Что помогло России заключить крупнейший оружейный контракт со страной–членом НАТО

Столь крупных контрактов с государством–членом НАТО Москва еще не подписывала. Это единственная в своем роде поставка в страну альянса новейшей системы вооружения. Более 20 лет назад Греция получила российские системы ПВО большой дальности, но тогда изначальным покупателем был Кипр, а сама оказавшаяся не без участия Турции на Крите С‑300 ПМУ‑1 к этому времени новейшей системой не была. Наконец, российско-турецкая сделка по С‑400 по-прежнему оставляет немало вопросов. Даже сейчас, когда первые элементы системы переданы Турции, скептики считают этот контракт всего лишь частью сложной игры Анкары, конечная цель которой – получить расширенный доступ к американским и европейским авиационным технологиям и технологиям систем ПВО. До сих пор есть сомнения в том, что сделка будет доведена до конца. История знает прецеденты, когда даже после передачи трети имущества исполнение контракта останавливалось, имущество возвращалось экспортеру, а сделка аннулировалась. Также остается без ответа вопрос – не слишком ли высоки риски передачи новейшей зенитной системы покупателю, который не задумываясь сольет технологии США или КНР, если сочтет это выгодным для себя?

История российско-турецкого ВТС

Военно-технические связи России и Турции уходят корнями в историю сотрудничества двух революционных режимов – большевиков и кемалистов. Собственно, выживание турецких республиканцев во главе с Ататюрком и успешное отражение ими греческой интервенции в начале 1920‑х отчасти случилось благодаря военной и военно-технической помощи, оказанной большевиками. Ленин и его соратники были равнодушны к гигантским усилиям и огромным жертвам России в ее вековом движении к Константинополю. Сотрудничество двух стран продолжалось на протяжении всех 1920‑х и большей части 1930‑х – до самой смерти Ататюрка в 1938 году, после чего новое руководство Турции чуть было не стало союзником нацистов.

ВТС между двумя странами возобновилось после распада Советского Союза. В 1990‑е Турция получила большое количество вооружения советского производства из Германии, которая сбрасывала доставшуюся ей после объединения с ГДР технику. Немцы передали Турции более 300 бронетранспортеров БТР‑60 и множество легкого и стрелкового пехотного оружия. В 1993 году был заключен и первый контракт с Россией, которая поставила в Турцию около 240 БТР‑80 А. В дальнейшем турецкая жандармерия приобрела для своих нужд несколько транспортно-десантных вертолетов Ми‑17. Серьезного успеха добились российские экспортеры вооружений в 2008‑м, выиграв конкурс на поставку относительно крупной партии противотанковых ракетных комплексов «Корнет-Э».

Важным, хотя и неудачным для россиян, было участие фирмы «Камов» в тендере турецкой армии на закупку боевого вертолета. В 1997 году Турция объявила тендер на закупку и лицензионное производство 145 боевых вертолетов. В конкурсе приняли участие все мировые производители такой техники, хотя фаворитом изначально считался американский Apache. Россияне, бывшие на турецком рынке аутсайдерами, предприняли неожиданный и очень сильный ход – вступили в альянс с израильской компанией IAI, которая, напротив, имела тогда в Турции отличные позиции.

В июне 1997‑го на авиасалоне в Бурже глава камовской фирмы Сергей Михеев переговорил с директором IAI Моше Керетом, а уже в январе следующего года альянс двух компаний подал всю необходимую документацию на участие в тендере. Поначалу предполагалось, что на российскую платформу Ка‑52 с расположением экипажа «бок о бок» будет установлена первоклассная израильская авионика, аналогов которой в России не было. Более того, израильские пилоты, и в первую очередь пилоты-испытатели IAI, имели огромный опыт полетов в горно-пустынной местности и ночью. Достаточно сказать, что шеф-пилот IAI Лиор Параг имел налет в ночных условиях более 2000 часов. Вертолетчиков с таким налетом ночью в России, пожалуй, нет до сих пор, несмотря на вторую чеченскую и сирийскую кампании. Кстати, именно Лиор Параг, будучи опытнейшим летчиком, одним из первых высказал мнение о преимуществе схемы «бок о бок» перед классическим тандемным расположением экипажа в боевых вертолетах.

