Считается, что государственное образование в России началось при Петре I, что верно лишь отчасти. Но военное образование, бесспорно, дело рук первого императора России.

Образовательный провал

Известно, что первый университет в Европе был открыт в 1088 году в Болонье. Примерно через 70–80 лет университеты появились в Париже и Модене, а к концу XIII века их количество исчислялось десятками. В России же первое высшее учебное заведение появилось лишь спустя пять столетий…

Это своего рода исторический феномен, однозначно объяснить который невозможно. Хотя выстраивается некая цепочка фактов и связанных с ними вопросов. В основном риторических. Например, существует мнение, что Россия была оторвана от Запада и не имела возможности перенимать его опыт. Но ведь во вполне доступном нам Константинополе с V века существовал Афиней, а в 855 году появилась Магнаврская высшая школа. Там изучали геометрию, музыку, астрономию, медицину, грамматику, риторику и философию, причем не только православную, но и античную – Платона с Аристотелем. Почему, позаимствовав в X веке византийское христианство, Русь не взяла от греков их ученость?

Между тем к XV веку Русь уже остро чувствует отставание от Запада в научном и техническом плане. Не случайно для постройки нового Кремля Иван III пригласил специалистов из Европы. Причем Аристотель Фьораванти не только Успенский собор возводил, он прежде соорудил два современных кирпичных завода, иначе Кремль не из чего было бы строить. А потом он же оборудовал в Москве монетный и орудийный дворы, да еще руководил московской артиллерией во время похода на Новгород. Однако, используя знания и умения Фьораванти, Пьетро Антонио Солярио, Марко Руффо и других нанятых мастеров, наши предки не попытались создать с их помощью школу, дабы доморощенные умельцы смогли перенять их опыт.

Иван Грозный тоже активно приглашал иностранных специалистов, прежде всего военных: офицеров, пушкарей, литейщиков. Они даже в его опричное войско входили. Появились при нем и европейские медики. Но системно отношение к ним оставалось прежним – иноземцев нанимали для выполнения работы, но не старались перенимать их знания. Изменить ситуацию пытался Борис Годунов – известно, что он послал на обучение в Европу два десятка молодых людей. Между прочим, более чем за сто лет до Петра I! Чем закончился этот эксперимент, осталось неведомым: на Руси началась смута, и следы уехавших «студентов» затерялись.

Первые Романовы – Михаил Федорович и особенно Алексей Михайлович – тоже активно нанимали иноземцев. В «полках нового строя», которые к концу XVII века, между прочим, составляли до половины регулярной армии, офицерами в основном были иностранцы, набранным же в солдаты русским приходилось постигать военную премудрость в боевых условиях. Такие же традиции существовали в стрелецких полках – старшие на практике учили младших. Ни одного военного училища в XVII столетии создано не было, хотя, казалось бы, способных передать знания иностранцев было предостаточно – целые слободы иноземные существовали.

Ни технического, ни общего начального образования как системы на Руси тогда не существовало, обеспеченные люди – бояре, дворяне, купцы – учили детей в домашних условиях. Среди русской элиты середины и второй половины XVII столетия были весьма образованные люди, такие как дядя царя Алексея Михайловича Никита Романов, воспитатель и свояк царя Борис Морозов, окольничий Федор Ртищев, боярин и дипломат Афанасий Ордин-Нащокин, боярин Артамон Матвеев, фаворит Софьи князь Василий Голицын. Кстати, уже тогда многие бояре стали нанимать своим детям иностранных учителей, изучать европейские языки, выписывать из-за границы книги. Но беда в том, что если грамоту и счет дома выучить можно, то развивать науку в домашних условиях нереально. Государство в народном образовании не участвовало, а церковь даже препятствовала. Возможно, в церковном влиянии и состоит главная причина культурной изоляции и такого, мягко говоря, странного отношения к науке, которое сложилось в средневековой Руси.

