по численности населения регион – Москва – не вошел даже в десятку. Но если рассматривать маткапитал как элемент соцполитики, помощи многодетным семьям, то получается, что именно самым многодетным семьям государство и откажет в его получении. Выглядит абсурдно. То же и с критериями нуждаемости: логично стимулировать к рождению ребенка семьи, где детей мало, – это как раз богатые семьи.

Решений власти на эту тему пока нет. Если их и не будет, с 31 декабря 2018 года программа закрывается. Второе уже принятое решение – отказ от индексации маткапитала до 2020 года (если его будут выдавать после 2018‑го). Все остальное подвешено. Раскол в правительстве не дает определиться, а президент – единственный, кто может принять решение, – пока отмалчивается. Но наверняка он выскажется ближе к выборам‑2018.

Помимо просто продления есть много предложений, как расширить программу маткапитала. Выдавать часть его наличными, использовать на лечение ребенка, на покупку автомобиля, отменить правило одноразовости (давать маткапитал второй и третий раз, причем в увеличенной сумме), разрешить использовать на образование отца или матери и др. Но все это до сих пор «висит в воздухе».

Можно ли повлиять на демографию?

Правильно ли вообще ставится задача, может ли программа маткапитала или какая-то другая повлиять на рождаемость в России? Существенно повлиять на демографические тренды можно, что доказывает, например, резкое снижение рождаемости в Китае, но это требует мощнейшей идеологической кампании (1 семья – 1 ребенок) и жесткого административного давления на людей. И действует только в сторону снижения, отказа от рождений.

Добиться увеличения рождаемости мерами госполитики – таких примеров почти нет. Взять нефтедобывающие арабские страны. Несмотря на огромные доходы и мощнейшую господдержку (намного сильнее, чем в России, например, выдача квартиры молодой семье при заключении брака без всяких разговоров и условий и т. п.), во всех этих государствах все равно резко падает рождаемость и фертильность (число детей на 1 женщину в детородном возрасте). Чем лучше люди живут, тем меньше детей они заводят.

Впрочем, погружение в бедность также не дает всплеска рождаемости, как это доказывает, например, российская ситуация 90‑х или последних трех лет: реальные доходы населения упали почти на 16%, но и рождаемость тоже стала падать.

Влияние госполитики на демографические процессы существенно лишь в случае социальных катаклизмов (войны, голод), и то в негативную сторону. А вот в позитивную – практически нет. Нигде в мире.

Что же делать?

Если влияние госполитики на рождаемость сильно преувеличено, стоит ли тогда заниматься такой политикой, помощью семьям с детьми? Конечно, стоит. Надо просто понимать, что это вряд ли стимулирует рождаемость, и не ставить перед собой таких задач. А пытаться решить традиционные задачи социальной политики – снижение бедности и неравенства. И с этой точки зрения отмена или существенное переформатирование (с сокращением) самой сильной российской демографической программы – программы маткапитала, – конечно, приведет к усилению бедности и дифференциации материального положения семей в зависимости от количества детей.

Очевидная проблема в том, что программа материнского капитала оказалась «заточена» под строительные компании, девелоперов и банки с их ипотекой под высокие проценты. Все крупные российские социальные программы разрабатываются почему-то не для людей, а для бизнесов. Вот, например, программа продовольственных карточек – она мало поможет людям (менее 1000 руб./мес.), но зато окажет помощь российским аграриям (по ней покупать можно только российское) и торговле. Так же и с программой маткапитала.

Задача, которую надо ставить, – не рост рождаемости, а нивелирование риска бедности при рождении детей. Сейчас их рождение – это удар по финансовому состоянию семьи. Надо сделать это если не выгодным для семей, то хотя бы нейтральным фактором. Конечно, решение долгосрочных проблем с жильем с помощью материнского капитала – это здорово. Хотя его размер для этого все-таки маловат (0,45 млн руб. при среднем размере ипотечного кредита 1,7 млн руб. – около четверти кредита). Впрочем, для некоторых регионов и это решение. Но главное, маткапитал никак не решает проблему дефицита текущего дохода в семьях с детьми. Включая и то, как они будут расплачиваться по остаткам ипотечных кредитов в будущем.

Чтобы сократить риск бедности при рождении детей, нужно существенно расширять программы финансирования текущих расходов – от прямой помощи малоимущим семьям до увеличения общих расходов на медицину и образование (чтобы сократить поборы в школах и т. п.). Сейчас все делается явно в обратную сторону: соцпособия не индексируются или индексируются не полностью, расходы бюджетов на человеческий капитал сокращаются. Программу маткапитала имеет смысл реформировать из ее узкой ипотечной направленности на получение значительных сумм ежегодных выплат из нее наличными. А саму сумму надо, конечно, индексировать и восстановить такую индексацию с 2016 года. Все это – значительные расходы бюджетов всех уровней. Но резервы экономии есть – от прекращения политики сокращения дефицита бюджета до сокращения военных расходов и воровства на госзакупках. Впрочем, для этого нужно менять и политическую систему, восстанавливать «сдержки и противовесы», иметь сильную оппозицию в парламентах, независимый суд и прессу, реальные общественные дискуссии и «гражданский сектор», в том числе благотворительные организации (включая церковь) для адресной помощи… Насколько это реально в ближайшем будущем – судите сами.