Прелюдия

Стравинский прожил долгую жизнь – 88 лет – и работал почти до самой смерти. Мало кому из композиторов довелось писать великие вещи на девятом десятке. И почти никому не приходило в голову на восьмом десятке пробовать что-то новое. Стравинский вообще чурался ограничений. Недаром Клод Дебюсси в начале ХХ века восхвалял его за то, что он «раздвигает границы допустимого». Стравинский оставил около ста сочинений во всех мыслимых жанрах для почти всех мыслимых и немыслимых сочетаний инструментов. «Я люблю писать музыку даже больше, чем саму музыку», – говорил он. При такой бурной активности и вообще энергичном темпераменте Стравинский смотрел на будущее музыки на удивление пессимистично, считая, что она уже в принципе не несет миру никаких новых открытий.

Стравинским восхищались многие коллеги-современники, сам же он был скуп на похвалы, зато за колким словом в карман не лез. Сергей Рахманинов признавался, что мечтал бы сочинить что-то подобное «Жар-птице», а Стравинский ронял в ответ пренебрежительно: «Рахманинов был единственным пианистом, который не гримасничал во время игры, и это уже хорошо».

Щеголь и светский лев, спортсмен и любитель выпить, интеллектуал, острослов, друг Пикассо, Коко Шанель, Олдоса Хаксли и доброй сотни гениев ХХ века – и сам общепризнанный гений, – так вкратце можно представить нашего героя.

Детство

Игорь Федорович Стравинский родился в музыкальной семье: отец – оперный певец, солист Мариинского театра, мать – концертмейстер. Федор Игнатьевич был басом, немало повлиявшим на своего младшего тезку Шаляпина.

А вот своего сына Стравинские к творческой карьере не готовили. По их мнению, он должен был стать юристом. Юный Игорь занимался на фортепиано по собственному желанию, брал частные уроки, пробовал сочинять, и уже тогда традиционный вкус родителей казался ему «провинциальным», и он активно искал в музыке все новое.

Близким другом Игоря был сын знаменитого композитора Римского-Корсакова Владимир. Стравинский часто гостил в их семье, и Николай Андреевич, заметив одаренность молодого человека, предложил ему свою помощь – стал давать бесплатные уроки композиторского мастерства.

Второй отец

Римский-Корсаков, говорил Стравинский, был ему как второй отец. Некоторые вещи и привычки своего наставника Стравинский копировал буквально: писал музыку только за роялем, использовал особую нотную бумагу и имел манеру носить сразу две пары очков – одна сидела на носу, а вторая – на лбу. Позже приобрел каракулевую шубу, точно такую же, как у мэтра.

Стравинский близко знал Римского-Корсакова всего четыре года: в 1908 году его учитель скончался. Переживая смерть любимого наставника, Игорь сочинил «Погребальную песнь» – по словам дирижера Владимира Юровского, «Стравинский впоследствии никогда не позволит себе быть столь экспрессивным, вложить так много человеческих чувств», как сделал в этом произведении.

Ноты этого реквиема Стравинский считал утраченными и не раз сетовал на эту потерю. В 2015 году ноты нашли при перевозе архива Санкт-Петербургской консерватории, и спустя год «Погребальная песнь» была исполнена в Мариинском театре оркестром под управлением Валерия Гергиева.

Дягилев

В 1906-м Стравинский женился на своей двоюродной сестре Екатерине Гавриловне Носенко. Венчание было почти тайным – кузенный брак родственники не одобряли. В следующим году у Игоря и Екатерины родился первый сын, будущий художник Федор Стравинский. Всего у них было четверо детей.

Учась у Римского-Корсакова, Стравинский написал несколько своих первых серьезных произведений, в том числе сюиту «Фавн и пастушка», которую услышал и запомнил Сергей Дягилев, знаменитый антрепренер, устроитель русских концертов, а с 1908 года – «Русских сезонов» в Париже. Когда композитор Анатолий Лядов начал затягивать сроки сочинения заказанной ему музыки к балету «Жар-птица», Дягилев вспомнил о Стравинском и предложил эту работу ему.

Ответственность была велика, времени в обрез, но Стравинский справился – и сочинил не просто достойную музыку, а нечто такое, что произвело в Париже фурор. Молодой композитор еще находился под влиянием Римского-Корсакова, но он, с одной стороны, великолепно использовал приемы своего учителя и элементы русской народной музыки, а с другой – удивлял слушателей оригинальным авторским мышлением, неожиданными ходами, ритмами и гармониями.

После премьеры Клод Дебюсси пригласил Стравинского к себе на обед. О нем заговорили как о восходящей звезде европейской музыки.