В августе 1999‑го два вертолета, Ка‑52 и Ка‑50, были с большим успехом показаны в Турции, где выполнили ночные полеты и произвели стрельбы из различных видов вооружения. Ка‑50 продемонстрировал стрельбу из пушки и пуски НАР и ПТУР «Вихрь». На Ка‑52 экспонировалась инновационная кабина с израильской навигационной аппаратурой, жидкокристаллическими дисплеями и очками ночного видения с электронно-оптическим преобразователем второго поколения. Демонстрация оказалась настолько удачной, что сразу сделала российско-израильское предложение фаворитом.

Реакции американцев и их лоббистов среди турецких военных долго ждать не пришлось. Турки внезапно сделали обязательным требование тандемного расположения экипажа, а также потребовали заменить мощную российскую 30‑миллиметровую пушку на французскую 20‑миллиметровую, а российские 80‑миллиметровые НАР на 70‑миллиметровые неуправляемые ракеты натовского стандарта. Камовцы вопреки ожиданиям и надеждам «партнеров» совершили чудо и уже через три месяца представили макет двухместного вертолета Ка‑50–2 с тандемным расположением экипажа.

Тем не менее на первом этапе конкурса в 2000 году победил американский вертолет AH‑1Z Viper. Российско-израильское предложение заняло почетное второе место. До этого момента все вроде бы соответствовало правилам мирового рынка вооружений: турки использовали сильного конкурента (российско-израильский альянс) для давления на фаворита конкурса (американцев), которому в итоге и была присуждена победа. Однако после этого история начала сильно отклоняться от привычных сценариев.

Победив в конкурсе, американцы отказались передавать технологии. Камнем преткновения стал вопрос о лицензии на производство бортовых компьютеров и математического обеспечения. В ответ турки после нескольких лет препирательств в мае 2004 года отказались покупать американскую машину. Однако серебряный призер российско-израильский Ка‑50–2 не занял место дисквалифицированного AH‑1Z. Победитель не был определен, а итоги тендера просто-напросто аннулировали.

В августе того же года тендер был перезапущен. Поскольку отношения Анкары и Тель-Авива к тому времени разладились, россияне продолжили борьбу без участия IAI. Любопытно, что в этом конкурсе американские компании уже отказались принимать участие. Несмотря на беспрецедентно выгодные коммерческие и офсетные предложения российской стороны турки в июне 2006‑го выбрали итальянский вертолет А‑129, на базе которого был создан турецкий вариант Т‑129.

Эпопея с вертолетными тендерами примечательна тем, что уже тогда стал проявляться фирменный турецкий стиль закупок вооружения. Подход турок отличается очень высокими требованиями в сфере передачи технологий, к офсетам, организации производства на территории Турции и обеспечения участия в проекте турецких компаний. Но гораздо важнее другая любопытная особенность – приоритет политической мотивации над военными и промышленно-технологическими соображениями. Следствием этого является изменчивость в принятии решений, в надежности которых нельзя быть уверенным до самого завершения проекта и которые в любой момент могут быть подвергнуты ревизии. Сами же эти решения отличаются неожиданностью. Фавориты конкурсов нередко оказываются в числе проигравших, а победителями становятся не просто аутсайдеры, но порой наиболее экзотические претенденты. Во время тендера на закупку зенитных ракетных систем большой дальности эти черты турецкого закупочного феномена будут воспроизведены с поразительной точностью.

Следует также отметить, что участие в вертолетном тендере дало россиянам бесценный опыт знакомства с турецкими процедурами, конкурсным и офсетным законодательством, а также техническими требованиями и особенностями турецкой бизнес- и политической культуры.

T‑LORAMIDS

В 2009 году в Турции начался тендер на закупку зенитных ракетных систем (ЗРС) большой дальности T‑LORAMIDS (Turkish Long Range Air And Missile Defence System). Как и во время соревнования за право поставить боевые вертолеты, за турецкий заказ ЗРС начали борьбу все мировые производители этих систем. В тендере приняли участие альянс Raytheon и Lockheed Martin с ЗРС Patriot (комбинация РАС‑2 GMT и РАС‑3); европейский консорциум Eurosam с ЗРС SAMP/T (с ЗУР Aster 30 Block 1); китайская Precision Machinery Import-Export Corporation (CPMIEC) с HQ‑9 и, наконец, ОАО «Рособоронэкспорт» с С‑300 ВМ «Антей‑2500».