Первая академия

Первое появившееся в Москве учебное заведение было частным, а основал его в 1648 году Федор Михайлович Ртищев. Полученное им домашнее образование не удовлетворило молодого боярина, а лишь разожгло тягу к знаниям, удовлетворить которую оказалось негде. И тогда двадцатилетний приближенный царя Алексея, а он занимал тогда пост стряпчего, решил создать для себя и других школу. Но сделать это без благословения церкви было нельзя, а на учреждение светского учебного заведения получить согласие было нереально.

Тогда Федор Михайлович испросил у патриарха Иосифа разрешение построить в Москве «учебный монастырь» – учреждение как бы церковное, но еще и научное. Так появился Андреевский монастырь, куда Ртищев позвал около трех десятков ученых-иноков из малороссийских монастырей, а еще попросил государя посодействовать в приглашении выдающихся ученых и просветителей того времени Арсения Сатановского и Епифания Славинецкого. Это были сподвижники экзарха Константинопольского престола митрополита Петра Могилы, который, кстати, и помог уговорить их на переезд в Москву.

Любопытно, что зарождению московского образования активно способствовал Киев. После того как в 1589 году на Руси стали самостоятельно избирать патриарха, Киевская епархия осталась в подчинении Константинополя. Она сохранила традиции византийской учености и впитала некоторые лучшие идеи западного христианства, в том числе университетские. Не случайно именно под ее крылом в Киеве была открыта Киево‑Могилянская академия – старейшее православное высшее учебное заведение.

Построив Андреевский монастырь и основав там высшую школу, Ртищев… сам пошел в нее учиться. Помимо изучения греческого и латинского языков здесь занимались риторикой и философией. На начальном этапе это скорее был научный клуб, нежели учебное заведение в чистом виде, но вскоре набор предметов расширился и в школу стали принимать всех желающих. Финансировал ее по-прежнему Ртищев.

Большинство иерархов московского патриархата приняли школу враждебно, обозвав еретической и «несходной истинному правоверию», – тогда в нашей церкви главенствовали консервативные изоляционистские настроения. Спасла только близость Федора Михайловича с царем Алексеем и его духовником, прогрессивным и влиятельным митрополитом Никоном, будущим патриархом. Кстати, Андреевский монастырь и по сей день стоит на Воробьевых горах, по соседству с президиумом Академии наук, что весьма символично.

В 1665 году царь Алексей приказал организовать первое светское учебное заведение – школу для подъячих Тайного приказа, тогдашнего аналога МИДа. Молодых людей там обучали русской и иностранной грамматике, а руководителем заведения стал еще один выходец из Киево‑Могилянской академии Симеон Полоцкий. Местом для школы определили Спасский монастырь на Никольской улице. В Москве этот монастырь обычно называли Заиконоспасским, поскольку если смотреть от Кремля, то расположен он был за рядами, где торговали иконами.

В восьмидесятые годы XVII века оба означенных выше заведения были объединены в Славяно-греко-латинскую академию – некий аналог Киево‑Могилянской. В Заиконоспасском монастыре стараниями князя Василия Васильевича Голицына был отстроен Коллегиум – трехэтажный корпус, который должен был стать базой академии.

«По указу Царей вскоре присоединены до 40 боярских детей и значительное число разночинцев». К концу 1687 года в академии числилось 76 учащихся. Постепенно их число выросло до ста, потом и до 600. Обучение в академии было рассчитано на 12 лет, но не обязательно было поступать на низшую «фару» или школу. Зачисление производилось по результатам вступительного собеседования, принимали детей всех сословий. Изучались физика, математика, логика, история, география, богословие, латинский, греческий и славянские языки, музыка, даже эллинская философия и культура.

Отдельным предметом считалась поэзия, или, как тогда говорили, пиитика. При академии был театр, где силами студентов и москвичей ставились назидательные спектакли, в том числе по произведениям Симеона Полоцкого и Феофана Прокоповича. Религиозные предметы были обязательной частью учебной программы, но все же академия готовила образованных светских людей, способных к любым видам государевой службы. Среди ее выпускников – архитектор Василий Баженов, поэт и дипломат Антиох Кантемир, основатель русского театра Федор Волков, математик Леонтий Магницкий и, конечно, великий Михаил Ломоносов. В 1701 году приказом Петра заведению был пожалован официальный статус государственной академии.

