Ранние годы

Антонио Гауди, или, по-каталански, Антони Пласид Гильем Гауди-и-Корнет, родился в Реусе, городе недалеко от Барселоны. По другой версии – в деревне Ридуомс под Реусом. Его отец Франсеск Гауди-и-Серра был потомственным кузнецом и медником.

Антонио был младшим из пяти детей в семье. Он родился таким слабым, что родители крестили его сразу же, опасаясь, что ребенок скоро умрет. Вскоре Антонио перенес воспаление легких, после которого у него развился ревматический артрит. Врач давал малышу не более пяти лет жизни. Набожная мать горячо молила Деву Марию о здоровье сына – и тот преодолел роковой возраст и с годами окреп. Но в сравнении со сверстниками мальчик был хилым и не мог участвовать в подвижных играх. Привычным занятием маленького Антонио стало тихое одинокое созерцание природы. Впоследствии Гауди повторял, что все, что нужно архитектору, содержится в природе: форма и структура деревьев, линии волн, гор и облаков.

Несмотря на физическую слабость, Антонио любил помогать отцу в работе. Кованые ограды и причудливые железные детали домов Гауди – все это появилось благодаря навыкам, перенятым у отца.

С двумя близкими друзьями Антонио любил исследовать старинные строения и развалины в окрестностях Реуса. Однажды они добрались до разрушенного в начале XIX века цистерианского монастыря Поблет. Изучая руины и уцелевшие сооружения, Гауди почувствовал, что и сам мог бы создавать прекрасные здания.

В школе Гауди отличался нестандартным мышлением, часто спорил с учителем. В 1869 году 16-летний Антонио и его брат Франсеск отправились в Барселону. Франсеск изучал медицину, а Антонио целых четыре года готовится к поступлению в Провинциальную школу архитектуры, которая во время его учебы превратилась в архитектурный факультет Барселонского университета.

Чтобы оплатить образование сыновей, Гауди-старший продал часть своих владений в Реусе, но и этих денег не хватало. Антонио подрабатывал чертежником у маститых архитекторов: Франсеска Паула Виллара, Жозепа Фонтсере и других.

В 1876-м умерли мать и брат Гауди, а через два года – сестра Роза. Ее дочь Розита и отец Франсеск переехали к Гауди в Барселону.

Первые заказы

Одной из первых известных работ молодого архитектора и дизайнера стали фонари на Королевской площади Барселоны. Вскоре владелец фабрики перчаток Эстеве Комелья заказал Антонио проект витрины для своего павильона на Парижской всемирной выставке 1878 года. Эта витрина заинтересовала каталонского миллионера графа Эусебио Гуэля, который на долгие годы стал другом, заказчиком и покровителем Гауди.

Первым его крупным творением стал Дом Висенс, построенным по заказу фабриканта Мануэля Висенса на барселонской улице Каролинес. Воспользовавшись тем, что Висенс производил керамическую плитку, Гауди обильно украсил ею здание. Впоследствии он часто использовал плитку в декоре.

Работая над проектом, Гауди ловил «подсказки» в окружающей среде: осматривая участок под строительство, он увидел, что тот весь покрыт небольшими желтыми цветами, – и этот образ он использовал в орнаменте. Там же росла и старая пальма, листья которой вдохновили его на дизайн кованой ограды.

Хотя Дом Висенс еще не был таким диковинным, как поздние работы Гауди, но получился ярким и оригинальным, и в нем можно увидеть характерную для нашего героя тщательность в исполнении деталей. Он продумывал все элементы вплоть до мебели и фурнитуры. Гауди не любил делать чертежи, но то была не небрежность, а просто иной способ созидания: часто он проектировал что-то новое прямо на строительной площадке.

Враг прямых линий

Гауди вкладывал в здание больше, чем мог заметить зритель или даже житель этого дома. Его строения – это не только функциональные и красивые постройки, это целое повествование, зашифрованное в камне, кирпиче, железе, керамике. Но это не было интеллектуальной игрой; ученик природы Гауди понимал каждый дом как цельный организм, в котором нет лишних, пустых «клеток» и все элементы дышат и живут, выполняя свою роль.

