• История вопроса
• Почему летчики невзлюбили Коккинаки
• Погружение в эпоху
• История больше привлекает
• Как сделать бомбардировщик-торпедоносец
• «Мы к вам все равно вернемся!»

– История о бомбардировке нашими летчиками Берлина в августе 1941 года – одна из самых невероятных страниц в хронике Великой Отечественной...

– Я узнал об этой истории от сценариста Анатолия Усова, работавшего со мной на фильме «Калашников». Потом нашел в интернете документальный фильм Валдиса Пельша, посвященный этому событию. Усов прислал мне литературный сценарий, я прочитал его и подумал, что это может стать нашим следующим проектом. И привлек к работе еще одного сценариста «Калашникова», Алексея Бордачева. Анатолий Усов написал литературную основу, а Лёша на базе этих фактов создал более сценарную конструкцию: появились дополнительные персонажи, возникла любовная линия, без которой, как я считаю, картину сегодня сделать нельзя.

– Да, на одних мужиков смотреть трудновато.

– Это точно. Наше кино сухое, мужское, но любовная линия в нем была необходима. Благодаря любви происходит духовная трансформация одного из героев.

– Фильм у вас начинается с того, что генерал Жаворонков, командующий авиацией Военно-морского флота в 1939–1946 годах, летом 1941-го едет по Москве, которую бомбят немцы. Месяц спустя он будет командовать бомбежкой Берлина. Вы показываете такую Москву для того, чтобы понятно было, в какой ситуации была проведена та сложнейшая операция?

– В общем, да. Кремль в нашем фильме закамуфлирован под фасад жилого здания, как это было исторически при обороне Москвы в то время. Ведь сверху немцы так и не смогли найти Кремль, ни одна бомба в него не попала. Нам хотелось показать жуткую ситуацию, в которой находилась в те дни столица.

История вопроса

– Известно, что в 1941 году мы проигрывали немцам в самолетах и танках. Была гонка вооружений. Но бомбардировщики обычно должны лететь в сопровождении истребителей, которые защищают их от вражеских атак. У вас в фильме этого нет – только по два стрелка на каждый самолет. Как бомбардировщики смогли долететь до Берлина без прикрытия? На какие источники вы опирались?

– Мы тщательно изучили этот вопрос. Дело в том, что в 1941-м у нас не было истребителей, способных пролететь такое расстояние – не хватило бы топлива. Обычно, когда наши бомбардировщики делали небольшие вылазки, их прикрывали истребители. Но такое происходило не всегда. На аэродроме Кагул, находившемся на эстонском острове Сааремаа, откуда и отправились на Берлин наши летчики, был, конечно, полк истребителей, но они бы никогда не долетели до Берлина. Они могли бы сопроводить их на коротком отрезке. Поэтому наши бомбардировщики-торпедоносцы летели одни.

– А почему для этой операции был выбран дальний бомбардировщик, флотский торпедоносец Балтийского флота ДБ-3Ф, в народе «Букашечка»? При чем здесь торпеды?

– Когда ДБ-3 находился в составе морской авиации, он мог ликвидировать торпедами транспорт, конвои, а торпеда крепилась на внешней подвеске. Но эти самолеты могли вместо торпеды нести на подвеске большие бомбы по 500 кг. Либо бомбы крепились на внешней подвеске вместо торпеды, либо у них были такие бомболюки внутри, в которые входило по десять маленьких бомб – сто килограммов каждая. Пять бомб с одной стороны и столько же с другой. Бомболюк закрывался, потом штурман выбирал цель, нажимал кнопку, створки бомболюка открывались, и эти не столь уж маленькие бомбы срывались вниз. Один самолет мог взять на борт не более тонны.

Почему летчики невзлюбили Коккинаки

– В вашем фильме на Сааремаа прилетает знаменитый летчик-испытатель Владимир Коккинаки, который убеждает всех взять на борт бомбы общим весом полторы тысячи килограммов. И в итоге в тренировочном полете самолет разбивается. Коккинаки у вас представлен странным человеком. Это придуманный эпизод?

