Архивная публикация 2008 года: "Джон ИРВИНГ: «Я провожу эксперименты на друзьях и родственниках»"

В Москву приехал живой классик — выдающийся американский писатель Джон Ирвинг. 30 лет назад он покорил мир романом «Мир глазами Гарпа». Затем последовали «Отель Нью-«Гэмпшир», «Правила виноделов», «Четвертая рука», «Молитва об Оуэне Мини»… По собственному признанию, Ирвинг не интеллектуал, а рассказчик, и его цель — «заставить читателя хохотать до упаду и до боли в груди жалеть моих персонажей».
В Москве он представляет свой новый роман «Покуда я тебя не обрету», выпущенный издательством «Иностранка». Главный герой книги — Джек Бернс, сын тату-художницы и татуированного органиста, юноша, рано получивший сексуальный опыт, а впоследствии ставший кинозвездой. Всю жизнь он разыскивает пропавшего отца. В новой книге писатель продолжает исследовать главные в его творчестве вопросы: почему жизнь так уродует человека, почему судьба так меняет его личность?
Джон Ирвинг любезно согласился ответить на вопросы «Профиля».

— В очерке, который опубликован в «Нью-Йорк таймс», вы полностью обнажились перед публикой, признав много вещей, в том числе, что вы всю жизнь страдали от того, что никогда не видели отца, что ваш первый сексуальный опыт произошел в детском возрасте со взрослой женщиной и что это оказало огромное влияние на все ваше творчество, в особенности на последний роман. После этих признаний вы вообще можете писать?
— На самом деле, если ты пишешь романы, ты так обнажаешь себя, что потом сделать то же самое в очерке совсем нетрудно. Гораздо сложнее было рассказать обо всех этих вещах, например, о раннем сексуальном опыте, близким. Конечно же, трудно было говорить об этом с сыном — ему было каких-то одиннадцать лет. Я долго мучился, но потом с предосторожностями сделал это. И он говорит: надо же, интересная штука. Когда я впоследствии попытался поговорить о том же самом с младшим, он ответил: да я знаю, мне уже Колин все рассказал.
— Вы сейчас пишете?
— Да, я заканчиваю первый черновик. Но мне еще предстоит поработать над текстом. Переписывать — это сложный процесс, так что книга будет готова в лучшем случае в середине следующего года.
— Если не секрет, о чем она?
— Я бы не хотел вдаваться в детали, но это история отца и сына, которые вынуждены стать беглецами.
— Стало быть, тема отцов и детей себя не исчерпала?
— Можно и так сказать, хотя в новой книге отец сына не бросал, а мать вообще умерла.
— Вы писали книгу «Покуда я тебя не обрету» шесть лет, а потом в течение еще девяти месяцев переписывали, переводя рассказ из первого лица в третье. Это было литературное решение или этическое? Может быть, вы решили пощадить читателя, облегчить его сопереживание вашему герою, Джеку Бернсу?
— И то, и другое справедливо. На самом деле чем длиннее роман, тем больше времени уходит на доработку. Сначала я пытался отработать текст от первого лица, чтобы лучше понять, как чувствует себя герой. Потом я все переделал. А кроме того, в рассказе от третьего лица текст получается короче, ведь повествование от первого лица требует многочисленных разъяснений. Если бы «Моби Дик» Мелвилла был написан от третьего лица, он был бы страниц на 200 короче. Но это невозможно, так как один герой погиб и другой должен рассказать эту историю. Больше этого никто не мог сделать, разве что кит.
— Вы никогда не говорили себе: может быть, лучше я не стал бы писателем, зато прожил бы свою жизнь с отцом?
— Мне нравится моя жизнь, самый большой дискомфорт я испытывал, когда был ребенком, но, может быть, именно детство подготовило меня к нынешней жизни.
— Вы посвятили свою книгу младшему сыну. У него и его братьев хороший отец?
— Да… Я думаю, да.
— В вашем романе «Правила виноделов» в одном и том же месте сосуществуют сиротский приют и подпольная клиника абортов. Это наводит на мысль, что иногда лучше сделать аборт, чем произвести на свет сироту. Как вы сами относитесь к абортам?
— Я думаю, что оба мои героя правы. Гомер — сирота, и он благодарен, что мать позволила ему жить. А Доктор считает, что решать должна женщина, что он не имеет права указывать кому бы то ни было, как ему поступать. Моя собственная позиция заключается в том, что решение должно оставаться за женщиной. Я видел эту процедуру много раз, и это очень тяжело. Ведь плод — живой. Но никто иной, кроме женщины, не имеет права принимать решение, и уж во всяком случае — не мужчина. Я специально отодвинул действие в 1930-е годы, чтобы отделить роман от современной истерии на эту тему.
— Какое значение для вашего творчества имеет окружающая среда, география? Одним из главных героев ваших прошлых книг была Новая Англия. Герои последней книги — шотландцы, эмигрировавшие в Канаду. Значительная часть действия романа происходит в Северной Европе…
— Прежде всего появляется сюжет, затем характеры, все остальное развивается позже. В «Покуда…» Уильям Берн, органист, — человек, который скрывается внутри себя, даже татуировки его спрятаны. Когда он играет в церкви, люди его не видят. Звуки органа — самые эмоциональные, самые трепетные, и мой герой тоже не может сдерживать эмоций. Алиса, тату-художница, мать его ребенка, — его полная противоположность. Она не может общаться с Уильямом, не принося боли сыну. Даже все, что связано с материнством, — неправильно. Чем старше становится Джек, тем больше он удаляется от матери.
Мир татуировок начался на Балтике и на побережье Северного моря. Звуки органа чаще раздаются в протестантских церквях, например, в Шотландии. Вот мои герои там и оказываются.
— Вы признавались, что вам было мучительно больно писать и потом перечитывать отдельные эпизоды ваших романов. Но в них есть и много смешного. Вы смеетесь, когда пишете или перечитываете эти фрагменты?
— Я вообще никогда не смеюсь, даже когда пишу в первый раз.
— Но как же вы узнаете, что это смешно?
— А я провожу эксперименты. На друзьях, на родственниках, на ассистентах. Бывает так, что я слышу, как в соседней комнате моя помощница, работающая с рукописью, начинает хохотать. Я подхожу и спрашиваю: «Что это было? Что ты сейчас читаешь?»
— Вы, как и герои многих ваших книг, занимались борьбой. Судя по вашей мощной фигуре, вы все еще ею занимаетесь?
— Нет, сейчас я просто хожу в спортзал. А борьбой я перестал заниматься в шестьдесят лет, когда получил болезненную травму. Бывало, раньше жена мне все говорила, что я должен прекратить. И однажды я ей сказал: «Ладно, вот получу еще одну травму, которая потребует хирургического вмешательства, и с борьбой я закончу».
В шестьдесят я получил самую тяжелую травму для писателя. Дело в том, что я пишу от руки, а тут — порвал связки на указательном пальце правой руки. Пришлось научиться держать карандаш без помощи этого пальца. Кроме того, это была самая необычайная травма, так как мой палец угодил в нос спарринг-партнеру и нанес носу серьезный ущерб. Мой товарищ по тренировке, человек моложе меня, с мощной шеей, мотнул от боли головой, повредив и палец, и нос. Нам обоим понадобилась операция, и жены запретили нам бороться. Слава богу, это не помешало нашим отношениям. Но теперь он меня называет Палец, а я его — Нос.

В этот момент Джон Ирвинг, никогда, по его собственным словам, не смеющийся, не удержался от хохота.