Гардемарины и кадеты

Итак, первые учебные заведения появились в России до Петра и вполне успешно развивались. Но специальных военных школ действительно не было, и здесь пальма первенства, бесспорно, принадлежит царю-реформатору. Начало было положено еще в «потешное» время, когда наследник престола организовал специальную бомбардирскую роту, где инструкторы-иностранцы обучали пушкарей для будущих гвардейских полков. Потом пришло время более серьезных учреждений.

Первое военно-учебное заведение вошло в историю как «Школа математических и навигацких наук», хотя в самом раннем указе царя Петра об основании учреждения, вышедшем в январе 1701 года, именовалось оно «Школа пушкарского приказа».

«… на новом пушечном дворе выcтроить деревянные школы и в тех школах учить пушкарских и иных посторонних чинов людей и детей их словесной и письменной грамоте и цифирю и иной инженерной наукам и будучи им в тех школах учица вышеписаным наукам с прилежанием, а выучась, без указу с Москвы не съехать, также в иной чин кроме артиллерии не отлучатца и кормить и поить их в вышеписанных же школах…».

Пока собирались да подготавливались к открытию, стало понятно, что потребностями одной артиллерии дело не ограничивается, нужны также инженерные кадры и штурманы для зарождающегося флота. Все направления имели явный технический уклон, посему для простоты их решили объединить под единым началом, сделав внутри специализированные классы.

Сначала предполагалось разместить школу «в «мастерских палатах» на Хамовническом дворе в Кадашах». Но приглашенный Петром I из Англии для постановки учебного процесса профессор Генри Фарварсон нашел это помещение тесным и неудобным, а главное, совершенно непригодным для проведения астрономических наблюдений. Тогда подобрали новое место, и появился следующий царский указ – «Об отдаче Сретенской (Сухаревой) башни для помещения математической школы»:

«Сретенскую по Земляному городу башню, на которой боевые часы, взять со всяким палатным строением и с принадлежащей к ней землею под школы математических и навигацких наук, которые велено ведать в Оружейной палате боярину Федору Алексеевичу Головину со товарищи».

Как следует из указа, школа входила в ведение Оружейной палаты Пушкарского приказа и подчинялась генерал-фельдмаршалу Головину. Зачисляли в нее «дворянских, дьячих, подъячих, из домов боярских и других чинов» от 12 до 17 лет. Позже лимит увеличили до 20 лет. Численность учеников школы определили в 500 человек. «Кормовые деньги» получали те учащиеся, которые имели в собственности меньше пяти крестьянских дворов.

Обучение в школе было разделено на две степени – «нижнюю» и «верхнюю школу». Первая была скорее общеобразовательной и делилась еще на два блока – стартовый класс именовался «школа словесная», следующий класс – «школа цифирная». Сначала давали основы грамоты, потом переходили к математике, механике и астрономии. Класс по тем временам – это не обязательно год, кто-то мог пройти его быстрее, кто-то – дольше, в зависимости от того, с каким багажом знаний ученик пришел в школу. Перевод в следующий класс осуществлялся путем сдачи экзамена, подтверждающего освоение программы. В целом обучение могло идти более десяти лет, считая практику в армии, флоте или гражданских учреждениях.

Последний, выпускной класс назывался «школа инженерная». Здесь изучали специальные артиллерийские, инженерные и морские науки. Указом от 19 июля 1702 года инженерный класс разделили на два – «пушкарский» и «инженерный». С первого до последнего класса изучали и необходимую любому офицеру «рапирную науку».

В 1706 году Головин умер, после чего школа перешла в ведение Приказа Морского флота, а затем, в 1712 году, – Адмиралтейской канцелярии. Главный надзор за школой осуществлял граф Ф. М. Апраксин, а называть ее чаще стали Навигацкой – морское подразделение стало головным, хотя структура школы не изменилась. С 1716 года ученики «верхнего» получат только учрежденное воинское звание «гардемарин», а учащихся нижней школы станут называть «кадетами».