– Вовсе нет. После того как первые авиаудары по Берлину были нанесены, Сталин вызвал к себе Коккинаки, потому что тот был летчиком-испытателем этих самых бомбардировщиков, запускал их в производство и реально поднимал на них куда больший вес. Но Коккинаки же не летал с этими бомбами на такое расстояние! А тут пролететь нужно было 1800 километров без дозаправки. Для этого требуется совсем другой запас топлива, что сильно утяжеляет борт. На самом деле было так: после первых удачных бомбежек Берлина, которых было девять, на Сааремаа прилетел Коккинаки и спросил: а почему вы так мало бомб вешаете? Давайте больше. И тогда экипаж, который полетел с более тяжелым грузом, разбился насмерть, взорвались бомбы. Отправили второй экипаж с таким же количеством бомб. Нагрузку они не выдержали, самолет упал, двое были ранены, остальные остались живы.

– Если бы вы все это показали, был бы другой фильм. У вас эта ситуация переставлена по хронологии, да и люди хоть и упали, но не погибли.

– Конечно. Мы пошли бы не в ту сторону, это заняло бы огромное количество времени на экране. Но факт такой был, и наши летчики после этого невзлюбили Коккинаки. Несмотря на то, что он – звезда! Шансов укрепить на внешней подвеске такое количество бомб, которое предлагал Коккинаки, не было. В фильме ему об этом говорит командир подразделения полковник Преображенский. В итоге было решено брать меньше тоннажа, чтобы топлива хватило долететь и вернуться живыми.

– И все действительно остались живы?

– Так было при самом первом вылете. Последующие стали менее удачными. Немцы через три дня начали бомбить Кагул, где базировались наши самолеты. Но мы в своей картине ограничились первым вылетом. Тогда вернулись все, потому что для немцев такой налет был полной неожиданностью. Они вообще сначала приняли наши самолеты за своих, потом решили, что это англичане. Русским же там, по их пониманию, вообще взяться было неоткуда.

Погружение в эпоху

– На какие советские картины о войне вы ориентировались? Было много фильмов про летчиков: снятые во время войны «Воздушный извозчик» или «Небесный тихоход» – там про У-2, тоже не самый продвинутый самолет; потом были «Хроника пикирующего бомбардировщика», «Торпедоносцы». Недавно появился «Девятаев» – про то, как из концлагеря был угнан самолет.

– Я люблю советскую кинематографию про военное время, потому что те режиссеры все-таки были к нему ближе. Многое они могли узнать от отцов, кто-то сам воевал. Мне очень нравится фильм «В бой идут одни старики», считаю Леонида Быкова одним из лучших режиссеров картин про войну. Фильмы Юрия Озерова люблю, «Торпедоносцев» Семена Арановича – суровая и честная картина. И мы как раз на нее ориентировались: там тоже морская авиация, и черная форма в нашей картине – та же, что в «Торпедоносцах». Люблю «Хронику пикирующего бомбардировщика», фильмы Алексея Германа-старшего – «Проверка на дорогах», «Двадцать дней без войны».

Если говорить про современные фильмы, то на них я не слишком ориентировался: мне хотелось идти в этой картине не в сторону экшна, который тоже должен быть, – это инструмент, за счет которого мы держим зрителя в напряжении. Но основой должна служить драматургия: характеры, чувства, конфликты, которые, к сожалению, в нашем отечественном кинематографе про войну немножко отодвинуты на задний план. Режиссеры стремятся наделить героев современными представлениями о жизни. Это тоже, наверное, путь: видимо, молодежи так понятнее. Но я стараюсь погрузить зрителя в ту эпоху. Ведь тогда люди по-другому говорили, по-другому смотрели, и лица были иными. Мне было важно соответствовать тому времени. А если у нас на экране будут бегать гламурные мальчики и девочки, то веры в то, что мы снимаем правду, не будет.

История больше привлекает

– Почему вас интересуют в основном исторические сюжеты, где есть портреты людей, выдающиеся личности? Калашников, изобретатель вертолетов Миль («Небо измеряется милями»). История вас волнует больше, чем современность?

