Атлантика

«Битва за Атлантику имела решающее значение для всего хода войны. Мы должны были постоянно помнить о том, что все происходящее в других местах – на суше, на море или в воздухе – в конечном счете зависело от исхода этой битвы, и, поглощенные множеством других забот, мы с надеждой и опасениями следили изо дня в день за ее перипетиями» (Уинстон Черчилль, «Вторая мировая война», т. V).

Битва за Атлантику – самая долгая кампания Второй мировой, если не считать японо-китайскую войну. Она шла непрерывно с 3 сентября 1939-го (с момента объявления Британией войны Германии) по 9 мая 1945-го, потребовав от всех сражавшихся сторон огромных расходов и усилий. Роль, которую отводил атлантическому ТВД Уинстон Черчилль, вполне понятна – для островного королевства свободный подвоз ресурсов и готовой продукции по морям означал едва ли не больше, чем для Советского Союза исправное функционирование его железнодорожной сети.

Была ли эта битва столь же важна для руководства Третьего рейха? Отрицательный ответ, исходя из очевидной приоритетности сухопутного фронта, был бы верен, но некорректен. Даже без учета действий немецкого надводного флота битва за Атлантику требовала огромных расходов, не прекращавшихся даже в дни самых жарких сражений на Восточном фронте. В общей сложности кригсмарине использовали 1156 подводных лодок собственной постройки и 14 захваченных иностранных – всего 1170 субмарин, из которых 57 вошли в состав флота до начала войны. Из этого числа 863 подлодки участвовали в боевых действиях, то есть совершили не менее одного боевого похода. 768 лодок были потеряны в ходе военных действий.

С чем можно сравнить эти цифры? Возьмем такой пример. Из числа построенных в годы войны немецких субмарин 703 представляли собой подлодки типа VII. Это основной тип лодок кригсмарине, участвовавший в войне с первого до последнего дня и строившийся в нескольких последовательно совершенствовавшихся версиях. Размеры и характеристики лодок в зависимости от модификации несколько разнились, но усредненно их водоизмещение можно принять за 700 тонн, на каждую лодку уходило более 1000 тонн стали. Таким образом, только на строительство «семерок» Рейх потратил более 700 тысяч тонн металла, причем высокого качества, в отличие от танковой брони, качество которой в последние год-полтора существования гитлеровской Германии заметно просело. На лодках экономить было нельзя: если попадание снаряда в танк во время боя – это вопрос вероятности, то погружение под воду неизбежно для любой субмарины.

Этого количества металла было достаточно для производства более 10 тысяч танков PzKpfw V «Пантера» (также с учетом «перерасхода» материалов) или около 20 тысяч средних танков типа PzKpfw III – PzKpfw IV и самоходных установок на их основе. С учетом того, что общее число произведенных танков этих типов равнялось соответственно 5691 (III), 8686 (IV) и 5995 (V), цифра как минимум впечатляет. Разумеется, такой «стопроцентный» перевод материала с производства лодок на танки был невозможен в первую очередь в силу структуры промышленности, но в целом это вопрос времени, расставленных приоритетов и организационных усилий.

«Масштабы битвы за Атлантику, конечно, нельзя сравнивать с битвами эскадр линкоров и авианосцев на Тихом океане, но массовый выпуск подводных лодок существенно ухудшал военно-экономический баланс Германии, где легированная сталь была одним из дефицитных ресурсов. Напомню, что в СССР танки производили в том числе мобилизованные судостроительные заводы», – отметил в беседе с корреспондентом «Профиля» военный историк Алексей Исаев.

Не менее внушительны и потребности лодок в горючем. На «семерках» военной постройки запас топлива штатно составлял около 150 тонн, а с учетом дозаправок в море со вспомогательных кораблей или подлодок-танкеров субмарина могла истратить за поход 300 и более тонн дизельного топлива, что сравнимо с расходом горючего танковой дивизией той поры с поправкой на то, что немецкие сухопутные войска в основном использовали не дизельное топливо, а бензин. Еще внушительнее эти цифры становятся при учете «больших» субмарин типа IX.

Таким образом, при одновременном патрулировании множества лодок – а на пике боевых возможностей немецкого подплава в 1942–1943 годах в океане могло одновременно находиться более ста субмарин – расход горючего был сравним с его затратами в самых масштабных наступательных операциях сухопутных войск.

Людские потери кригсмарине в битве за Атлантику составили примерно 30 000 человек, или три четверти от общей численности экипажей подводного флота. Сама по себе эта цифра на фоне огромных потерь немецких сухопутных войск невелика. Но если учесть, что подготовка квалифицированного подводника длилась заметно дольше и требовала больше ресурсов, чем для рядового пехотинца, то можно сказать, что гитлеровские сухопутные войска недосчитались десятков тысяч специалистов, которые в случае отсутствия битвы за Атлантику могли бы занять технические или командные должности в артиллерийских частях, танковых и механизированных соединениях.

Разумеется, отказаться от войны на море Третий рейх не мог. Во‑первых, это был единственный (хоть и неудавшийся) шанс всерьез ослабить Великобританию, а во‑вторых, такой отказ просто высвободил бы не менее огромные ресурсы, которые западные союзники тратили на борьбу с немецким флотом со своей стороны. Но именно эти затраты (и потери – 3500 торговых судов, 175 боевых кораблей, более 70 тысяч моряков торгового и военного флота Великобритании, США и союзников) не позволили немецкому командованию более полно использовать промышленные возможности Германии на Восточном фронте.