Музыковед Сергей Бертенсон писал о реакции Рахманинова: «Когда мы слушали торжественный и полный ликования финал "Жар-птицы", глаза Сергея Васильевича наполнились слезами и он воскликнул: "Боже мой, до чего гениально! Ведь это же настоящая Россия!"».

Через год Дягилев и Стравинский представили новый балет – «Петрушка» (1911), идея которого на этот раз принадлежала уже самому композитору. Эта постановка сделала Стравинского еще популярнее. А вот третий балет, «Весна священная» (1913), обернулся одним из самых больших скандалов в истории искусства.

Священный мордобой

Едва началась премьера в Театре Елисейских полей, как в зале разразилось настоящее побоище: зрители кричали, неистово свистели, дрались между собой. Так экспрессивно парижане отреагировали на экспериментальную хореографию Вацлава Нижинского. Зрители считали себя оскорбленными до глубины души. «Они ожидали увидеть какую-нибудь «Шахерезаду», – вспоминал Стравинский, – а их ждали славянские языческие пляски и ритуалы». Декорациями и костюмами к балету, между прочим, занимался Николай Рерих, знаменитый художник, писатель и мистик.

В театр вызвали полицию и скорую помощь. Стравинский чуть не упал в обморок от потрясения, а Дягилев был в полном восторге: он обожал скандалы. Это побоище вошло в историю, и в мае 2013-го на Елисейских полях торжественно отмечалось столетие из ряда вон выходящей премьеры.

Но тогда, после произошедшего, Стравинский, уже привыкший к роли всеобщего любимца, буквально заболел. Лишь спустя год он снова обрел уверенность в себе – когда «Весну» исполнили отдельно от балета и реакция публики была уже диаметрально противоположной: композитора носили на руках.

Первые три балета – «Жар-птица», «Петрушка», «Весна священная» – до сих пор остаются самыми популярными произведениями Стравинского, хотя впоследствии он сочинил великое множество разнообразных вещей. Но успех и силу воздействия на публику ему повторить не удалось.

Европеец

Накануне Первой мировой войны Стравинский перевез жену, детей и мать (отец умер в 1902-м) в Швейцарию, а потом во Францию. После октябрьской революции 1917 года возвращаться на родину семья не рискнула. В следующий раз композитор смог приехать в Россию около полувека спустя.

Во Франции Стравинский не был растерянным эмигрантом, как большинство его соотечественников. Он был своим человеком в парижских художественных кругах: дружил с Жаном Кокто, Пабло Пикассо, Эриком Сати, Джакометти – был на равных со всеми великими. Ходили легенды о его романе с модельершей Коко Шанель – на основе этих легенд даже сняли фильм «Коко Шанель и Игорь Стравинский» (2009), где композитора сыграл Мэдс Миккельсен. Друзья Стравинского эти слухи опровергали, говоря, что Коко и Игорь были просто хорошими друзьями.

Новый этап

Русский период в творчестве Стравинского сменился новым – неоклассицистским. Его начало интересовать взаимодействие со старой музыкой – Моцарта, Гайдна, Перголези, – возможность ее переосмысления и перевод на современный язык. Среди сочинений этого периода – балеты «Пульчинелла», «Аполлон Мусагет» и «Орфей», опера «Царь Эдип», «Симфония псалмов».

160 лет Нико Пиросмани – автору самых узнаваемых художественных образов Грузии

Новый интерес композитора не очень соответствовал духу времени – ревущие 1920-е были не самым подходящим периодом для возвращения классики, пусть и через призму авангарда. В случае со своими первыми балетами Стравинский совпал с эпохой, ведь начало ХХ века в искусстве Европы было периодом повышенного интереса к народным корням и древним традициям – как к тому, что хранит в себе жизненную силу и правду, в отличие от выдохшейся «цивилизации». Пикассо переосмысливал африканские мотивы, в России хвалили «народного» Пиросмани, а Стравинский в то время демонстрировал энергию русской народной культуры.

Но неоклассицизм – это было уже не так «горячо», поэтому новые работы композитора не вызвали прежних страстей. Некоторые даже стали называть его ретроградом и «реставратором». Но, в отличие от Дягилева, Стравинский считал, что чем меньше страстей, тем лучше.

Он начал сознательно очищать свою музыку от «настроений», то есть от эмоциональной составляющей. Может быть, его навела на эту идею нездоровая реакция парижан на «Весну священную».

Ноль эмоций

Стравинский иногда пробовал заигрывать с современностью, например, сочинив «Рэгтайм для 11 инструментов» (1918), но подобные сочинения не оказывались большой творческой удачей.

Он резко высказывался против «политизации», идеологизированности музыки и считал эти явления большой бедой современного искусства. Он желал полностью освободить музыку от привязки к чему-либо конкретному. Так появилось его знаменитое выражение «музыка ничего не выражает, кроме самой себя». Язык музыки самодостаточен и не требует перевода на язык чувств или образов. Музыка, как и математика, – это отдельная вселенная.

