ПМЭФ-2017 – фокус внимания «съехал»

Россия – в кризисе. Если верить Росстату, то она только вышла на ноль, что означает мягкую посадку на «дно» спада. И ничто не предвещает бурного отскока. Темпы роста, которые ожидает правительство, МВФ, Мировой банк, рейтинговые агентства, – это стагнация с дальнейшим отставанием от мирового развития. Реальные доходы населения падают четвертый год. Кажется, именно программа выхода из кризиса должна быть в центре внимания Петербургского международного экономического форума в России.

ПМЭФ – последний форум президента Владимира Путина перед выборами 2018 года. Этих двух причин – кризиса и предстоящих выборов – должно быть достаточно, чтобы в центр форума поместить вопросы разработки программы экономического роста страны. Предложить идеи, послушать, что скажут российские и международные эксперты и руководители крупнейших мировых компаний, которые будут на форуме. Удобное для этого и очень своевременное мероприятие. Но – нет.

Фокус в том, что именно от обсуждения российской экономической повестки организаторы форума решили уйти. Сместить обсуждение в зону международных вопросов, динамики глобальной экономики. Конечно, пары панелей на тему российской экономической политики не избежать, но не в этом цель форума.

Форум далеко не репрезентативен для дискуссий о поисках нового глобального равновесия в мировой экономике. Он даже не столь представителен, как бывал до того, как Россия попала в международную изоляцию. Всего 1,7% мировой экономики – вот что такое сегодня Россия. Не самое подходящее место и компания не то что для решения, но даже для обсуждения мировых проблем. Но именно на этом ПМЭФ‑2017 и будет концентрироваться. Почему?

Невпопад

Не секрет, что ПМЭФ – детище Владимира Путина. И повестка форума отражает именно его подходы и взгляд на мир. Неинтересны ему российские проблемы. Скучны. Вне фокуса его внимания. То ли дело глобальная повестка. Второстепенность российских экономических вопросов для президента Путина совсем не секрет. Это видно из его ошибок, неточностей и неинформированности последнего времени. Вот несколько примеров.

16 марта на съезде РСПП Путин бросается на защиту Центробанка и предостерегает от «необоснованного и преждевременного» снижения ключевой ставки, от спешки в этом деле. А всего через неделю, 24 марта, ЦБР снижает ее – впервые за полгода. И признаки того, что он ее снизит, были видны любому внимательному наблюдателю. Такой инсайдер, как Путин, должен был бы знать о планируемом снижении, если бы интересовался экономической политикой в стране.

14 мая в Пекине на встрече с президентом Чехии Милошем Земаном Путин сообщает, что «сейчас реальные доходы граждан России начали постепенно повышаться». Но такое повышение было за последние три года только в одном месяце – в январе 2017‑го благодаря разовой компенсации пенсионерам. Уже в феврале реальные доходы населения вернулись к падению. В марте спад еще усилился (кстати, в апреле снова усилился, но тогда эта статистика еще не вышла). Человек, который в теме, не мог бы не знать об этом.

Даже в том, что касается ПМЭФ- 2017. В приветствии участникам, организаторам и гостям форума Путин пишет: «Мировая экономика впервые за последние несколько лет начинает демонстрировать признаки преодоления спада». Впервые? Мировой ВВП растет 8‑й год подряд. За несколько лет? За последние четверть века мировой ВВП всегда рос, а падал он только однажды, в 2009 году. Признаки преодоления спада? Темп роста мирового ВВП увеличивается с 2013 года и в 2016 году достиг 3,1%. По прогнозам МВФ, в 2019–2021 годах он достигнет 3,7%, а в 2022‑м – 3,8%. Российской экономике такой рост пока не светит. Так о чем вообще говорит наш президент? Такая неряшливость в работе помощников и спичрайтеров Владимира Путина может быть вызвана только тем, что они не решаются или не имеют возможности возражать президенту и просто придают словесную форму его мыслям, высказанным или, возможно, просто переданным им.

Это многое говорит понимающим людям о взаимоотношениях президента со своим окружением, об информационном «вакууме», в котором он живет, о тех цифрах, на которые он действительно обращает внимание и держит в голове. Возможно, информированность заменяют стратегии.

Стратегии в России

Не везет России со стратегиями. Реформы делаются вовсе без них, а стратегии, чем серьезнее они готовятся, тем меньше являются руководством к действию. Это чувствует и сам Путин, не зря же он убеждает не столько нас, сколько сам себя: «Вы знаете, всегда кажется, что мы создаем какие-то стратегии, строим планы – и это в песок. Это абсолютно не соответствует действительности. Если не строить никаких стратегий и планов, то мы будем пребывать в состоянии хаоса. Стратегии вырабатывают направление движения в развитии, приоритеты определяют» (май 2017‑го).

