Он не сказал ничего нового, по сути, всего лишь подтвердив, что Пекин продолжает придерживаться прежних взглядов на многосторонние переговоры об ограничении вооружений. В сущности, единственное, что сегодня ограничивает Китай, это Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), подписанный им в 1992 году. Почему же Китай так скептичен в отношении столь благого дела?

Последний из первых

Китай обзавелся ядерным оружием в 1964 году, последним из официальной ядерной «пятерки». Сразу после испытания Пекин сделал главное и, по сути, единственное пояснение к своей ядерной стратегии. КНР приняла на себя обязательство не применять ядерное оружие первой и заявила, что в перспективе этот вид вооружений должен быть уничтожен во всем мире, а обзавестись им Пекин вынудила неблагоприятная международная обстановка.

Несмотря на впечатляющий прогресс в ракетной технике, в начале 1970‑х китайский ядерный потенциал в основном был связан с авиацией: это были свободнопадающие авиабомбы, причем как для дальних бомбардировщиков, так и для тактической авиации. Однако уже к концу того периода ситуация в корне поменялась. Были развернуты первые ракеты средней дальности, позволяющие простреливать большую часть территории СССР и добивать до американских военных баз в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Для них была разработана мощная (по оценкам, до 2,3 Мт) ядерная боевая часть.

В 1982‑м Китай развернул первые свои межконтинентальные ракеты DF‑5, которые позволили ему поставить под удар континентальную территорию США. Модернизированные версии этой тяжелой (183 т) жидкостной ракеты до сих пор стоят на дежурстве в шахтах.

Живость, с которой китайцы экспериментировали в ядерной области, совершенно не соответствует постулируемой ими стратегической скромности. Так, к концу 1980‑х Пекин успешно завершил национальную программу создания тактического нейтронного оружия малой мощности, предназначенного для ядерной артиллерии (как считается, для отражения возможного советского вторжения). Разрабатывались и другие виды нестратегических ядерных вооружений.

Примерно с этого времени резко меняется сама стратегия военного строительства в китайских ядерных силах. Наращивание количества боезарядов постепенно уступает место интенсивному совершенствованию технологий средств доставки.

Уже в конце 1980‑х Пекин ввел в состав флота первую атомную лодку проекта 092 (типа «Ся») с морскими баллистическими ракетами JL‑1 (дальность до 1700–2000 км). Лодка оказалась крайне неудачной и, как полагают эксперты, не пригодной для того, чтобы ходить в боевое патрулирование. Зато к началу 2010‑х Китай построил серию атомных ракетоносцев проекта 094 (типа «Цзинь»), оснащенных ракетами JL‑2 с дальностью до 8000 км. После 2015 года лодки начали регулярно выходить на боевую службу.

Но самое интересное разворачивалось на суше. Китай практически отказался от ядерного оружия авиационного базирования и вложил все силы в создание нового поколения ракет средней, а потом и межконтинентальной дальности. Это были мобильные твердотопливные системы. В 1990‑е появилось семейство ракет DF‑21 с дальностью 1770–2150 км, сейчас они развернуты как в ядерном, так и в высокоточном неядерном оснащении. Дальше пришел черед «китайского «Тополя» – мобильной ракеты DF‑31, последние версии которой имеют дальность до 12 тыс. км. Сейчас разворачивается более крупная ракета DF‑41. Огромной серией начат выпуск «убийцы Гуама» – ракеты DF‑26 с дальностью до 4000 км. Значителен и парк оперативно-тактических ракет с дальностью в пределах 1000 км, впрочем, про них точно неизвестно, предназначены ли они для оснащения ядерными боезарядами (считается, что да).