Но если «музыку вне политики» слушатели вполне могли понять, то «музыку вне эмоций» Стравинского понять было непросто.

Учитывая, что большинство людей воспринимают искусство прежде всего эмоционально, становится понятным, какой радикальный шаг предпринимал Стравинский, рискуя быть непонятым широкой публикой. Его это не страшило. В старости на вопрос: «Не думаете ли вы, что люди со временем стали лучше понимать вашу музыку?» он ответил: «Нет, они ее не понимают. Ее надо лучше слушать, но они этого не делают».

Здесь и сейчас

Какие бы то ни было «человеческие» описания произведений Стравинского, последовавших за русским периодом, неверны. Нельзя сказать, что в начале пьесы настроение «тревожное», а потом появляются «свет» и «оптимизм». Ничего не появляется, просто звучит музыка. А слушатель пытается интерпретировать ее привычным для себя образом – и если слышит что-то «тонкое» или «грубое», «светлое» или «темное», «прозрачное» или «сумрачное», то это уже целиком на его, слушателя, совести.

Чистая музыка «в себе», у которой нет никакой «практической пользы». Но польза все-таки есть: Стравинский считал, что музыка дает людям возможность быть в настоящем моменте – не в прошлом, не будущем, а «здесь и сейчас». Так, при желании она может стать предметом медитации, хотя о таком Игорь Федорович вроде бы не говорил. Но он говорил о себе как о человеке, живущем только в настоящем моменте, а не прошлом или будущем. И, может быть, хотел передать это довольно редкое умение другим людям – через свою музыку.

Страсти

В самой жизни Стравинскому эмоций и страстей хватало с избытком. Ему хотелось выделить какое-то чистое пространство, не подвластное их воздействию – не только приятному, но и разрушительному. Немало мучений принес Стравинскому его роман с женой художника Сергея Судейкина Верой, начавшийся в 1920-х годах. Вера развелась с мужем, а Игорь бросить свою семью не мог. Он даже уговаривал Судейкину восстановить брак, говоря, что невозможно строить счастье на несчастье других людей. Страдали все: композитор, жена, любовница, дети. Но это была не временная страсть: Стравинский прожил с Верой до конца дней. В конце концов он познакомил ее с женой, и на некоторое время получилось что-то вроде мирного сосуществования.

Но в 1939 году Стравинский пережил три трагедии подряд: почти одна за другой умерли его дочь, мать и жена. Чтобы немного забыться, он принял предложение прочесть курс лекций в Гарварде и уехал в Америку. Вскоре за ним последовала и Вера, с которой композитор обвенчался. Началась Вторая мировая война, и они остались в США.

Неувязка с гимном

«Стравинский очень быстро адаптировался всюду, куда бы ни приезжал, – вспоминал его американский секретарь Роберт Крафт. – Едва приехав, он сходу сочинил джаз и цирковую музыку – польку для слонов по заказу хореографа Джорджа Баланчина». Когда Баланчин позвонил Стравинскому и предложил такую работу, композитор уточнил только: "Слоны старые или молодые?"».

Как и в Европе, Стравинский сразу стал своим среди знаменитых американцев. Они с Верой поселились в Голливуде. Стравинскому нравились кино, звезды и голливудский шик.

Желая отблагодарить свою новую страну, Стравинский сделал авторскую аранжировку американского гимна, но ее оценили не все. Услышав «Знамя, усыпанное звездами» в непривычном звучании, кто-то из добропорядочных граждан, присутствовавших на концерте в Бостоне в 1944 году, вызвал полицию. Прибывшие полицейские предупредили композитора, что вольное обращение с гимном нарушает закон штата Массачусетс, и посоветовали прекратить безобразие. Стравинский послушался.

Рассказ об этом событии часто сопровождают фотографией композитора, сделанной в бостонском полицейском участке. Некоторые читатели даже пишут: «Видно, как его там били, сволочи». На самом деле это фото 1940 года, сделанное при подаче заявления на визу – так получилось, что именно в полиции Бостона. И Стравинского там никто не бил.

Крепкий орешек

Поколотить Стравинского, кстати, было бы не так просто. Есть фотография композитора в 50 лет – голый по пояс, жилистый – вылитый Игги Поп, а то и Брюс Ли. При том, что Стравинский был неравнодушен к алкоголю, до преклонных лет он сохранял отменную физическую форму. «Интеллект плюс мышцы», – говорил о нем Крафт.

140 лет Пабло Пикассо – великому художнику, любовнику и провокатору

Каждое утро композитор начинал со стойки на голове. В 70 лет у него был такой крепкий пресс, что он ложился на спину и предлагал кому-нибудь постоять у него на животе.