В ранних домах Гауди еще есть прямые линии и углы, которых он со временем начал избегать: их нет в природе, значит, не должно быть и в его архитектуре.

Надо сказать, что скалы на горе Монсеррат в окрестностях Барселоны имеют странные округлые очертания. Их формы можно уловить во многих строениях Гауди.

Также Гауди отвергал повторяющиеся элементы: в природе не найдешь двух совершенно одинаковых форм, поэтому в его поздних домах нет одинаковых окон, балконов, комнат. Современные дома-человейники, скорее всего, вызвали бы у него обморок.

Поверженный дракон

Со временем фантазия архитектора разгоралась все больше, и даже самый нелюбопытный человек, глядя на его творения, чувствовал, что перед ним не просто дом и что его создатель явно хотел рассказать какую-то историю.

Взять Дом Бальо, созданный для текстильного магната Жозепа Бальо-и-Касановаса в 1906 году, когда слава Гауди была уже велика. Колонны на его фасаде явственно напоминают кости, а в дизайне балконов угадываются черепа. Дом Бальо – это дракон, поверженный святым Георгием, покровителем Барселоны: его изогнутая черепичная крыша – это чешуя, которую пронзает меч святого воина, и башня с крестом – это рукоять меча. Трубы на крыше сделаны в форме когтей дракона, а кости и черепа на фасаде – это останки его жертв. Одни считают, что, воспроизводя этот религиозный сюжет, Гауди говорил о победе добра над злом, а другие – о победе Каталонии над Кастилией. Вторая версия допустима, учитывая, каким пламенным националистом был архитектор.

Настоящий каталонец

Гауди жил в годы так называемого Каталонского ренессанса и был активным сторонником этого движения, суть которого – не только сохранение культуры края, но и противопоставление ее всему «кастильскому», то есть официально испанскому.

Где в современной Москве можно полюбоваться русской архитектурой

С XVI века Кастилия со столицей в Мадриде начала доминировать в испанском государстве, а некогда сильная Каталония оказалась у нее в подчинении. В XVIII веке кастильский диалект стал единственным официальным, а каталанский вытесняется. Но в XIX веке благодаря развитию текстильной промышленности Каталония резко разбогатела и начала «вставать с колен», презрительно поглядывая на отстающую крестьянскую Кастилию. В ответ государство приняло в 1857 году закон Моано, по которому запрещалось всякое преподавание на каталанском языке.

Неудивительно, что горячий и патриотически настроенный Гауди отказывался разговаривать по-испански даже с рабочими, занятыми на его стройках. В старости за нежелание говорить с полицейскими на официальном языке знаменитый архитектор однажды был задержан и провел несколько часов в участке.

У Гауди было несколько проектов в других частях Испании: в Леоне, Кантабрии, Пальме-де-Мальорка. Но мир Каталонии казался ему вполне достаточным: происходящее вне его Гауди не интересовало. Побывав несколько раз за границей, он закрыл для себя эту тему: «Пусть лучше к нам приезжают».

Готика и модерн

В ранние годы Гауди интересовался неоготикой и повторял слова одного из идеологов этого направления, английского искусствоведа Джона Раскина: «Декоративность – начало архитектуры». В архитектуре средневековой Каталонии не было недостатка в готике. Этот стиль, пусть и в своеобразном преломлении, улавливается и в башнях самого известного проекта Гауди – храма Святого Семейства.

Современники считали Гауди новатором, экспериментатором, а порой и эксцентриком. Они удивлялись, узнавая, что сам Гауди думает о себе как о традиционалисте и терпеть не может, когда его причисляют к стилю ар-нуво (модерн). Люди обвиняли его в вычурности и надуманности, а он подчеркивал, что в основе его архитектуры – прагматичность: в построенных им домах всё удобно и разумно. Он твердил, что не изобретает ничего нового и что все уже придумано в прошлом – надо лишь внимательно приглядеться. В поздние годы, став глубоко верующим, Гауди говорил, что его задача – соучаствовать в божественном процессе творения, который никогда не заканчивается. Для этого нужно вернуться к Первоисточнику, а не стараться выдумать что-то неестественное.

