Ему, как мало еще кому, подходят определения «государственник» и «патриот» – слова, до неузнаваемости изуродованные современной пропагандой. Он был принципиален, но отказ от конструктивного компромисса считал «контрпродуктивным» (одно из любимых словечек). Его поддержали коммунисты, но через некоторое время и Гайдар с удивлением говорил о том, что правительство Примакова было самым либеральным за постсоветскую историю. Именно в это время экономика, вынырнув из дефолта 1998 года, стала быстро набирать ход.

С трезвым взглядом, без начальственной фанаберии, с чувством собственного достоинства… Он оппонировал США и одновременно умело выстраивал диалог, пользуясь абсолютным доверием всех партнеров по переговорам к своим словам и делам. Чего стоит хотя бы история со звонком-предупреждением Альберта Гора накануне бомбардировок Югославии. Кстати, Примаков потом с удовольствием повторял шутку Николая Фоменко про то, что «не всякий премьер долетит до середины Атлантики».

Был. Печально и больно, но ушел по-настоящему крупный человек. Примаков был у всех на виду и тем не менее окружен тайной, парадоксальным образом малоизвестный и недооцененный. Он презирал демагогию, с удовольствием общался с журналистами, но не любил выносить сор из избы, предпочитал тихо и неоскорбительно разбирать недоделки своих подчиненных. И он же стоял за многими экономическими и политическими достижениями в стране, конструируя их из людей и идей, но ради достижения результата легко наступал на горло собственной песне и не афишировал своей роли и своих заслуг.

Казалось бы, он фиксировал всю свою жизнь в книжках, которые были его исповедальней. Однако исповедальней специфической, недоотворенной. Так сложилась жизнь, и такое место он в этой жизни занимал, что до ее конца он так и не мог по-настоящему открыться и рассказать о подоплеке важнейших событий эпохи.

Еще предстоит оценить его декабрьскую речь в Меркурий-клубе в 2014 году, которая выглядит как своего рода политическое завещание. Лейтмотивом которого было «за мир и против ксенофобии». Он предлагал собеседнику понятную ему аргументацию. И часто те, кто не умел его понять, принимали за чистую монету форму, а не содержание высказываний. Всякий раз хотелось крикнуть: «Ну посмотрите же, что в сухом остатке, за словесной шелухой!»

А как он умел поднять настроение своими мудрыми шутками-притчами, всегда уместными и точными. И к своему нездоровью он относился философски: много работал и не жаловался. Как-то на вопрос «Как вы себя чувствуете?» он со своим вкусным кавказским акцентом, оставшимся на всю жизнь со школьной поры в Тбилиси, увел разговор от обсуждения болячек одной смешной репликой: «Доренко был бы счастлив».

Он жил с чувством товарищества, заступался за друзей и просто достойных людей. Помогал тихо и незаметно. Какие выдающиеся ученые, например, стали выездными еще во времена советской власти благодаря ему. Те, кому на какое-то время повезло быть рядом, будут нести этот подарок судьбы до конца жизни…