В то время Россия продвигала на турецкий рынок именно «Антей‑2500», а не сегодняшний бестселлер С‑400, доводка которой еще не была завершена. В частности, еще только предстояло пройти долгий и дорогой цикл испытаний ракеты большой дальности, которая, собственно, и делает С‑400 столь опасной. А производство С‑300 ВМ тогда находилось в процессе запуска благодаря венесуэльскому заказу. Кроме того, эта система уже в то время обеспечивала обстрел целей на расстоянии в сотни километров. Еще одним преимуществом С‑300 ВМ был повышенный противоракетный потенциал. Для участия в тендере T‑LORAMIDS команда специалистов Рособоронэкспорта подготовила огромный объем документации, в которой были полностью учтены очень жесткие требования турецкой стороны по передаче технологий и офсетным программам. В дальнейшем наличие наработок по тендеру T‑LORAMIDS позволит в необыкновенно сжатые сроки подготовить контракт по С‑400, а именно время в этом удивительном, как теперь принято говорить, кейсе будет иметь критическое значение.

26 сентября 2013 года первый акт представления под названием T‑LORAMIDS закончился сенсационным промежуточным финалом. После состоявшегося под председательством занимавшего тогда пост премьер-министра Реджепа Эрдогана заседания департамента оборонной промышленности (Savunma Sanayii Mustesarlıgı – SSM) министерства обороны Турции неожиданно было объявлено о победе ЗРК HQ‑9, представленного на тендер китайским внешнеторговым объединением CPMIEC. Всего планировалось приобрести 12 систем (дивизионов) HQ‑9 предположительной стоимостью $3 млрд. Турки объяснили свой выбор лучшей ценой и готовностью китайцев передать технологии.

Это решение вызвало лавину критики, особенно со стороны американцев, хотя и европейцы тоже были раздражены. На турецкое правительство начали давить по всем направлениям, из-за чего подписание контракта все время откладывалось. В 2014 году стало известно, что турки, не аннулировав формально решение по итогам тендера, ведут переговоры с европейцами о возможной закупке SAMP/T. В октябре 2015‑го, в разгар дипломатического кризиса, вызванного уничтожением турецкими ВВС российского фронтового бомбардировщика Су‑24 М, делегация турецких юристов и экспертов из департамента оборонной промышленности вела секретные переговоры с компаниями MBDA, Thales и сотрудниками DGA (управления вооружений министерства обороны Франции) о приобретении системы ПРО SAMP/T с ЗУР Aster 30 Block 1.

В ноябре того же года появились неподтвержденные сообщения о прекращении турецко-китайских контрактных переговоров (по другим сведениям – о разрыве контракта). По официальной версии, китайская компания, чьи многочисленные представители находились в Анкаре с начала 2015 года, не выполнила своих офсетных обязательств перед турецкими партнерами (компаниями Roketsan, Havesan и Aselan).

С‑400

Ситуация с покупкой ЗРС все еще оставалась неопределенной, когда внутриполитическая обстановка и внешнеполитическое положение Турции внезапно радикально изменились из-за попытки военного переворота в июле 2016 года. После путча резко ослабли позиции преимущественно проамерикански настроенного офицерского корпуса, значительно ухудшились отношения с США и ускорился дрейф Турции от Европейского союза. Наиболее активную роль в попытке переворота играли офицеры ВВС, большинство которых обучались в Америке. Возможно, это обстоятельство повлияло на дальнейшие шаги эмоционального турецкого лидера.

Следствием попытки путча стало среди прочего окончание кризиса в российско-турецких отношениях, от которого к тому моменту устали обе стороны. Отношения между ними значительно улучшились, но все же, когда в июле 2017‑го в прессу стали просачиваться первые слухи о достижении Москвой и Анкарой некоего соглашения по С‑400, это было воспринято как неудачная шутка. Тем не менее 25 июля 2017 года Эрдоган заявил о подписании документов в рамках соглашения о покупке российских ЗРК С‑400. «Поставлены подписи, и, надеюсь, мы увидим ракеты С‑400 у нас в стране. Также мы запросим и совместное производство этих систем», – сказал он.