Небо рейха

«Наиболее чувствительные потери возникли вследствие крупномасштабных мер противовоздушной обороны. 10 тыс. тяжелых зенитных орудий уставились в 1943 году в небо рейха и оккупированных западных территорий. А ведь их можно было бы использовать в России против танков и иных наземных целей. Без второго, воздушного, фронта над нашей родиной наша противотанковая мощь, уже только имея в виду одни боеприпасы, примерно удвоилась бы. К тому же она отвлекала сотни тысяч молодых солдат. Треть оптико-механической промышленности была занята выполнением заказов для приборов наведения противозенитных батарей, в продукции электротехнической промышленности до половины объема занимали радарные установки и приборы связи и оповещения ПВО. Поэтому обеспечение наших фронтовых частей современной аппаратурой, несмотря на высокий уровень развития немецкой промышленности электрооборудования и оптики, было много хуже, чем в вооруженных силах Запада» (Альберт Шпеер, «Воспоминания»).

Бомбардировки Германии стратегической авиацией союзников и в целом войну в воздухе на Западе в традиции отечественной «народной истории» тоже принято оценивать скорее пренебрежительно, в том числе опираясь на мемуары того же Шпеера, а точнее, избирательно их цитируя. Шпеер оценивает потери производства от налетов стратегической авиации цифрой 9%, отмечая, что эти потери были компенсированы расширением возможностей немецкой промышленности. Это соответствует фактам – падение производства военной техники в Германии началось лишь в последние месяцы войны, когда боевые действия шли уже на территории рейха.

Вместе с тем вынесенная в начало этой главы цитата из «Воспоминаний» заставляет вспомнить и о другом аспекте стратегических бомбардировок, а именно: о ресурсах, которые Германия тратила на борьбу с ними и на воздушную кампанию против западных союзников в целом. Зенитными орудиями, их расчетами, боекомплектом и инфраструктурой эти затраты отнюдь не исчерпывались.

«Если советско-германский фронт поглощал самый ценный ресурс Германии, личный состав армии, солдат и офицеров, то Западный фронт, по крайней мере до последних месяцев войны, влиял на технические ресурсы и возможности. Так, мало кто знает, что параллельно с «воздушным мостом» в Сталинград существовал воздушный мост в Африку. Это привело к перенапряжению сил транспортной авиации люфтваффе. Одновременно уже по крайней мере с 1943 года основные силы люфтваффе и основные потери ВВС Германия несла на Западном фронте. В 1944 году количество перешло в качество, и можно смело сказать, что если сухопутным силам Германии сломал хребет Советский Союз, то люфтваффе сломали хребет западные союзники. Происходило это в том числе в формате «ловли на живца» истребителей люфтваффе в ходе рейдов тяжелых бомбардировщиков на Третий рейх. Они вынуждены были атаковать бомбардировщики и отстреливались истребителями эскорта, чаще всего не имея возможности уклониться от боя», – отмечает российский военный историк Алексей Исаев.

Для оценки значимости «западного фактора» в потерях люфтваффе можно сравнить потери немецкой авиации в переломный период Второй мировой, с лета 1942-го по конец 1943-го, исход сражений которого определил дальнейшее течение войны вплоть до капитуляции Германии.

Таблица показывает постепенный перенос центра тяжести войны в воздухе на Запад, при этом по мере активизации стратегических бомбардировок все большая доля потерь немецкой авиации приходилась на силы ПВО рейха. Так, если в январе 1943-го из 458 машин, потерянных немцами в боях против западных союзников, 282 пришлись на Средиземноморский ТВД и лишь 176 – на Западный фронт и ПВО рейха, то начиная с августа того же года на «Запад+ПВО» приходится большая часть потерь немецких самолетов. В ноябре 1943 года этот театр военных действий забрал 529 из 709 потерянных в боях против западных союзников машин, при этом на Восточном фронте в это же время люфтваффе потеряли 194 боевых самолета.

В дальнейшем механизм воздушного наступления союзников перемалывал немецкую авиацию столь же исправно: в 1944 году потери немецких самолетов в боях против англо-американских ВВС стабильно превышали 75% от общего объема потерь. При этом темп потерь был очень высоким – при средней численности соединений люфтваффе в ПВО и на Западном фронте в этот период менее 1400 машин там было потеряно около 14 300 самолетов, то есть состав успел смениться десятикратно. Это означает, что уровень потерь немецких ВВС на Западе относительно их общей численности в 1944‑м был значительно больше, чем у ВВС РККА в самые тяжелые периоды 1941–1942 годов.

Что это значило применительно к боям Великой Отечественной? В частности, то, что, например, в ходе операции «Багратион» ВВС РККА практически не встречали сопротивления в воздухе, и штурмовые авиаполки устроили немецким пехотным и танковым соединениям бойню невиданных прежде масштабов, забив дороги поврежденными автомобилями, военной техникой и телами немецких солдат на десятки километров. Насколько тяжелее было бы завоевание этого господства для советских ВВС в случае, если бы воздушные бои на Западе были хотя бы вполовину менее интенсивными, – вопрос, скорее, риторический.

*****

Данный материал ни в коем случае не ставит своей целью принизить роль Советского Союза и Красной армии в победе над Германией. Эта роль, как уже отмечено, огромна – на Восточный фронт приходится более 75% потерь рейха в войне на суше. Именно там был решен исход войны в целом, завершившейся взятием Красной армией ключевых немецких городов и его сателлитов. Но, помня об этом, мы не должны забывать, насколько мрачной могла быть альтернатива, в которой нашим дедам и прадедам пришлось бы бороться с нацистами один на один.