Параллельно с этим Китай осваивал главную ракетно-ядерную технологию: разделяющиеся головные части индивидуального наведения – до 2000‑х все китайские ядерные ракеты были моноблочными. Причем делалось это примерно теми же методами, что и в развитии остальных отраслей народного хозяйства. В 2000 году после долгого разбирательства американская корпорация Lockheed Martin была оштрафована на $13 млн за передачу в КНР технологии разгонного блока для выведения на целевые орбиты сразу нескольких малых спутников. Комиссия установила: эта технология позволила КНР серьезно продвинуться в создании разделяющихся головных частей. Можно напомнить и целый ряд шпионских историй в России, когда Китай проявлял интерес к системам управления ракет. Сейчас новые китайские ракеты уже несут по несколько боевых блоков достаточно высокой точности.

Сегодня Пекин еще и полноправный участник гиперзвуковой гонки. Планирующий крылатый блок DF-ZF для системы средней дальности DF‑17 успешно испытывается уже несколько лет. Утверждается, что блок может устанавливаться и на межконтинентальные ракеты, что будет означать создание в КНР системы, аналогичной российскому «Авангарду».

К какой войне готовятся?

Пекин продолжает вести себя примерно так же, как и в 1970‑е. Тот период китайской ядерной стратегии некоторые западные эксперты именуют «экзистенциальным сдерживанием» или «сдерживанием через неопределенность». КНР намеренно ничего не сообщает миру о своем ядерном арсенале, лишь подчеркивая, что тот «невелик» и предназначен «для обороны».

Естественно, нет и никаких осмысленных указаний на выбранные Китаем формы боевого применения ядерных сил. Это открывает широкое поле для спекуляций, однако, наблюдая военное строительство КНР, можно сделать определенные выводы. В китайской ядерной стратегии, как она вырисовывается из анализа состава создаваемых вооружений, выделяются два контура: региональный и межконтинентальный.

Первый сначала был направлен против СССР и угрожал американским военным базам в Юго-Восточной Азии, а теперь, по сути, представляет собой гибкое средство сдерживания в пределах Азиатско-Тихоокеанского региона и Евразии. Среди потенциальных противников – США (их военные базы в регионе) и Индия. С Россией вопрос сложный: с одной стороны, есть соглашения с КНР, согласно которым стороны не рассматривают друг друга как военных соперников и не должны нацеливать друг на друга ядерные ракеты (например, договор 2001 года, подписанный в Москве). С другой стороны, ядерная стратегия – область, в которой возможности всегда важнее намерений, а с возможностями у Китая проблем нет.

Второй контур – антиамериканский в самом прямом смысле слова: с 1982‑го Китай может «достать» американцев прямо у них дома, а не на островах Тихого океана, и намерен и далее совершенствовать потенциал ответного ядерного удара, в том числе повышая живучесть своих сил.

Заметим, что китайское ядерное оружие до недавнего времени имело очень невысокую готовность к применению. Так, шахтные ракеты DF‑5 не ампулизированы, т. е. их необходимо заправлять перед стартом компонентами топлива, что отнимает 30–60 минут. По этой причине среди экспертов существует консенсус о том, что ядерные боезаряды от этих ракет отстыкованы и хранятся отдельно.

То есть ничего близкого к той системе дежурства, которая создана в РВСН СССР/России или в наземном компоненте стратегических сил США, в Китае до недавнего времени просто не было – как минимум до конца 2000‑х, когда на вооружение встали мобильные ракеты DF‑31. Они, как считается, развернуты с пристыкованными боеголовками и уже могут считаться более-менее современным средством ответного удара.

Причиной, по которой Китай позволял себе не сосредотачиваться на повышении боеготовности, служит то, что он до сих пор не имеет современной системы раннего предупреждения и ориентировался на так называемый «глубокий ответный удар», наносящийся спустя несколько часов после вражеской атаки. Грубо говоря, Пекину просто было незачем требовать от своих ядерных сил такого времени реакции, поскольку оперативно отследить массовый запуск вражеских ракет он просто не сумел бы, а значит, не имело смысла и пытаться «выбросить» им навстречу из-под удара свои ракеты.