Эрдоган сообщил, что «годами Турция не могла получить от США того, что хотела» в вопросах о закупке зенитных ракетных систем, и «вынуждена была вести поиски». «И это [договоренности по С‑400] стало плодом данных поисков. Греция, член НАТО, на протяжении многих лет использует С‑300. И что это они [США] волнуются?» – сказал турецкий лидер. Тогда же помощник президента РФ по вопросам военно-технического сотрудничества Владимир Кожин сообщил, что контракт о поставке Турции С‑400 согласован. Наконец в сентябре 2017‑го обе стороны официально объявили о формальном подписании контракта на поставку в Турцию четырех дивизионов С‑400 на сумму $2,5 млрд. При этом 45% суммы оплачивается за счет российского кредита.

Неожиданное решение Эрдогана купить С‑400 вызвало землетрясение на мировом оружейном рынке вооружений. Приобретение таких видов вооружения, как зенитные ракетные системы большой дальности или многоцелевые истребители, – это почти всегда решение политическое. Более того, это почти всегда индикатор геополитической ориентации страны. Монархии Персидского залива могут заказывать в России ПТРК, основные танки, БМП и даже системы ПВО малой дальности. Но если хоть одно аравийское королевство или эмират купит в России многоцелевые истребители или С‑400, это будет означать, что у англосаксов возникли с их традиционными клиентами очень большие проблемы.

Покупка Анкарой С‑400 – это даже не революция на рынке вооружений. Это признак возможного тектонического сдвига в геополитических раскладах. Причем США с присущей им грацией слона в посудной лавке расширяют этот разлом, когда вводят против Турции санкции и блокируют поставку ей своего новейшего истребителя F‑35. Тем самым американцы помогают России расширить список покупателей ее продукции. Подобным же образом эмбарго на поставки американских вооружений в Индонезию и Венесуэлу открыло возможности для проникновения наших оружейников на эти рынки. Задача Москвы теперь – сделать так, чтобы сделка по С‑400 не осталась единичным эпизодом сотрудничества, а само это сотрудничество перешло на более высокий уровень военно-промышленной кооперации. Вариантов такой кооперации может быть множество. Например, локализация в Турции производства российского истребителя пятого поколения Су‑57, раз уже американцы не дают Анкаре F‑35. А затем – почему бы и нет? – присоединение России к турецкому проекту легкого истребителя TF-X.

Сдвиги во внутренней политике и геополитической ориентации Турции порождают робкую надежду, что сделка по С‑400 не только будет реализована, несмотря на американское противодействие, но и станет прорывом, за которым последуют новые масштабные программы.

При этом наиболее вероятными и желательными представляются не поставки военной техники, а организация военно-промышленного сотрудничества. Оно было бы взаимовыгодно: динамично растущая оборонная промышленность Турции способна быть не только реципиентом, но и донором технологий для таких совместных программ. Наиболее амбициозным проектом стало бы присоединение России к программе турецкого истребителя легкого/среднего класса, который должен совершить первый полет к столетию кемалистской революции, то есть в 2023 году. Российские предприятия, КБ и научные институты могли бы внести вклад в эту программу исследованиями в области аэродинамики, предоставить двигатель и бортовую РЛС. А в случае дальнейшего ухудшения турецко-американских отношений и возникновения проблем с поставками или обслуживанием истребителей F‑35 Москва могла бы предложить турецким ВВС наиболее современные российские самолеты, вплоть до истребителя Су‑57. В свою очередь, для России представляют интерес турецкие решения в области беспилотной авиации, в том числе и ударного класса, высокотехнологичные катера и электронное оборудование.

Понятно, что развитие военно-промышленной кооперации по определению предполагает очень высокий уровень доверия и экстраординарную близость (или взаимодополняемость, как в случае России и Индии) военно-политических позиций и интересов. В настоящее время такая близость между Москвой и Анкарой вряд ли существует. Но сценарий дальнейшего политического сближения двух стран не выглядит невероятным. А это значит, что и перспективы расширения российско-турецкого военно-технического сотрудничества после выполнения контракта на поставку С‑400 существуют.