Целый пучок стратегий должен разрабатываться, согласно закону о стратегическом планировании, принятому в 2014 году в соответствии с майским (2012‑го) указом президента.

Чем хуже становится ситуация в экономике, тем больше появляется стратегий. Их значение все более падает, по мере того как все более персонализированной становится российская власть. Если первое лицо не сверяет свои действия со стратегиями, то кто же тогда будет им следовать?

Реформы 90‑х годов происходили без всяких стратегий. Российское «экономическое чудо» начала нулевых также случилось без них – никто его не планировал и даже не предсказывал. Без стратегий осуществилась, например, и монетизация льгот в середине нулевых. Или присоединение Крыма в 2014‑м.

В то же время «план Грефа» оказался выполнен лишь частично, а «Стратегия‑2020» не выполнена почти полностью. Майские (2012 года) указы президента также можно рассматривать как стратегию. Она в сотнях мельчайших пунктах выполнена, но в главных – провалена: рост реальной зарплаты, оплаты труда бюджетников, производительности труда, доли инвестиций в ВВП и другие ключевые показатели этих указов так же далеки от своих целей, как и в 2012 году (о провалах майских указов «Профиль» писал). Пожалуй, только одна стратегия выполняется скрупулезно – это программа вооружений.

Как сделать программу?

По существу, стране нужна одна стратегия – как достичь экономического роста и повышения благосостояния людей. И ей все время не везет.

Последняя история с главной стратегией страны началась год назад, в мае 2016‑го. Тогда прошло заседание президиума обновленного Экономического совета при президенте. «Наша задача – обсудить и наметить ключевые ориентиры экономической политики до 2025 года, – сказал Владимир Путин, – определить основные факторы роста экономики и развития социальной сферы. Для обсуждения этих тем будем регулярно встречаться в течение ближайшего времени, в течение года – полутора лет, если потребуется».

На Совете были представлены три программы – правительства, Алексея Кудрина и Столыпинского клуба. Выбор сделан не был. С тех пор прошел год. И, несмотря на то, что по положению Экономический совет должен заседать не реже раза в квартал, он с тех пор не собирался НИ РАЗУ.

Правительству была предоставлена новая площадка – Совет по стратегическому развитию и приоритетным проектам (собирался уже 4 раза). Кудрину дали свою «вотчину» – Центр стратегических разработок, ЦСР. Уже год он ею рулит. Не забыли и представителей Столыпинского клуба, им не дали ничего (они и не претендовали, формируют свои предложения за счет спонсоров, а не бюджета), но зато они получили отдельное поручение президента о подготовке и представлении своей программы.

Правительство (ныне подследственный, а тогда министр экономического развития Алексей Улюкаев) впервые представило долгосрочную стратегию развития России (на 20 лет) осенью 2016 года. Сразу ясно, что «блин вышел комом», – основной вариант прогноза («базовый+» с ростом цен на нефть) давал всего 2% среднегодового роста. Это была консервация отсталости. Улюкаев назвал этот вариант «экстраполяцией существующей реальности». Был, конечно, и целевой прогноз – с 3,6% (удвоение ВВП за 20 лет), который предполагал невнятно сформулированные «структурные реформы» (обычно этими словами правительство обозначает непопулярные, жесткие меры, ведущие к торможению уровня жизни населения в пользу роста доли инвестиций в ВВП). Но основным вариантом оставался «базовый+».

В декабре 2016‑го президент Путин выступил с посланием Федеральному собранию. По его итогам было сформулировано поручение правительству РФ «подготовить… и утвердить комплексный план действий… на 2017–2025 годы, в котором предусмотреть меры, обеспечивающие достижение не позднее 2019–2020 годов темпов роста экономики Российской Федерации, превышающих темпы роста мировой экономики… Срок – 30 мая 2017 года». Норматив был задан – рост выше среднемирового.

Удивительная метаморфоза! Цель роста всего лишь в скромные менее 4% задает тот самый человек, который 12 лет назад задавал совсем другие ориентиры – от 7,2% до 9% в год (удвоение ВВП за 10 лет и удвоение к 2010 году). Куда делись его амбиции?

Что мы имеем на сегодня?

Столыпинский клуб отправил свои предложения президенту и правительству в феврале 2017‑го и опубликовал их на своем сайте. Кудрин и правительство предоставили свои предложения президенту в мае 2017‑го. Правительство, согласно поручению, должно было утвердить «план действий» – оно этого не сделало, Дмитрий Медведев лишь передал его президенту. Ни одна из этих команд не опубликовала своего проекта.

