Война

Возле трассы Горловка — Енакиево стоит несколько БМП, рядом ходят ополченцы в разномастной, но хорошо пригнанной форме. Над одной бронемашиной висит красный флаг с ликом Иисуса Христа, рядом двое бойцов разворачивают советский флаг. На вопрос, можно ли их сфотографировать, они выстраиваются для группового портрета с флагом. Почему-то начинают кричать «Аллах акбар».

— Вы откуда, парни?

Бойцы смеются и объясняют, что все они местные: донецкие и енакиевские.

Один БМП внезапно заводится, но потом глохнет.

— Да солярка тут старая, с консервации еще. Заправить надо нормально.

— Как наступление? Котел замкнули?

— Замыкаем. Но скоро замкнем, это точно. У нас дух сильнее.

Высокий ополченец в шапке со значком «Адидас» останавливается и начинает объяснять почему.

— Я воюю уже семь месяцев, а до этого был забойщиком на шахте и еще много кем. Думаете, мне воевать хочется? Нет, но они к нам пришли, и я буду их убивать. У меня жена и дочь, мы уехали в Подмосковье, когда все началось, а там ни работы, ни жилья. Не смогли мы так. Вернулись, и теперь я с автоматом. И пленных я брать не буду.

К нему подходит пожилой мужчина в зимнем маскхалате. Слушает и внезапно добавляет:

— Убьют нас завтра. Ну и ладно. Пожил уже, правильно?

У третьего ополченца за плечами черный неформальский рюкзак-торба с волком и кельтскими узорами. Рюкзак он где-то подобрал, но сам действительно слушал в детстве Iron Maiden и AC/DC.

— Cейчас я больше русский рок люблю. Но вот этого **** больше не слушаю. Который за Майдан выступал. Не помню как зовут.

Выясняется, что группа с БМП ехала на зачистку, но приказ на полдороги отменили, и теперь подразделение ждет следующий. Через несколько минут к ополченцам подъезжает «Нива», из нее выходит человек в камуфляже и с волчьей головой на шевроне. Дает указания. Бойцы грузятся в БМП и уезжают.

По дороге идет колонна старых танков Т-60 без опознавательных знаков. Двое местных с обочины машут руками одному из танкистов. Он машет в ответ.

Город

В Донецке уже больше недели продолжаются серьезные обстрелы со стороны Авдеевки ближайших к аэропорту районов — Киевского и Куйбышевского. Петровский район города обстреливают со стороны Марьинки. В Киевском районе уже третий день нет света. Жителей на улицах почти не видно. Большинство магазинов закрыто.

Магазин рядом с шахтой имени Засядько еще работает. Две продавщицы сидят в почти полной темноте. Горящая на прилавке свеча освещает ведерко с соленой килькой и полку с выпечкой.

— Как у вас с продуктами?

— Пока почти все есть, но подвозят редко из-за обстрелов. Мы еще заказываем, но склады уже закрываются из-за того, что границу Украина перекрыла.

— Обстрелы у нас постоянно. Воды нет, электричество часто выключается. Весь район разбит, каждый день в дома прилетает. Все по подвалам сидят.

— Кажется в Киеве хотят, чтобы в Донецке не было Киевского района.

В центре города при этом относительно спокойно. Снаряды и мины туда не долетают, но постоянно слышна канонада. Кафе и магазины работают как обычно.

Убежище

Одно из бомбоубежищ в районах под обстрелом находится на территории шахты имени Засядько. Снаряды и мины залетают туда не очень часто. Недавно один снаряд попал в машину на шахтной парковке, при разрыве еще одного осколками был ранен охранник.

В бомбоубежище один большой зал и две комнаты с занавесками — спальни. На стенах сохранились памятки на случай ядерной войны, инструкции по использованию противогазов и большой жестяной барельеф воина-освободителя. На деревянных скамьях, застеленных одеялами, сидят и лежат старушки. В углу две девочки лет пяти-семи разучивают стихи про Новороссию.

Начинается ссора: мужчина не может найти свой фонарик, который оставил в бомбоубежище заряжаться. Так делают многие — в укрытии, в отличии от всего остального района, бывает свет. Бомбоубежище питается от шахтной электросети, свет там есть в часы, когда на шахте поднимают горняков из забоев. Два-три часа в день, как говорят его обитатели.

— Я сюда прихожу только телефон и фонарь зарядить, сам жить тут не буду. Не того калибра я человек, чтобы прятаться.

Пожилой невысокий мужчина потерял фонарик, объясняет, что семь раз был под артобстрелами и уже ничего не боится. Днем он отвез дочь в роддом и теперь не знает, как встречать ее с ребенком без света. Его квартира возле рынка не разбита, как многие другие, но воды и света там нет.

Кроме двух спален в убежище есть мужской и женский туалеты. Кухни нет, и еду здесь готовят с помощью электрокипятильника. Получаются жидкие супы и каши.

— Жареного мы с лета не ели, но продукты нам приносят. У нас есть своя женщина-волонтер. Она что-то достает, но гуманитарной помощи от организаций я здесь не видела.

Елена живет в бомбоубежище вместе с матерью и тремя дочерьми-школьницами еще с лета. Школы в Киевском районе не работают из-за бомбардировок. Квартира Елены находится на последнем этаже пятиэтажки, а верхние этажи во время обстрелов считаются самыми опасными.

— В декабре ходила получать подарки новогодние для детей из гумпомощи. Взяла документы, пришла. Мне говорят — без детей не дадим. А зима, холодно, куда я детей потащу. Вернулась домой, у детей истерика, у меня тоже. В общем, новый год встречали без подарков.

В бомбоубежище нет никаких лекарств, иногда старикам что-то приносят родственники с поверхности. Сами они на улицу не выходят из-за обстрелов и гололеда. Воду обитатели убежища приносят из квартир в бутылках и канистрах. Постоянно здесь живут около 70 человек, во время сильных бомбжек собирается до сотни.