Гуэль – человек и парк

Довольно быстро прославившись, Гауди не знал недостатка в заказах – у него появилась возможность придирчиво выбирать, – но главным заказчиком в его жизни стал Эусэбио Гуэль, который, кажется, лучше других понимал Антонио и позволял ему творить, не ограничиваясь никакими сметами. Для друга-магната Гауди сделал Дворец Гуэля, винные погреба, павильоны усадьбы в Педральбесе, родовые крипты и часовни, а главное – знаменитый Парк Гуэль, одну из главных достопримечательностей Барселоны.

Парк возник непреднамеренно: первоначально на его территории собирались построить жилой квартал, но на дорогие земельные участки никто не позарился. Тогда магнат предложил Гауди развернуться как следует и сделать на этом месте парк его мечты. Антонио получил возможность максимально полно воплотить свою идею взаимопроникновения природы и архитектуры.

Гауди создал сказочное многоуровневое пространство и сам стал его обитателем, поселившись с отцом и племянницей в одном из зданий парка.

От гурмана до постника

В молодости Антонио был изрядным денди: он любил хорошо одеваться, обедал в дорогих ресторанах и, что называется, вращался в обществе: его часто можно было увидеть в театрах или на светских раутах. Его услуги архитектора были по карману далеко не всем барселонским богачам.

Блеск и нищета китайской копипаст-архитектуры

Со временем образ жизни Гауди полностью изменился: он стал нелюдимым аскетом. Некоторые считают, что это произошло из-за безответной любви к учительнице Жозефе Моро, но эта неудача была лишь деталью на фоне того громадного духовного переворота, который случился с Гауди в середине его жизни.

Личная жизнь Гауди ограничивалась небольшой семьей: старым отцом (он дожил до 93 лет) и племянницей, доставлявшей немало хлопот, будучи настоящей пьяницей.

После смерти отца и племянницы Гауди стал все больше замыкаться в себе. Начались аскетические подвиги. Однажды знакомые, решив навестить несколько недель не появлявшегося на людях архитектора, застали его в его квартире совершенно истощенным, лежащим в летнюю жару под грудой одеял. При этом Гауди отказывался прерывать пост, и чтобы спасти архитектора от голодной смерти, понадобились увещевания католического епископа.

Саграда Фамилия

Возведение фантастического храма в честь Святого Семейства, по-каталански Саграда Фамилия, стало не только делом всей земной жизни Гауди – оно далеко вышло за ее пределы. Можно вполне сказать, что оно простирается в вечность, ибо некоторые уверены, что собор никогда не будет достроен. Его строят уже 140 лет, и он далек от завершения. Конечно, по меркам истории это не редкость: Кельнский собор, например, строили шесть с лишним веков.

Сначала проектом руководил Франсиско дель Вильяр, но после его отставки дело досталось Гауди. Ему было 30 лет, и в нем еще не было ни капли его легендарной религиозности. Наоборот, Антонио относился к вере и церкви довольно скептически. Но амбиции архитектора заставили его взяться за проект. Гауди еще не знал, что будет строить собор всю жизнь и вместе с храмом будет расти его душа: из насмешливого атеиста он постепенно станет человеком, разговаривающим с Богом и ангелами.

Как обычно, Гауди работал со вниманием к каждой детали, а деталей в случае с этой масштабной постройкой было не тысяча, а миллион.

Саграда Фамилия – народный храм. Его возведение задумано как акт покаяния каталонцев перед Богом, поэтому он возводится исключительно на пожертвования верующих. Пожертвования поступают нерегулярно, из-за чего раньше дело порой шло медленно, а иногда и вовсе останавливалось, как в годы Первой мировой войны. Тогда Гауди сам ходил по домам и улицам, прося денег на храм. Все свои сбережения он вложил в строительство и в последние годы жил прямо на стройке.

Каменоломня

Не сказать чтобы странные работы Гауди вызывали у его земляков единодушное понимание. Его и сейчас принимают далеко не все, а при жизни нашего героя, бывало, разгорались споры. Так было с его последней светской работой – Домом Мила, законченным в 1910 году и сразу прозванным барселонцами Каменоломней. В чем-то они угадали: прототипом дома стала гора Монсеррат, имевшая для Гауди особое значение. На ней расположен одноименный бенедиктинский монастырь с чудотворной статуей Мадонны. Считается, что именно там Антонио однажды получил божественное откровение. По крайней мере, то было какое-то мощное религиозное переживание, после которого архитектор сказал, что будет строить только храмы и часовни, а для светских зданий он будет должен просить разрешения у Девы Марии.