15 мая Путин сообщил журналистам: «Думаю, даже не думаю, а уверен, что мы в администрации, и я лично, мы не только глубоко ознакомимся со всеми этими предложениями, но и посмотрим, что может быть сделано на базе этих предложений в качестве пути стратегического развития экономики и социальной сферы нашей страны на ближайшие годы».

Кажется, президент забыл об истечении своих полномочий в 2018‑м – он собирается решить, что делать «на ближайшие годы». Оговорка по Фрейду… Но, что еще важнее, – это позиция президента: «Вы готовьте, а я решу». Широкого обсуждения стратегии президент не предлагает. Обсуждение будет внутри его администрации, и только. Ничье мнение, кроме помощников и советников, президента не интересует.

Кто имеет право обсуждать стратегию экономического роста?

Президент постоянно путает свое окружение противоречивыми указаниями. В декабре 2016‑го в послании Федеральному собранию он говорил, обращаясь к залу (министры, депутаты, губернаторы): «Еще раз хочу обратиться ко многим из вас: не прятаться в служебных кабинетах, не бояться диалога с людьми – идти навстречу, честно и открыто разговаривать с людьми…».

Однако спустя пару месяцев он высказал другую позицию: «Я, например, считаю преждевременным обсуждение в средствах массовой информации, пока нет общего решения… решение пока не принято, а мы через СМИ выносим это на широкую публику и можем порождать какие-то либо ненужные ожидания, либо тревоги». А в мае 2017‑го вернулся обратно к позиции: «Я как раз исхожу из того, что любая стратегия, любые предложения, сделанные на серьезном уровне и транслируемые на уровне руководства страны, должны проходить широкое общественное обсуждение».

Однако, даже получив все три предложения по стратегии развития страны, Путин не устроил «широкое общественное обсуждение». Он даже не собрал Экономический совет, с которого все начиналось. Не вынес дискуссию о стратегиях на ПМЭФ-2017 – а как это могло бы быть уместно и красиво! Но Путин только пообещал, что «мы в администрации, и я лично… посмотрим…». На «широкое общественное» это никак не тянет.

Ощущая именно такое отношение президента, и авторы программ не торопятся их представлять публике. А Путин словно издевается над ними: «Что касается того, что программа Кудрина не обсуждалась публично, вы (журналисты. – «Профиль») ему и попеняйте на это!»

Но авторы программ не только что родились. Они прекрасно помнят, что осенью 2017‑го Путин будет в том или ином виде говорить о своей предвыборной программе на будущий 6‑летний срок (что удивительно совпало с его поручением правительству о программе точно на эти годы). Как в таких обстоятельствах могут авторы программ выступать публично? Ведь тогда наверняка их предложения не войдут в программу Путина – такую программу должен выдвинуть сам Путин, а не какие-то там эксперты. Это должны быть идеи Путина, а не Кудрина. Вот авторы и помалкивают и принимают на себя удары публики и насмешки президента…

В чем различие трех программ?

Только Столыпинский клуб опубликовал 3‑й вариант своей «Стратегии роста», подготовленной в соответствии с поручением президента. Об остальных двух программах можно судить лишь по бедной официальной информации и некоторым утечкам в прессу. Но если трудно говорить о деталях, то основные подходы еще со времен Экономического совета годичной давности не изменились.

Взамен Улюкаеву пришел новый министр экономического развития Максим Орешкин. Но его новый прогноз не блещет новизной и оригинальностью. В самом оптимистичном («целевом») варианте 3,6% российская экономика достигает только в 2028 году, а всего за 18 лет вырастет в 1,78 раза. То есть лучший прогноз Орешкина оказался даже скромнее улюкаевского.

Уже только по одному этому критерию прогноз правительства не вписывается в норматив президента – темпы роста не ниже среднемировых к 2019–2020 годам. МВФ прогнозирует на эти годы 3,7% роста мировой экономики. Российская явно недотягивает.

Кудринский прогноз идет в рамках правительственного до степени неразличимости. Его отличают разве что внеэкономические акценты на реформе судебной системы (не ясно какой), вероятно, большего упора на приватизацию госсобственности, особой настойчивости в повышении возраста выхода россиян на пенсию и некоторые другие.

А вот прогноз Столыпинского клуба нацелен на устойчивый рост экономики с темпами роста ВВП выше среднемировых уже в 2018–2019 годах (3,5–5%), а до 2025 года – выход на 5–6% роста. Это скромная заявка. В первой «Экономике роста» (2015 года) авторы заявляли, что «российская экономика имеет все возможности расти опережающими мировые темпами (до 10% в год)». Авторы Столыпинского клуба явно пошли на снижение степени радикальности своих предложений, а зря. Теперь их идеи по своим результатам не сильно отличаются от того, что предлагает правительство или Кудрин. И риск, в них заложенный, стал не столь уж оправданным.

