• Не «второй фронт», а системные проблемы
• Избежать опасных иллюзий

И в этом контексте мартовская эскалация в Карабахе не стала сюрпризом. При нынешнем состоянии «ни мира, ни войны» нечто подобное должно было произойти. Если не в марте, то в апреле или в мае. И если не в Карабахе, то на армяно-азербайджанской границе за его пределами. Но в то же время очередная «военная тревога» имеет ряд особенностей, требующих объяснения. Во-первых, противостояние затянулось. Оно началось с аварии на участке газопровода Шуша-Зарифлу, который обеспечивает Нагорный Карабах голубым топливом. Затем имели место военные инциденты у села Храморт. «Газовый вопрос» при этом не был быстро улажен, а, напротив, был изрядно политизирован. Но, как говорится, не энергетикой единой. Ранее инциденты в Карабахе или вдоль межгосударственной границы, какими бы болезненными они ни были, оставались прежде всего делом Баку и Еревана. Сейчас же расхождения между Азербайджаном и Россией, которые не были секретом для тех, кто внимательно следит за динамикой конфликта, выплеснулись в публичную сферу.

Означает ли завершение боевых действий в Карабахе окончательное урегулирование этого конфликта

26 марта в 19:00 появился непривычно жесткий по стилистике информационный бюллетень российского оборонного ведомства. Прежде Москва при возникновении инцидентов всегда придерживалась принципа равноудаленности. Но на этот раз Минобороны РФ прямо обвинило азербайджанских военных в нарушении положений Трехстороннего заявления от 9 ноября 2020 года и в применении беспилотника Bayraktar-TB 2. В ответ азербайджанское министерство выпустило свой релиз, в котором обвинило коллег из России в необъективности. Попутно представители Баку провели урок топонимической грамотности, указав, что на территории Азербайджана нет административной единицы «Нагорный Карабах», а село, ставшее очагом противостояния, называется Фаррух, а не Фуррух. На следующий же день после того как российское Минобороны сообщило, что в результате переговоров было достигнуто соглашение об отводе азербайджанских войск, Баку опроверг эту информацию. Более того, азербайджанская сторона раскритиковала Москву за «пренебрежение» Декларацией о союзническом взаимодействии, которую президенты Путин и Алиев подписали 22 февраля 2022 года.

Впрочем, эта публичная пикировка, скорее всего, не привлекла бы к себе такого внимания, не случись она на фоне украинского кризиса. А политики в Киеве постарались вписать обострение в Карабахе в нужный им контекст. Так, секретарь украинского Совета национальной обороны и безопасности Алексей Данилов заявил: «После того как Нагорный Карабах ввел военное положение у себя на территории сегодня, я могу сказать: там действительно происходят события. "Байрактары" не только утюжат орков на нашей территории, они отработали в Нагорном Карабахе. И там Армения сегодня обращается к РФ, чтобы она помогла войсками. Но они оттуда войска снимали и отправляли в нашу страну на прошлой неделе. Мы отслеживали эти колонны, которые шли. И мы понимаем, что помощь, которую РФ обещала Нагорному Карабаху и Армении, пожалуй, там вряд ли появится». Свою поддержку Баку выразила и Верховная рада, правда, информация о победном шествии азербайджанских войск против союзника России была быстро удалена с сайта высшего законодательного органа Украины. Однако слово, как известно, не воробей… И в данном оно точно отражает настроения значительной части политического класса Украины.

Но насколько корректно говорить об открытии «второго фронта» против России? После карабахской эскалации эта версия стала довольно популярной. Однако если внимательно присмотреться к ситуации, становится понятно, что такое объяснение – не более, чем упрощенчество.

Не «второй фронт», а системные проблемы

По справедливому замечанию российского кавказоведа Николая Силаева, «"второй фронт" – это формулировка, которая ко многому обязывает. Если кто-то говорит о втором фронте, это означает, что он готов вступить в вооруженное противостояние с Россией примерно такого же масштаба, как происходит на Украине. Я не уверен, что сейчас есть много желающих это делать». Действительно, Азербайджан вместе с Грузией, Украиной и Молдавией входит в интеграционный проект ГУАМ (Организация за демократию и экономическое развитие). Однако все члены этого альянса по украинскому вопросу заняли крайне осторожную позицию. Тбилиси и Кишинев отказались присоединяться к антироссийским санкциям. Более того, спикер национального парламента Грузии Шалва Папуашвили и министр иностранных дел Давид Залкалиани заявили о невозможности проведения силовой операции в Абхазии и Южной Осетии ради демонстрации солидарности с Киевом. Заметим также, что президент Ильхам Алиев, последовательно защищающий принцип «территориальной целостности», подписал союзническую декларацию с Россией в Москве через день после того, как руководство РФ признало независимость «народных республик» Донбасса. Никаких демаршей и протестов не было! Как и заявлений о разрыве экономических связей или санкциях. К слову, о неприемлемости санкций против России заявил и президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган. Буквально на следующий день после натовского саммита в Брюсселе!

Представим на секунду, что Россия сейчас не проводит спецоперацию на Украине. Означало бы это отсутствие системных противоречий между Азербайджаном и Арменией по Карабаху? Ответ очевиден. Такие противоречия были и есть. И не украинской динамикой они формируются.

Почему обострения армяно-азербайджанского конфликта будут продолжаться

По словам бакинского эксперта Ильгара Велизаде, для президента Алиева неприемлема «консервация положения» в Нагорном Карабахе. Как это понимать? Конфликт между Азербайджаном и Арменией имеет две составляющие – военную и политическую. Но если с первой Баку в целом успешно разобрался в ноябре 2020-го, то со второй – нет. Непризнанная НКР существует, хотя и в урезанном виде. У нее есть свои органы власти и силовые структуры, а вот азербайджанское законодательство на территории НКР не работает. После завершения боевых действий и разминирования многие беженцы вернулись в свои дома. Более того, внутри непризнанной НКР продолжается политическая жизнь, несмотря на все сложные обстоятельства, связанные с военным поражением. Например, в конце января была анонсирована конституционная реформа, а глава республики Араик Арутюнян объявил, что не будет участвовать в президентских выборах.

