Официальная историография Российской империи сделала все, чтобы скрыть причины той внутренней вой-ны. Разумеется, навязанную сверху церковную реформу Романовская научная школа в качестве причины разгоревшихся конфликтов рассматривать не могла. О религиозном расколе вообще старались упоминать как можно реже. Достаточно почитать Василия Ключевского или Сергея Соловьева, чтобы увидеть, насколько мизерно то внимание, которое уделяли ему маститые профессора. В их глазах сопротивление благим церковным преобразованиям – удел незначительного числа невежественных фанатиков, обитавших в маргинальных нишах. В советский период проблематика религиозного раскола второй половины ХVII века также не приветствовалась, прозябая на периферии исследовательского поля.

Сегодня, конечно, ситуация изменилась, и та трагическая страница нашей истории привлекает все больший интерес. Его поддерживает круг ученых и энтузиастов, популяризирующих исторические, этнографические и краеведческие аспекты. Учитывая сделанное ими, на повестку дня выдвигается новое прочтение церковной реформы и прежде всего та глубокая враждебность, с которой она была встречена в различных слоях общества. Масштабы народного недовольства, смятение низшего духовенства, брожение в верхах – все эти потрясения, объединенные знаменами старой веры, будет справедливым определить не иначе как гражданская война. Именно это понятие, на наш взгляд, лучше всего применимо к череде бурных событий, вызванных Большим собором 1666–1667 годов.

Книги раздора

К этому времени серьезный очаг сопротивления уже тлел на севере, где располагался знаменитый Соловецкий монастырь. Это крупный духовно-культурный центр России, покровительство которому оказывалось государями, начиная с Василия III. В обители собрано богатейшее книжное собрание, со всех уголков страны туда устремлялись паломники. Прекрасно укрепленные Соловки имели также и военное значение, являясь оборонительным форпостом региона. Могущество монастыря опиралось на его экономическую мощь, складывавшуюся из разнообразных доходов и обширных земельных угодий между реками Онега, Кемь, Выг.

В признанном духовном центре – хранителе благочестия – критически отнеслись к церковным новшествам, заявленным собором 1654 года. Неприятие усилил тот факт, что их инициатором выступил Никон. Его здесь очень хорошо знали, поскольку до избрания патриархом тот с 1649 года возглавлял Новгородскую епархию, в ведении коей находился монастырь. Никон сразу предпринял атаку, пытаясь урезать давние привилегии Соловков. Принадлежность к кругу, заправлявшему на тот момент церковной жизнью, позволила ему получить право суда в обители, ранее неподсудной Новгородскому митрополиту. Кроме того, из монастырской библиотеки изъяли некоторые книги и ценности, что породило резкое недовольство.

Репутация Никона среди многочисленной братии, мягко говоря, оставляла желать лучшего, а потому неприятие преобразований, провозглашенных под его эгидой, легло на хорошо подготовленную почву. Было решено проигнорировать московские указания, ничего не изменяя в богослужебной практике. Кроме того, монастырь вскоре посетил Иван Неронов, превратившийся в одного из главных оппонентов церковной реформы; ему устроили торжественную встречу, что не осталось незамеченным в столице. Первые новопечатные книги (служебники, скрижали и др.) доставили на Соловки лишь к 1657 году, но там наотрез отказались их использовать.

Последовавшее вскоре удаление Никона восприняли как хороший знак, тем более что власти решили действовать осмотрительно и не оказывать прямого давления на монастырь. Был выбран другой путь: в это время скончался прежний настоятель обители, и на его место утвердили избранного братией архимандрита Варфоломея. Перед ним и поставили задачу аккуратно, постепенно перейти на исправленные книги. Варфоломей взялся это реализовывать, чем быстро нажил немало врагов. Тем не менее он сумел сколотить небольшую так называемую промосковскую партию, изъявлявшую готовность развернуться в сторону новых обрядов. Время до Большого собора 1666–1667 годов протекло в позиционной борьбе между враждовавшими группами.

Подчеркнем, противники реформы в монастыре питали надежды, что предстоящий собор может отменить ненавистные никоновские новины. Во всяком случае, отправившегося туда настоятеля снабдили соответствующей челобитной, где обстоятельно изложили все доводы в пользу старой практики. Причем Варфоломей, отправляясь в путь, «забыл» взять послание, и его нагнали с ним уже у Вологды. Однако тот, проявляя осторожность, не торопился оглашать петицию в Москве. И, как выяснилось, не напрасно: собор планировал устроить судилище старообрядчеству с целым букетом обвинений и проклятий.

Вовремя сориентировавшись, Варфоломей предъявил челобитную уже как улику против оппозиции в Соловках. Но там тоже не дремали и доставили еще одно заявление с целью дискредитировать перед центральными властями самого архимандрита. В Москве постановили разобраться в этой ссоре на месте и направили в монастырь специальную комиссию, которая уяснила, что сама собой ситуация не уляжется. Сводить все только к личностной неприязни основных действующих лиц, как это делали ранее, было признано ошибкой. Смена настоятеля и удаление его противников ровным счетом ничего не давали: конфликт отражал глубинные противоречия в оценке самой реформы. К середине 1667 года все осознали, что открытого противостояния избежать не удастся.

Островок благочестия

Началом восстания стал отказ принять нового архимандрита Иосифа, присланного из Москвы. К его приезду монастырская братия на общем собрании приняла еще одну челобитную на имя царя. В ней уже в крайне резкой форме говорилось о дьявольском происхождении новых книг, проводилась идея страдания за веру. Рим, Константинополь, Москва пали, а потому единственным местом, где обитает истинное благочестие, остаются Соловки.