Как сохранить монументальные шедевры советской мозаики в России

Дом Мила стал как раз таким испрошенным светским проектом – впрочем, не совсем светским. Согласно проекту, его должна была венчать 25-метровая статуя Богородицы, но хозяева решили обойтись без нее. Летом 1909-го во время уличных беспорядков, вызванных военным призывом в Каталонии и вошедших в историю как «Трагическая неделя», в Барселоне были разграблены и разрушены 23 церкви и три монастыря. Анархо-синдикалисты и группировки «молодых варваров» вымещали гнев на церковниках. После таких происшествий владельцы Дома Мила решили, что статуя Девы Марии при новых погромах привлечет внимание вандалов.

Дом-гора у Гауди живет и движется. Это впечатление создается множеством изогнутых линий на фасаде. Как и у некоторых других зданий Гауди, на крыше дома расположена прогулочная зона с причудливыми объектами. Сказать, что Гауди особенно внимательно относился к крышам, было бы некорректно, потому что в его домах в принципе не было элементов, которым он бы не придавал особого значения. Но к крышам он относился не так, как большинство архитекторов. Они были для него как вершины гор, поднявшись на которые, человек чувствует себя иначе, чем на земле. К тому же крыши домов – это то, что видят обитатели небес.

Единый заказчик

Формально Гауди строил дома для богатых заказчиков. Фактически многие из них стали всеобщим достоянием, их интерьеры открыты для осмотра туристами. Но многие общавшиеся с архитектором замечали, что, создавая свои строения, он учитывал, что их будут посещать и разглядывать не только люди.

Когда у него спрашивали, зачем он столько усилий тратит на отделку деталей башен, которые человеческий глаз просто не в состоянии разглядеть, он спокойно отвечал: «Но их же будут видеть ангелы». Подход типичный для строителей средневековых готических соборов, но вопиюще нестандартный для нового времени.

Когда же у Гауди интересовались, не переживает ли он, что строительство храма Святого Семейства движется так медленно, он говорил: «Мой заказчик никуда не спешит», – подразумевая, что отвечает только перед одним начальником – Единым и Всемогущим.

Такого человека уже не могли смутить или сбить с пути человеческие пересуды или критика. Кстати, далеко не всегда у Гауди был карт-бланш для его удивительных фантазий. Многие элементы зданий приходилось отстаивать в спорах – так, например, городской совет Барселоны постоянно пытался «отредактировать» Дом Мила.

Последний трамвай

На закате жизни Гауди перестал уделять внимание внешнему – если это только не была внешность Саграда Фамилия. Гауди ходил в рваном заношенном костюме, и его нередко принимали за бродягу. Он шел по улицам, не глядя по сторонам, и даже водителям трамваев приходилось резко тормозить, пропуская бредущего через дорогу отрешенного седобородого старика.

Но вечером 7 июня 1926-го трамвай затормозить не успел – и сбил Гауди. Из-за того, что пострадавший выглядел, как нищий, спасать его никто не торопился – свидетели происшествия не узнали в нем блаженного зодчего. Гауди попал в больницу для бедных, где его через какое-то время отыскали друзья. Но помочь к тому времени было уже нельзя – 10 июня 73-летний архитектор умер. На похороны архитектора собрался чуть ли не весь город.

Около 20 лет назад активисты начали сбор документов и сведений, необходимых для причисления Антонио Гауди к лику святых. Предполагалось, что папа римский Франциск проведет церемонию его канонизации в 2015 году, но этого не случилось до сих пор.

Создавая здания и сады, Гауди будто бы проектировал и строил фрагменты рая на земле. Как верующий человек, он понимал, что для того чтобы настоящий рай пришел на землю, ее жители должны внутренне измениться. У него не было власти менять людей, но была власть менять пространство. Хотя хотелось бы надеяться, что своим искусством он мог преображать не только пространство, но и человеческие души.