– Как получилось, что вы создали новую балетную труппу в аккурат в «смутном» 1990 году?

– За год до этого, в 1989-м, меня назначили хореографом по Кремлевскому дворцу. Здесь тогда танцевала балетная труппа Большого, в наших пропусках значилось: «Большой театр и Дворец Съездов». Но время было трудное. Страна переживала глубокий политический и экономический кризис. И тут руководство театра решает, что впредь танцоры будут выступать только на сцене Большого, а в Кремле не будут. Для меня это случилось неожидано. Я вдруг остался здесь с огромной площадкой, на которой ничего не происходило.

– Разве вы не могли вернуться в Большой театр?

– Нет, ведь мне доверили сцену в Кремле, и я должен был за нее отвечать. Это все равно что стол распилить пополам: у нас не было даже собственной бухгалтерии. Остались только три человека из начальства – я, как главный балетмейстер, главный художник и еще один режиссер, плюс обслуживающий персонал. А вокруг нас царил полный хаос, всем было понятно, что Горбачев не сможет удержать власть, что его свергнут. Никто тогда не хотел или не мог заниматься нашими проблемами. Но нам нужно было как-то существовать дальше, поэтому летом 1990 года мы создали новую труппу. По сути это была безумная идея. Никто не хотел о нас даже слышать, все от нас отмахивались. И мы создали этот театр при нулевом субсидировании со стороны государства.

– Как вам это удалось?

– Мы нашли группу богатых людей, предпринимателей, которые согласились помогать нам в частном порядке. Представьте себе: первые три года мы просуществовали на положении как бы частного театра в стенах Кремля. И я горжусь тем, что мы ни разу не задержали зарплату артистам и нашему персоналу. Хотя в дни перед зарплатой, конечно, у меня не было времени на творческие вопросы, нужно было встречаться с бизнесменами и выпрашивать деньги. Они отрывали эти деньги от себя, жизнь тогда у всех была сложная. Я и сегодня очень им благодарен.

– Кто были ваши благодетели?

– Их много было, и они менялись. Один вдруг становился банкротом, другой, наоборот, мог так же внезапно разбогатеть. О Большом заботилось государство, оно создавало возможности, чтобы балет в Большом театре сохранился. Мы же были вынуждены сами бороться за существование.

– Вам приходилось платить арендную плату за помещения в Кремле?

– Нет, мы заключили умный договор со Дворцом Съездов. Мы сразу же начали готовить спектакли, и Дворец стал получать большую часть кассовых сборов. Иногда мы давали больше 20 спектаклей в месяц. Таким образом, мы еще и помогали Дворцу выживать.

– Сегодня балетная труппа Большого считается самой известной и, возможно, лучшей труппой в мире. Это справедливо?

– Вы знаете, я проработал в Большом театре 25 лет, из них 20 лет как артист и еще несколько лет как директор балета. Поэтому создание новой труппы в Кремле я расценивал как продолжение художественной традиции Большого театра. Сегодня я могу констатировать: в Большом есть действительно великолепные артисты. Но вот репертуар, с моей точки зрения, далек от совершенства.

– Что вам в нем не нравится?

– Мне кажется, в последние годы они потеряли линию русского национального балета, русскую балетную традицию. Балет Большого стал более интернациональным и в результате утратил часть своей национальной идентичности. Я думаю, что каждый балетный театр в любой стране должен сохранять свои собственные традиции. А если мы повсюду будем видеть один и тот же репертуар, то, я думаю, это мало кому будет интересно.

– Как российский балет изменился за постсоветское время? Конкуренция стала жестче?

– Она принимает уродливые формы. Люди искусства сегодня часто испытывают большое давление. Конечно, свою роль в этом сыграл и переход к капитализму – к такой жизни мы исторически были недостаточно подготовлены. Запад прошел долгую эволюционную школу; там складывались законы, а параллельно и вся правовая система. Там были определенные культурные ограничители. Но у нас плавного перехода не получилось. Возможно, нам здесь повезло, потому что мы находимся за стенами Кремля, и на нас здесь очень трудно давить.

– Сцена в Кремле имеет еще и символическое значение?

– Безусловно. Ведь балет – это интернациональное искусство, а не изобретение русских. Французы и итальянцы привезли в Россию балет еще при царе Алексее Михайловиче, и он попал в нашей стране на благодатную почву. Интересно, что первые спектакли тогда тоже состоялись в Кремле. А вы знаете, что почти все главные хореографы Императорских театров были французы – Шарль Дидло, Артур Сен-Леон, Мариус Петипа – или итальянцы, которые привозили в Россию новейшую технику исполнения? Многие так и оставались в России. В годы «железного занавеса» мы не могли ездить за рубеж, и русский балет продолжал развиваться как бы независимо. Но уже начиная с 1957 года, когда Большой впервые выехал с гастролями в Лондон, мы постоянно поддерживали общение с зарубежными труппами. И я надеюсь, что так оно и будет.