Монахи писали: «Не присылай, государь, напрасно к нам учителей, а лучше, если изволишь книги менять, пришли на нас свой меч, чтобы переселиться нам на вечное житие». Примечательно, что челобитная взывала к авторитету не только соловецких чудотворцев Зосимы и Савватия, но и вспоминала Михаила Романова с Филаретом. Правительство расценило послание как ультиматум и в ответ выслало войска, запретило подвоз продовольствия: началась блокада обители, произошли первые вооруженные столкновения.

Однако установить блокаду при благожелательном настрое крестьянства оказалось довольно трудно. Местные жители постоянно подвозили припасы, крестьян периодически вылавливали, но те ссылались на хозяйственные дела, связь же с мятежниками отрицали. Некоторые просто перебегали к ним, вливаясь в ряды обороняющихся, чье количество достигало 700 человек. По деревням и селениям зачитывали указ, отписывающий вотчины монастыря на царя, но крестьяне продолжали снабжать осажденных. Огромный духовный авторитет старинной обители, складывавшийся столетия, уничтожить росчерком пера было невозможно. Сочувственно относилась к восставшим и часть царского войска, состоявшего на первых порах преимущественно из стрельцов – архангельских, холмогорских, кемских, вологодских, – все они не отличались желанием воевать с монастырем.

Продолжавшаяся в течение нескольких лет осада не приносила ощутимых результатов. Соловецкий монастырь превращался в дестабилизирующий фактор для обширного северного региона. Оттуда потоком лилась пропаганда против церковных новшеств, раздавались призывы сжигать новые книги, ломать четырехконечные кресты, кои называли «латинским крыжем», уничтожать даже утварь с их изображением. Вместо царя и патриарха начали молиться за здравие православных архиепископов, т. е. за тех, кто не принял реформу. Осажденные также впервые ввели не только религиозные, но и бытовые разграничения между «верными» и «неверными», вплоть до выделения последним особой посуды. Требовали перекрещивать греков и киевлян, а находившихся в монастыре ссыльных украинцев изолировали от остальных.

Разочарование итогами Большого собора дало толчок к формированию беспоповской идеологии, превратившейся затем в ведущий народный религиозный тренд. Ее начала были разработаны одним из книжников Соловков – Герасимом Фирсовым. В своем «Трактате о двуперстии» он заключил: если духовные наставники погрешат против веры и будут прельщать ересями, то это не пастыри, а лжеучителя, противопоставляющие себя христианским идеалам благолепия. Вину за смущение церкви Фирсов полностью возлагал на верховных иерархов, а также на тех священников, которые не проявили решимости в отторжении зла. Как установили специалисты, беспоповская практика постепенно утверждается в монастыре: чтение текстов перешло от священников к верующим, последовали изменения в исповеди, в погребальном обряде и т. д.

Падение твердыни

Несложно понять, что все происходящее вызывало у властей не только раздражение, но и серьезную тревогу. Соловецкий мятеж, учитывая поддержку населения, мог длиться долго. Поэтому ликвидация этого очага смуты превращается в неотложную задачу правительства. В сентябре 1673 года от командования осадой отстраняются воеводы Волохов, а затем Иевлев, чьи действия признаны неэффективными. На смену им приходит новое руководство в лице И. Мещеринова, хотя в действительности его фамилия была Мещерский. Этот персонаж был преисполнен решительности и жестокости по отношению к восставшим. Численность войска увеличивается в два раза за счет стрельцов из других регионов.

Боевые действия разворачиваются теперь по всем правилам военного искусства. Мещерский приказывает спустить часть воды из озер, расположенных у монастыря, чтобы обмелить колодцы. При обстреле применяет зажигательные ядра, возводит срубы для проведения атак, начинает рыть несколько подкопов под башни. Активизация осады приводит к брожению среди оборонявшихся, некоторые предлагают свернуть сопротивление, начинаются побеги. Массированный штурм конца декабря 1673 года восставшие смогли выдержать, но после него боевой настрой заметно снизился. Один из покинувших обитель монахов, попав в руки к царским войскам, указал, где в стене одной из башен есть плохо заделанная калитка.

В ночь на 22 января 1674 года пятьдесят стрельцов пробрались через нее внутрь и открыли ворота для основных сил. После непродолжительного сопротивления монастырь пал. Многие отмечали, что ворвавшиеся вели себя, как на захваченной вражеской территории: казна, библиотека, ризница были разграблены. Особенно отличился на ниве грабежа Мещерский, увезший на лодках большую часть добра. Кстати, за это он подвергся тюремному заключению, а следствие тянулось несколько лет. Присматривать за разгромленной обителью Москва направила другого воеводу, В. А. Волконского, чья ненависть к раскольникам также не вызывала сомнений.

Кроме того, соловецкий штурм не принес ничего хорошего и Алексею Михайловичу: на следующий день после него царь серьезно заболел и через неделю скончался. Позднее в старообрядческой среде бытовала легенда, что, почувствовав себя плохо, он «познал» свое преступление и посылал приказ «отменить взятие». На самом же деле перед смертью, как сегодня хорошо известно, царь вспоминал не о погубленном им монастыре, а о «друге» Никоне, желая попросить у того прощения.

После этих событий Соловки быстро затухают, превратившись из видного духовного центра в самую заурядную обитель. Отстроенная на новый лад церковь явно не стремилась лишний раз вспоминать о той трагической странице. Зато в народной памяти соловецкая оборона навсегда осталась символом мужества и стойкости в отстаивании своих взглядов.

Как убеждала людская молва, защитники знаменитого монастыря обосновались в легендарном Беловодье, где должно утвердиться истинное Царство Божие. Непосредственным преемником Соловков стала, как известно, Выговская беспоповская пустынь, основанная культовыми фигурами староверия – братьями Денисовыми. Один из них – Семен – навсегда запечатлел народный подвиг в труде «История об отцах и страдальцах соловецких».