Какие драйверы роста видят авторы программ? У правительства и Кудрина все вполне однозначно – увеличение доли инвестиций за счет торможения роста реальных доходов населения. При сохранении жесткой денежной политики. В программе Столыпинского клуба источники роста более диверсифицированы: снижение ключевой ставки ЦБР (до инфляции +2%), умеренно низкий рубль, дефицит бюджета до 3% ВВП, сдерживание тарифов естественных монополий и т. д. С сильным упором на промышленную политику, институты развития и проектное финансирование. То есть фактически на целевые кредиты под каким-то образом специально отобранные проекты…

Авторы программ уже вступили в заочную дискуссию. Кудрин опубликовал статью с критикой представлений о пользе низкой ставки ЦБ, расширения кредитования и заниженного рубля. Титов (Столыпинский клуб) по-прежнему уходит от прямых столкновений, предпочитая акцентироваться на позитивном изложении своей программы.

Но все три программы объединяют два недостатка. Они делают упор на инвестициях для экономического роста, что не совсем верно. Сами по себе инвестиции могут не вести к росту, что было не раз продемонстрировано разными странами и даже теоретически обосновано в публикациях Мирового банка. Главное для роста – это рынки, спрос. Если он есть, инвестиции сами вырастут. Тем более если им помочь. Но если нет очевидного расширения спроса, то никакое стимулирование не приведет к реально действующим и эффективным инвестициям. Любой бизнес-план начинается с исследования спроса на будущую продукцию и выявления ниши для нее. А уж потом говорится о требуемых ресурсах. А тут как Госплан, главное – вложить деньги, а уж что из этого получится… Типичная телега впереди лошади.

Второй их недостаток вытекает из первого – неверие в рыночные силы, в стимулы для людей и их инициативу, попытка все делать «на ручном управлении», совать нос государства в микроэкономику, участвовать госденьгами и контролировать каждый проект. Дайте возможность рынку работать. Отстаньте от него. Ведь сработал же он в начале нулевых – после кризиса 1998 года, когда макроэкономическая политика перешла в область стимулирования роста (низкий курс рубля, большой бюджетный дефицит, отрицательная реальная ставка ЦБР). Именно тогда рыночные реформы 90‑х годов наконец показали «экономическое чудо» с двузначными темпами роста российского ВВП. Наоборот, когда государство перешло к фактической политике национализации, к созданию госкорпораций и госмонополий, когда этот процесс набрал силу, экономический рост в стране умер. За 2008–2016 годы его практически нет.

Выбор президента

Кажется, для президента, который сформулировал некий норматив – рост не ниже среднемирового, – выбор очевиден. Только одна программа из трех удовлетворяет этому критерию – документ Столыпинского клуба. Правительство фактически расписалось в своей неспособности выполнить поставленную задачу. Обещания Кудрина также слишком скромны и расплывчаты.

Но президент сделал другой выбор. Фактически он не взял на себя ответственность, а отдал правительству на растерзание все три программы. 19 мая на встрече с Дмитрием Медведевым он сказал: «Когда от наших коллег из экспертных групп будут поступать их материалы, мы еще с вами внимательно все посмотрим и сделаем выводы о том, что является наиболее перспективным, интересным и наиболее целесообразным…». Это как поручить шефство над отличником двоечнику. Конечно, за Путиным останется последнее слово, но технический процесс подготовки (свод) окончательного варианта плана до 2025 года оказался передан именно Медведеву.

Вполне очевидно, какие решения правительству (и ЦБР) покажутся «выверенными» и «взвешенными», а какие – «радикальными» и «рискованными». Все, что может сделать правительство, – это инерционный вариант развития, а он не дает больше 1,5% экономического роста. Это отставание от среднемировых темпов в 2,5 раза. Это консервация нашего отставания от развитых стран. Это приговор к бедности для большинства ныне живущих россиян.

Почему президент принял такое странное решение? Кажется, все по той же причине – своей личной незаинтересованности в деле. И стремлении к стабильности. Ведь экономический рост – это принципиальная нестабильность, несбалансированность системы, риск «надувания пузырей» на рынках, повышения инфляции и т. д. Борис Титов рассказывал недавно «Профилю»: «В прошлом июле я встречался с президентом, и у нас вышла дискуссия. Он тогда говорил, что рост – это важно, но стабильность все равно важнее». Что важнее человеку на пенсии – высокий доход с риском или небольшой доход, но стабильный? Наш кремлевский пенсионер сделал свой выбор.