Задача, над которой СССР активно работал в 1970‑е, решив примерно к 1980–1982 гг., встала перед Китаем только сейчас. В 1980‑е КНР пыталась делать большие радары предупреждения о ракетном нападении, но не преуспела, и проект свернули. Возобновили его лишь в последние годы: сейчас строятся новые радары. Вероятно, произойдут изменения и в системе боевого управления ядерными силами, которая должна позволять быструю передачу приказов на применение ракет в ответно-встречном ударе.

Вторая причина исторически невысокой готовности китайских ядерных сил к пуску – международная обстановка. Лишь в последнее время Китай активизировался на внешней арене и одновременно начал испытывать давление со стороны США. В 1990‑е и начале 2000‑х Пекин прагматично встраивался в общий глобализованный миропорядок, не видя смысла лишний раз обострять военно-политические разногласия с Вашингтоном. Сейчас, когда между странами идет торговая война, а в американских стратегических документах Китай официально назван противником, вполне мог встать вопрос и о пересмотре подходов к дежурству ядерных сил сдерживания.

Сколько нужно боеголовок

Впечатляющий прогресс в создании средств доставки не сопровождался кратным увеличением ядерного арсенала. Китайские запасы ядерного оружия уже 25–30 лет назад застыли в районе 200–300 боезарядов и растут очень слабо. По крайней мере, таковы официальные консенсусные оценки экспертов по контролю над вооружениями и военной разведки США: около 300 единиц.

Сколько их на самом деле, никто не знает – Пекин информацией не делится. Это создает почву для возникновения различных домыслов, порой анекдотических.

В 2011‑м Филипп Карбер, один из американских исследователей ядерного оружия, опубликовал работу, в которой утверждал, что в Центральном Китае выстроена разветвленная система скальных укрытий длиной до 3000 миль (4800 км), в которых Пекин хранит огромные запасы ядерного оружия. По мнению Карбера, миля укрепленной горной проходки стоит примерно как один ядерный боезаряд, а стало быть, и связываться с ней имеет смысл только при сопоставимом объеме хранения: 3000 боеголовок. Для получения таких цифр он перерисовал известные графики накопления Китаем ядерного оружия: решительно отверг общепризнанное «плато» 1980‑х, когда Пекин перестал наращивать арсеналы, и смело продлил в 2010‑е темпы первоначального производства ядерных боеприпасов в Китае в 1960‑е–1970‑е.

Карбера высмеяли. Причем дотошные специалисты нашли источник его вдохновения (анонимное сообщение в новостной интернет-рассылке 1995 года) и с калькулятором в руках показали, что в Китае просто нет такого объема оружейных расщепляющихся материалов. Правда, последний аргумент довольно скользкий, поскольку построен на косвенных оценках. Но если о том, владеет ли Китай 300 зарядами или 900, еще можно спорить, то разговоры о 3000 зарядах лишены всякого смысла.

Анекдот анекдотом, но система укрытий действительно сооружалась в Китае как минимум с 1985‑го. Для чего-то же она нужна? В принципе, ответ дают в том числе и китайские эксперты, работающие на Западе. Скальные укрытия рассматриваются как место для защищенного развертывания мобильных пусковых установок в угрожаемый период. Поскольку общая готовность китайских ракетных сил к немедленному пуску невысока, то велик шанс потерять их все при высокоточном первом ударе противника. Поэтому в случае обострения военной угрозы их можно «загнать в пещеры», чтобы, во‑первых, сохранить хотя бы часть, а во‑вторых, ясно дать понять противнику, что возмездия избежать не получится.

Во имя бесконтрольности

«Многостороннее разоружение? Нет! – решительно заявляют в Пекине. – У нас мало ядерных боезарядов, меньше, чем у вас. А сколько – мы не скажем, потому что вы используете эту информацию в своем планировании и подорвете наш потенциал ответного удара». (Тут эксперты в России и США закатывают глаза, поскольку озвученное утверждение не соответствует практике, но пробить защиту китайцев, годами повторяющих одно и то же, еще никому не удавалось.)

