Владимир Путин почти одновременно представил публике два четырехчасовых эфира: интервью со Стоуном и с народом. Со Стоуном было интересней, хотя тоже не слишком сенсационно. А чего вы о Путине не знаете? Допустим, вы почти ничего не знаете о его семье, и «внук Путина» стал таким же мемом, как «брат Навального». Но положа руку на сердце – чего такого необычного вы ждете? Владимиру Путину после 17 лет во власти трудно чем-то поразить воображение Стоуна, Трампа или российского зрителя.

Но со Стоуном получилось интереснее, потому что ему и его аудитории Путин хотел понравиться, а участникам «прямой линии» – нет, потому что им он нравится и так, а главное, от Стоуна и Трампа он зависит, а от россиян – ни в малейшей степени. И если россияне действительно хотят, чтобы Путин в разговоре с ними был так же интересен, как со Стоуном, то есть рассказывал про внука, Сталина и свои капиталы, они должны стать интересны ему самому. Со Стоуном Путину интересно, и с Трампом интересно, а с россиянами не очень. Понятно, что они будут задавать вопросы трех типов.

Простите, пожалуйста, но у нас протекает крыша (разбиты дороги, нет медикаментов).

Скажите, пожалуйста, когда мы уже завоюем Украину, на которой без нас льется кровь и унижают русский язык?

Тысяча извинений, но почему вы до сих пор терпите всю эту протестную сволочь (школоту, иностранных агентов, нужное подчеркнуть)?!

Все это вопросы не то что глупые, а жалкие, потому что их авторы (и отборщики) стараются сочетать приятность и умеренную льстивость с корыстью, то есть решением своих частных задач. Это просьба о разовых вспомоществованиях и новых имперских утешениях. Все это смертельно надоело даже тем, кто готовит «прямые линии», а участникам и подавно. Вот если бы россияне, как Стоун, задавали Путину ситуативные, психологические или мировоззренческие вопросы, ему было бы интересно. Кстати, насчет протестных митингов тоже уже неинтересно, потому что он все понимает – и еще лучше понимает, что ответить ему нечего, поэтому обе стороны осведомлены об ответе.

Протесты необходимы, но должны находиться в рамках закона. Чего еще вы ждете? Вы его лучше спросите о русской истории, о возможных образах будущего, о семье, а главное – будьте такими, чтобы ему хотелось перед вами блеснуть. Бессмысленно блистать перед людьми, которые все время просят копеечку. Для того чтобы российский президент захотел нравиться россиянам так же, как американцам, им надо просто стать американцами, только и всего.

Что это значит? Посмотрите на Стоуна. У Путина есть свойство разведчиков: он зеркалит собеседника. Со Стоуном он такой Стоун, то есть и дерзкий, и уважительный, и антиамериканский – в смысле враг истеблишмента, друг народа, – и умеренно левый. Я уверен, что в разговоре с Трампом Путин тоже не будет скучен и снисходителен, напротив – изобретателен и даже нагловат; чему-чему, а искусству нравиться собеседнику в наших силовых академиях обучают отлично. И чтобы россияне увидели нового Путина, они сами должны стать новыми – то есть требовательными, серьезными, сосредоточенными, умными и немного левыми. Для народа тоже неплохо быть немного левым, особенно если не дойдет до автомата.

Что для этого нужно? Ну, во‑первых, меньше зависеть от дяди и больше брать на себя; во‑вторых, говорить без запинок и не смотреть в бумажку; в‑третьих, вслух задавать те вопросы, которые выскакивали иногда в правом углу экрана. И то уже огромный прогресс, что их от нас не спрятали. Давайте будем честны: оптимальный вариант для страны – это мирная смена власти, но при выборе из двух вариантов – преемник Путина или новый Путин  – второй предпочтительнее. Говоря о преемнике, я имею в виду утвержденную Путиным провластную кандидатуру. Получится либо унизительная комедия, как с Медведевым, либо диктатура с единственной целью: доказать собственную крутизну, решиться на все, на что Путин не хотел решаться.

Возможен ли новый Путин? Возможен: мы же убедились, что со Стоуном он не такой, как с нами. Вот и станем Стоунами, только без подобострастия. Попробуем с него спросить. Заставим его дать содержательный ответ. Докажем ему, что он имеет дело с равными партнерами. Состоимся хоть в чем-нибудь.

Короче, сделаем так, чтобы на следующем сроке, ежели он на него все-таки решится при столь невыгодных предпосылках и собственной бесконечной усталости, ему было не скучно. Чтобы ему, как в хорошем кино, было иногда страшно, а иногда весело. Тогда и нам будет интересно.