Школа выпускала молодых людей в разные рода войск и государевых служб, где требовались научные познания или просто знания русской грамоты. Из школы выходили не только моряки, инженеры или артиллеристы, но и учителя в другие школы, геодезисты, архитекторы, гражданские чиновники, писари, мастеровые и т. д. Одним из первых выпускников школы в 1704 году стал государственный деятель и знаменитый историк Василий Никитич Татищев, а уж сколько из нее вышло офицеров и адмиралов – не перечесть.

Для школы были выписаны различные астрономические и геодезические приборы, инструменты для определения времени по звездам, морские атласы – «книги морских хартин», готовальни, различные циркули, учебники. В мастерской школы изготовлялись точные приборы, кстати, над ними в том числе работал учившийся здесь Андрей Нартов, в будущем знаменитый русский механик. Каждый ученик кроме бумаги, карандашей, гусиных перьев и чернил имел аспидную доску с грифелями или «каменными перьями» для черновых записей.

На самом верху в башне располагалась первая в России астрономическая обсерватория с хорошими по тем временам телескопами для научных наблюдений и учебных практических занятий. Здесь же находились астрономические часы и своя научная библиотека. В нижнем ярусе башни был размещен привезенный с Ивановской колокольни большой медный глобус диаметром аж два метра, когда-то подаренный голландцами царю Алексею Михайловичу.

Учителя жили при школе, в нижнем этаже Сухаревской башни. Поначалу их было всего четверо – три британца и один русский. Старшим из британской диаспоры был уже упомянутый шотландец Генри Фарварсон, рекомендованный Петру герцогом Лидса Перегрином Осборном во время посещения нашим монархом Англии. Скорее всего, приглашение не обошлось без участия другого шотландца – Якова Брюса, сопровождавшего царя в той поездке.

Фарварсон был воспитанником, а потом и преподавателем Абердинского университета, специалистом в математике и астрономии. Он же вместе с самим Петром составлял программу обучения в школе. Помогали ему Стефан Гвин и Ричард Грейс, которого у нас называли «рыцарь Грызь». Первый отвечал за навигационные науки, второй учил фехтованию и военным премудростям. Русский преподаватель был один, зато какой – Леонтий Филиппович Магницкий. Он был выпускником Славяно-греко-латинской академии, знал греческий, латинский, итальянский и немецкий языки, преподавал грамоту, письмо, арифметику, астрономию и навигацию.

В 1703 году Леонтием Магницким специально для Навигацкой школы был написан первый русский учебник математики, называвшийся «Арифметика, сиречь наука числительная…». Это была практически энциклопедия математических знаний XVIII века, включавшая алгебру, геометрию, тригонометрию и т. д. Впервые в России Магницким были использованы для вычислений «арабские» цифры, впервые было изложено учение о десятичных дробях, он придумал и ввел в обращение многие привычные нам математические термины – дробь, числитель, знаменатель, произведение и т. д. Этот учебник использовали более полувека, а Ломоносов называл его «вратами своей учености».

Легенда о «колдуне» Брюсе

Навигацкая школа существовала в Москве недолго, около пятнадцати лет. Потом ее перевели в новую столицу, разделив на три специализированных учебных заведения, что было вполне логично. А Москве осталась Сухарева башня как символ зарождения русского военного образования. Правда, в 1934 году башню взорвали, а площадь переименовали в Колхозную. Тем не менее башня прочно вошла в историю страны, городской фольклор и народную память.

Кстати, история этого сооружения неоднозначна и уж точно нетипична для Москвы. Башня не такая уж и древняя – построена она была в 90‑е годы XVII века, уже в правление Петра. На Сретенке возле одноименных ворот Земляного города находилась слобода стрелецкого полка Лаврентия Панкратьевича Сухарева, который в 1689 году поддержал юного Петра в его конфликте с Софьей. В награду царь приказал построить над новыми каменными воротами палаты в качестве «полковой избы». Были они двухэтажными, с четырьмя маленькими остроконечными башенками по углам. Стрельцы хозяйничали всего пару лет, потом их отправили подальше от столицы.