Конечно, Баку такая ситуация не устраивает. По завершении «осенней войны» 2020 года руководство Азербайджана поспешило объявить закрытым вопрос статуса Карабаха, тогда как армянские власти настаивают, что он должен оставаться в переговорном меню. Эта проблема существует вне зависимости от того, что происходит на Украине. Очевидно, что в сегодняшних обстоятельствах Баку действует наступательно. В оценках особенностей азербайджанской внутренней политики своеобразной «конвенциональной мудростью» является идея об авторитарности режима Ильхама Алиева. Но здесь требуется уточнение. Оппозиционное общественное мнение по вопросу о Карабахе занимает более жесткую позицию, чем власти. Нынешняя «консервация положения» многими блогерами, социальными активистами, студентами и правозащитниками оценивается как «неполная» или даже «украденная победа». И президент Азербайджана прекрасно помнит лето 2020-го, когда на улицы Баку вышла молодежь, требовавшая отмены санитарно-эпидемиологических ограничений по коронавирусу и призыва для защиты государственной границы. Во многом те акции поспособствовали началу Второй карабахской войны. И именно здесь, а не в ситуации вокруг Донбасса, корень азербайджанской наступательной активности и нетерпимости к топонимической самодеятельности российского Минобороны. Ильхам Алиев может игнорировать многие требования оппозиции, но карабахская тема – это тот вопрос, где азербайджанский лидер прислушивается к общественному мнению.

При этом стоит иметь в виду, что Баку и до «осенней войны» 2020 года, и тем более после нее не раз прибегал к тактике чередования силового прессинга и дипломатических инициатив. Так, глава азербайджанского МИДа Джейхун Байрамов буквально через пять дней после обстрелов у села Храморт (они случились 8–9 марта) провозгласил на форуме в Анталье «пять принципов мира» между его страной и Арменией. Едва ли не важнейший из них – взаимное признание кавказских государств на основе принципа «территориальной целостности». Понятное дело, оптимальной версией для Баку стала бы конфигурация в границах АзССР и АрмССР.

Избежать опасных иллюзий

Итак, не ситуация на Украине спровоцировала нынешний кризис вокруг Карабаха. И его урегулирование произойдет в рамках логики армяно-азербайджанского конфликта, а не противостояния в Донбассе. В то же время было бы неверно полностью отрицать значение украинского вопроса. Хотя Москва никогда официально не заявляла, что спецоперация будет завершена в сжатые сроки, частенько можно услышать, что кампания забуксовала. Иногда ее даже уподобляют «зимней войне» СССР и Финляндии. Западный информационный нарратив, как к нему ни относись, обладает огромным ресурсом влияния не только в США и Евросоюзе, но и далеко за их пределами. Как следствие, может возникнуть искушение двоякого свойства. Продолжение российской спецоперации будет истолковано как знак того, что Москве теперь не до Закавказья. К чему приведут такие интерпретации?

Крепость на прочность

В Баку могут попытаться «отодвинуть красные линии». Фактически сейчас именно это и происходит. И хотя главные персонажи азербайджанской политики еще не высказались по этому поводу, оценки минобороны уже поднимают планку критики действий России. В Ереване же может появиться соблазн обрушиться с критикой на российских миротворцев. И этому мы тоже являемся свидетелями. 25 марта состоялся непростой разговор между Владимиром Путиным и Николом Пашиняном. Армянский премьер потребовал от миротворцев большей жесткости в отношении ВС Азербайджана и даже поднял вопрос о необходимости расследования действий российских военных, «пропустивших» попытки Баку продвинуться в миротворческой зоне ответственности.

Однако, какие бы соблазны у кого ни возникли, надо иметь в виду ряд важных моментов. На карабахском направлении Запад не готов (по крайней мере, пока) к стигматизации российских действий, как он это делает ежедневно, когда высказывается устами своих представителей по Украине. Напротив, ряд американских конгрессменов и французских политиков жестко высказались по поводу мартовских действий азербайджанцев в Карабахе. То, что позволяется Киеву, вовсе не обязательно будет позволено Баку. И дело здесь вовсе не в каких-то симпатиях или антипатиях к России. Также нельзя забывать, что Москва, традиционно не спешащая ломать статус-кво в конфликтных регионах (чтобы признать Абхазию и Южную Осетию, ей потребовалось четыре года «разморозки» конфликтов, а для признания ЛДНР – почти восемь лет переговоров вокруг Минских соглашений), может решиться на жесткий ответ, если увидит, что ее банально хотят вытеснить из тех сфер, что представляют для нее значительный интерес.

Если же говорить о звучащих со всех сторон претензиях к качеству миротворческой миссии, то также следует понимать, что альтернативы ей просто нет. И даже Запад, готовый к тотальному сдерживанию России по всем азимутам, не предлагает ничего. Москва по-прежнему будет аккуратно балансировать между конфликтующими сторонами, избегая жесткого выбора и предпочитая роль модератора. Но проблема, как и в других «горячих точках» бывшего СССР, такова, что этот выбор ей могут навязать, просто не оставляя пространства для маневра. Сегодня в Нагорном Карабахе крайне важно не пересечь ту линию, которая отделяет кризисный менеджмент от «разморозки конфликта».

Автор – ведущий научный сотрудник МГИМО МИД России, главный редактор журнала «Международная аналитика»