– В последнее время получается, что да. Мне и сейчас попался хороший сценарий о Козельске, легендарном русском городке, который долго сдерживал татаро-монгольское нашествие. Там летописи, 1238 год. Мне как режиссеру интереснее снимать более масштабное кино. А в фильме о Козельске – и завоеватели из Орды, и мечи, кольчуги, щиты, катапульты. И главное, хороший сценарий – с яркими героями, конфликтами, мощными персонажами. Конечно же, я всегда отталкиваюсь от сценария.

– Что для вас хороший сценарий? Есть ли какая-то формула?

– Конечно, есть. Плохой сценарий это – невнятно прописанные персонажи, много лишнего, или он не цельный, разбросанный. Когда я читаю сценарий, вижу, есть ли там «мясо» режиссерское, все ли там хорошо по конструкции. В общем, это сразу видно. Но поскольку качественных сценариев и авторов совсем мало, то и выбор у нас не такой большой. А читать приходится очень много. И часто – всякой чуши.

– Вас интересуют кинобиографии. Это случайность?

– Мне нравится снимать байопики. Истории про людей. Я вообще всегда хотел избежать того, чтобы мои фильмы называли идеологическими. Мне как режиссеру, да и как продюсеру, не интересна агитационная плакатная лабуда, которую многие делают.

Как сделать бомбардировщик-торпедоносец

– Самолеты у вас в фильме выглядят очень убедительно – такие жуткие консервные банки. Как вам это удалось? Как снимали воздушные бои, насколько тут много компьютера?

– В процессе создания сценария мы с Лёшей Бордачевым много раз приезжали в Центральный музей Военно-воздушных сил в Монино. Там стоит один самолет ДБ-3Ф, который когда-то подняли со дна болота. Мы всех замучили, залезали туда, изучили все вдоль и поперек. Там же побывали наши художники-компьютерщики, которые создали полную трехмерную модель воздушного судна. А художники-постановщики, бутафоры сделали точную, один в один, копию самолета (он просто не мог летать). На наш самолет мы поставили электрические двигатели (их не видно), они заводились, все пыхтело-тарахтело. В него залезали актеры в комбинезонах. А жарища прошлым летом стояла страшная.

После натурных съемок этот макет встал в павильоне. Но работать в маленьком пространстве интерьера макета было невозможно. И для съемок эпизодов внутри бомбардировщика специально для фильма была отдельно построена внутренняя часть фюзеляжа ДБ-3, в полтора раза больше реального. Эта декорация была выстроена в форме огромной трубы и установлена на гимбл (гигантская железная сварная платформа на пневмоустройствах). Благодаря этому механизму стало возможно снять сцены с участием летчиков во время вылетов: платформа с помощью рычагов могла вращаться влево, вправо, вверх, вниз, и возникало полное ощущение перегрузки, турбулентности, крена, пикирования. Причем все это без всякой компьютерной графики.

– В общем, были натурные съемки, съемки в трубе и, видимо, компьютерные, когда нужно было показать полет в небе?

– Да. Самолет был помещен в другой, огромный павильон, где на зеленом фоне камера делала работу по изображению полета. А уже потом трехмерная модель этого и других самолетов и изображение, которое было снято на зеленом фоне, с подлетами, отлетами, было совмещено с компьютерной графикой. В картине более 900 компьютерных кадров. Это долгий кропотливый труд.

«Мы к вам все равно вернемся!»

– И все-таки каков был смысл бомбежки Берлина в 1941-м? Ведь особых разрушений в городе произведено не было?

– Ну, да. Конечно, летчикам были заранее выделены объекты для бомбежки – электростанция, например, военные заводы. Ни в коем случае не гражданские объекты. Но все осознавали: даже восемь-десять бомб на огромный город – это акция. Она производила сильнейший моральный эффект. Плюс нужно было противостоять пропаганде Геббельса. Ведь в 1941-м над Москвой разбрасывали листовки: вам хана, сдавайте столицу. И наши летчики, бомбившие Берлин, тоже сбрасывали листовки, в которых было написано: мы к вам все равно вернемся, заканчивайте войну.

Главной целью этого вылета было опровергнуть представление о том, что советская авиация полностью уничтожена. Поэтому с точки зрения Ставки важно было произвести такой морально-психологический удар. Пятнадцать самолетов, каждый с восемью бомбами, летели наносить удар по Берлину.