А еще через несколько лет, по возвращении из Европы, государь приказал надстроить башню – то ли вдохновившись типичными для голландских городов ратушами, то ли чтобы придать сооружению сходство с кораблем. На башне устроили часы, но толком предназначения ей так и не придумали, пока не появилась надобность в здании для школы. Работу приписывают Михаилу Чоглокову, но неясно, он строил или перестраивал здание.

В московском фольклоре башню упорно связывают с именем шотландца Якова Брюса. Якобы сподвижник Петра, а еще алхимик, масон и «чернокнижник» ставил там какие-то опыты и искал то ли «камень бессмертия», то ли «камень всевластия». Считается, что Брюс имел какое-то отношение к школе, даже возглавлял ее, хотя это вряд ли возможно. Как непосредственных руководителей упоминают дьяков Андрея Виниуса и Алексея Курбатова, Головина, позже Магницкого, роль же Брюса неясна. Если проследить боевой путь генерала, то он все годы Северной войны был при войсках, на руководство школой у него и времени не было. Впрочем, это не означает, что у видного сановника и командующего всей русской артиллерией в Сухаревой башне не могло быть кабинета, тем более что он увлекался астрономией, а преподаватели школы были его соотечественниками.

Известно, что в школьной обсерватории регулярно собирались друзья Петра и сам государь – вроде бы существовало даже некое «Нептуново общество», в котором председательствовал Франц Лефорт. Петр в нем числился первым надзирателем, а членами были Феофан Прокопович, адмирал Апраксин, Яков Брюс, профессор Фарварсон, князь Черкасский, Меншиков, генерал-фельдмаршалы Шереметев и князь Голицын.

Не исключено, что они в веселой компании просто смотрели через телескоп на звезды, обсуждая увиденное со специалистами-астрономами, – доподлинно о целях этих собраний неизвестно. Кстати, Фарварсон и Магницкий по заданию Петра проводили вычисления будущих солнечных и лунных затмений для «обнародования в целях предупреждения суеверных толков». Может, предсказанные затмения и стали основой для народных мифов о «колдуне» Брюсе? Существует также легенда, что от дома Брюса в Мещанской слободе был подземный ход в башню, что позволяло ему неожиданно там появляться. Подобную «телепортацию» без вмешательства потусторонних сил москвичи, конечно, объяснить не могли.

Когда Навигацкую школу перевели в Петербург, в здании расположились интендантские ведомства флотской канцелярии, «склад мундирного сукна». Какое-то время еще существовала математическая школа Магницкого, но уже не в ранге военного училища. Потом здание горело, долго находилось в упадке. Его не раз реставрировали внешне, но придумать толковое использование для махины не могли. В 1829 году в зале второго этажа башни устроили резервуар Мытищинского водопровода на 6500 ведер воды. Паровыми машинами вода закачивалась в башню, а затем самотеком расходилась по уличным водоразборным фонтанам.

Потом в башне располагались склады, окружное управление путей сообщения, архивы, трансформаторная подстанция, канцелярии, часть выходивших на улицу помещений сдавалась под торговые лавки. После революции в ней устроили Коммунальный музей – предтечу Музея Москвы, но существовал он недолго. В 1934 году башню снесли, решив, что она мешает движению по Садовому кольцу.

Стоит ли башня того, чтобы ее восстанавливать, – большой вопрос. Башню никогда не считали выдающимся произведением архитектуры, она многократно перестраивалась, и не очень понятно, по образцу какого времени ее стоит восстанавливать. Если же говорить о ее истории, то пятнадцать «школьных» лет в начале XVIII столетия так и остались самыми яркими в ее судьбе. Но былой славы Навигацкой школы новыми стенами не воскресить, а традиции славных гардемаринов живы и по сей день.