Далее Пекин, как правило, переходит в наступление. «Да, мы готовы рассмотреть вопрос ограничения наших ядерных вооружений, но лишь когда Америка и Россия сократят свои арсеналы до нашего уровня (а каков он, мы вам не скажем)». «Политико-пропагандистский прием», как характеризовали подобное поведение в МИД СССР. Или заявка на жесткий и бескомпромиссный торг, своего рода предложение удивить Пекин щедрыми уступками.

Размер арсенала – аргумент сильный. Примерно 300 китайских боезарядов против оперативно развернутых 1600–1800 стратегических боеголовок у США и России (приведены не «зачетные» параметры Пражского договора СНВ, где к каждому тяжелому бомбардировщику приписано строго по одному боезаряду, а реальные: самолет может нести и несколько ядерных крылатых ракет, находящихся рядом, на авиабазе). Но при этом у России есть значительный арсенал тактического ядерного оружия (до 1800–2000 единиц, по американским оценкам), у самих Штатов есть еще 200 тактических ядерных авиабомб. Кроме того, на складах у обеих стран лежит еще по 2–3 тыс. боеготовых зарядов, не считая примерно такого же количества старых «физических пакетов», снятых с вооружения и предназначенных для утилизации. Тут даже с натяжками имени Карбера никакого паритета не получится и близко, что уж там говорить о реалистичных оценках выпуска ядерного оружия в Китае.

И аргумент американцев, с которым они выходили из Договора о ракетах средней и меньшей дальности (ДРСМД), лишь добавляет беспокойства Пекину. А США, напомним, требовали включить Китай в этот режим. Региональное сдерживание КНР обеспечивает во многом как раз с помощью ракет средней дальности, так что Пекин совершенно не готов допускать тут какие-то ограничения. А именно на них и нацелились американцы (заметим, что китайские межконтинентальные ракеты в США как будто игнорируют).

При роспуске ДРСМД и почти объявленном уже развертывании американских ракет средней дальности в Восточной Азии перед Пекином возникает дилемма: или включаться в гонку вооружений по типу начала «евростратегического кризиса» с «першингами» в начале 1980‑х, или идти на компромиссы (по типу того же кризиса, но уже в конце 1980‑х). Здесь Китай с легкость представляет себя в роли СССР времен холодной войны, когда тот, ощущая себя обложенным со всех сторон, упорно (и в итоге безрезультатно) увязывал вопрос об американском ядерном оружии передового базирования с продвижением по линии ограничения СНВ.

Далее, при количественном росте собственных СНВ (а теперь это уже, видимо, неизбежно) Китай довольно быстро придет к наблюдаемому количественному паритету с США и Россией, после чего аргумент про «малый» арсенал перестанет действовать. На самом деле он не работает и сейчас: достаточно вспомнить, что в Великобритании и Франции вдвое сократили ядерные арсеналы после холодной войны, хотя они на порядок уступали США и СССР по числу боезарядов.

Наконец, в «гиперзвуковой» лиге Китай конкурирует наравне с Россией и США. Переговоры по этим видам наступательных вооружений необходимы и неизбежны. И в этой нише КНР не удастся отделаться словами о несоразмерности ее потенциала: все в равных условиях.

Вся эта логика понятна и прозрачна. Но вывод из нее, к сожалению, минорный: Китай в ближайшее время не пойдет ни на какие переговоры по контролю над вооружениями. И то, что американцы так зацепились за необходимость участия Пекина, имеет свое объяснение: США не заинтересованы в дальнейшем ограничении своих вооружений даже на двухстороннем треке с Россией.

Однако Китаю тоже не позавидуешь. Он стал слишком большим и мощным, чтобы продолжать «держаться в тени и копить силы», и теперь должен принять на себя обязательства, подобающие статусу сверхдержавы. Но при этом Китай по-прежнему не очень уверенно чувствует себя «в свете софитов» на международной арене. Весьма интересно будет наблюдать за тем, как Пекин будет устранять это противоречие.