«Он был необычен во всем, – вспоминал секретарь. – Если мы обсуждали только что увиденный фильм, я поражался тому, что Стравинский говорил о деталях, которые я вообще не замечал».

В доме Стравинского жили всевозможные экзотические птицы, за которыми он наблюдал и играл с ними. Британский поэт Оден, живший у Стравинского во время совместной работы над оперой «Похождения повесы», насчитал в жилище композитора 40 попугаев. Галдеж этих пернатых тяготил поэта, но нисколько не мешал Стравинскому сочинять музыку.

Каждое утро, перед тем как сесть за музыку, молился перед иконой. Затем играл Баха на фортепиано. Затем повторял что-то из сочиненного накануне. Сочинял всегда за фортепиано. И с секундомером – ко времени относился очень внимательно.

Назад в СССР

Композитор и дирижер Аарон Коупленд сказал, что Стравинский повлиял на четыре поколения американских и европейских композиторов. Но существовала одна страна, в которой при жизни Стравинского его музыка категорически не приветствовалась – как формалистская, модернистская, буржуазная и непонятная простым трудящимся. Это был СССР, Россия, его родина. И вдруг в начале 1960-х Стравинскому приходит официальное приглашение от первого секретаря правления Союза композиторов Тихона Хренникова посетить Москву с официальным визитом, и он соглашается. Еще не так давно Хренников осуждал сочинения Стравинского, называя их декадентскими, но теперь времена изменились: в СССР хрущевская оттепель, и руководство страны старается выстроить новый имидж – гуманного и открытого миру государства. Возвращение на родину такой величины, как Стравинский, очень помогло бы улучшить реноме государства.

80-летнего Стравинского встречали, как короля. Сам он поначалу был в полном восторге. По воспоминаниям сопровождавшего его Крафта, «в первые дни он словно сошел с ума, я не мог его узнать. К нему вмиг вернулись все русские привычки».

Стравинский с успехом выступил в Москве, Ленинграде, повидал родственников и на встрече с молодыми композиторами шокировал аудиторию своим коронным «музыка ничего не выражает, кроме самой себя». Для советского человека это звучало дико.

Единственным темным пятном стали балеты Стравинского на сцене Кремлевского дворца съездов. Несмотря на оригинальные декорации Бенуа и хореографию Фокина, композитор счел, что постановка неудачна: «Бенуа весь испорчен, а музыка, темпы не те, ничего общего!» Он покинул зал до конца представления.

Стравинский имел долгую беседу с Хрущевым, во время которой генсек убеждал композитора остаться в Союзе навсегда. Предложение было вежливо отклонено: опытного эмигранта не проведешь. Стоило Стравинскому отбыть в США, как Хрущев с шумом разгромил выставку художников-авангардистов в Манеже, показав миру, что не стоит обольщаться временным дружелюбием Советов.

Знал Игорь Федорович, наверное, и о судьбе Юрия Рериха, сына своего друга Николая. Блестящий востоковед, Юрий Николаевич в конце 1950-х вернулся в СССР из Индии по личному приглашению Хрущева, но натерпелся в Москве такого советского маразма, что через три года скоропостижно умер в расцвете лет.

Старое и новое

Но восьмом десятке лет, когда многие композиторы почивают на лаврах или занимаются самоповтором, у Стравинского начался новый период творчества, основанный на так называемой серийной технике, идею которой он заимствовал у представителей Новой венской школы – Веберна, Шенберга и других. Примечательно, что за десятилетие до этого он критиковал «венцев». Но Роберт Крафт советовал мэтру присмотреться к их методу, и Стравинский скоро понял, что достижения бывших оппонентов смогут принести ему пользу. В новой для себя технике композитор пишет балет «Агон», ораторию «Плач пророка Иеремии», мистерию «Потоп».

Стравинский не боялся брать «чужое», говоря, что всегда заимствует все, что ему нравится. Его талант превращал все чужое в свое.

Всю жизнь двигаясь вперед, он не стеснял себя ничем. Стравинский делал то, что другие, если бы это и пришло им в голову, отвергли бы как сумасбродство. Его не смущало, что некоторые его замыслы будет трудно воплотить. Например, он мог написать посвященную Дебюсси кантату «Звездоликий», которая требовала огромного состава исполнителей, при том что длилась всего пять минут. Сам Дебюсси говорил, что сыграть ее можно будет разве где-нибудь на Сириусе или Альдебаране – никакой землянин не станет организовывать столь хлопотное мероприятие. И все же такие добровольцы нашлись – правда, лишь через 30 лет после того, как кантата была написана.

С молодости до глубокой старости Стравинский «изобретал музыку» и раздвигал границы возможного. Этому у него могут поучиться не только композиторы, но и всякий человек.