Список предъявляемых Ли Мён Баку обвинений в последние недели растет неплохими темпами. Сейчас его, в частности, обвиняют в нецелевом использовании денег из спецфондов южнокорейской разведки, получении крупных платежей от бизнесменов, которые потом назначались на важные посты, сокрытии собственности. Пока, впрочем, основную роль в списке прегрешений бывшего президента занимает дело принадлежавшей ему, но зарегистрированной на имя его брата компании, немалые юридические издержки которой оплачивались – предположительно, по «просьбе» экс-президента – крупным корейским бизнесом.

Для того чтобы понять подоплеку происходящего, надо представлять себе ситуацию в южнокорейской политике последних десятилетий. Вот уже тридцать лет ее определяет противостояние двух стабильных лагерей. С одной стороны – левые националисты или, скорее, левоцентристы умеренно-националистического толка, а с другой – консерваторы. В этом году у власти опять оказались левые националисты, которые до этого десять лет, с 2008-го по 2018‑й, находились в оппозиции. Их лидер – нынешний президент Мун Чжэ Ин, главный вдохновитель кампании против Ли Мён Бака.

И у Мун Чжэ Ина, и у его сторонников из левонационалистического лагеря есть резоны для того, чтобы изо всех сил стремиться отправить 77‑летнего Ли Мён Бака в тюрьму. Когда в 2008‑м левые националисты проиграли выборы консерваторам и президентом стал Ли Мён Бак, он сразу же начал расследование коррупционных дел, связанных с работой кумира левых националистов Но Му Хёна, занимавшего пост президента Кореи в 2003–2008 годах. Расследование вскоре показало, что семья Но Му Хёна была замешана во взяточничестве, а через какое-то время стали появляться данные о том, что и сам президент, скажем так, имел к этому некоторое отношение. После этого Но Му Хён покончил с собой.

Бросившись со скалы, экс-президент из «почти разоблаченного мздоимца» в одночасье превратился не только для своих сторонников, но и для большинства сограждан в мученика. В Корее самоубийство воспринимается очень серьезно, и консерваторы, хотя и мечтали поквитаться с противником, были вынуждены закрыть дело и против покойного, и против его семьи – любой иной вариант общество бы не приняло. С другой стороны, для левых националистов и их сторонников Но Му Хён стал жертвой консерваторов, и теперь о мести мечтали уже левые. Придя к власти, они немедленно приступили к осуществлению своих планов.

Надо сказать, что работа у южнокорейских президентов всегда была опасной: мало кто из былых обитателей Голубого дома – таково официальное название резиденции главы государства в Сеуле – после отставки наслаждался спокойной старостью в кругу семьи. Пожалуй, чтобы понять степень риска, с которым связана работа президента Республики Корея, имеет смысл вспомнить, что случилось с предшественниками Мун Чжэ Ина.

Первый (1948–1960) президент Ли Сын Ман, правление которого постепенно превратилось в единоличную диктатуру, был свергнут революцией (вполне «майданного» типа, кстати) и окончил свои дни в изгнании в США.

Сменивший его президент Юн Бо Сон (1960–1961) был свергнут в результате военного переворота. Он прожил остаток жизни в Сеуле, но в тюрьме все-таки посидел, хотя и совсем недолго.

Третьим президентом стал генерал Пак Чжон Хи (1961–1979). При нем Корея совершила экономический рывок, по масштабам не знающий аналогов в мировой истории. Однако Пака это не спасло: несмотря на стремительное увеличение уровня благосостояния граждан, в стране стало нарастать недовольство. Дело шло к новой революции, но до того, как она случилась, Пак Чжон Хи был убит начальником собственной охраны.

Четвертый президент, Чхве Кю Ха, ни на что не претендовал и хотел быть просто технической фигурой. Сдав при первой возможности дела, он спокойно и без проблем дожил дома до 87 лет. Возможно, опыт предшественников его чему-то научил.

Пятым президентом (1981–1987) стал генерал Чон Ду Хван, расчистивший себе дорогу в Голубой дом силой оружия и правивший как диктатор. В годы его президентства коррупция разрослась до невероятных масштабов. Кресло главы государства Чон Ду Хвану пришлось оставить в результате нового сеульского «майдана» в 1987 году. Ему гарантировали неприкосновенность, и первое время после отставки экс-президент провел, живя отшельником в горном монастыре. Однако через несколько лет победившие демократические силы, наплевав на данные обещания, отправили Чона под суд. Он был приговорен к смертной казни, которую заменили на тюремное заключение с конфискацией незаконно полученного имущества. Такового имущества у президента обнаружилось на сумму $200 млн.

Шестым президентом (1988–1993) стал Ро Дэ У, который в итоге оказался обвиняемым на одном процессе с Чон Ду Хваном. В его случае суммарный размер коррупционных накоплений составил $260 млн.

На смену ему (1993–1998) пришел Ким Ён Сам, бывший лидер демократической оппозиции военным диктаторам. С ним ничего дурного после отставки не случилось, но вот его сын, бравший взятки за лоббирование тех или иных решений в отцовской администрации, в тюрьму сел.

Восьмым президентом (1998–2003) стал Ким Тэ Чжун, тоже бывший диссидент и соратник Ким Ён Сама. С Ким Тэ Чжуном случилась похожая история: сам Ким спокойно дожил свои дни в отставке, но вот два его сына были осуждены по обвинению в коррупции.

Девятым президентом (2003–2008) стал Но Му Хён, покончивший с собой, когда к нему стали подбираться следователи.

Десятого президента, Ли Мён Бака, как мы уже говорили, в ближайшее время почти наверняка ждет тюрьма. А сменившая его Пак Кын Хе, президент Кореи в 2012–2017 годах, уже находится под арестом, ожидая приговора опять-таки по неплохо доказанным обвинениям в коррупции (правда, похоже, что деньги присваивала не она, а люди из ее ближнего круга).

Таким образом, налицо явная и крепкая традиция: если южнокорейскому президенту удавалось не стать жертвой заговорщиков или революционеров, то уж отставка почти всегда означала следствие, арест и тюрьму (если не для самого политика, то для его близких).

При этом, правда, надо иметь в виду: многое из того, что кажется на первый взгляд коррупцией, в действительности оказывается более сложным явлением. Любой южнокорейский политик нуждается в деньгах для финансирования избирательной кампании, при этом официальные лимиты на использование средств в ходе кампании являются абсолютно нереалистичными. Нужны деньги и для оплаты аппарата. Например, пожелавший остаться анонимным источник в аппарате южнокорейского парламента сообщил, что на содержание аппарата рядовому депутату парламента надо тратить не менее $300–400 тысяч в год, в то время как официальные субсидии составляют лишь $100 тысяч, а получение частных пожертвований затруднено или невозможно. Стоимость избирательной кампании также превышает официальные лимиты в несколько раз.

Понятно, что относится это не только к парламентариям, но и к президентам. Значительная часть «неофициально» полученных ими денег используется не на личные нужды, а на нужды партии. Конечно, и про свой карман президенты и депутаты не забывают (скорее всего, относится это и к ожидающему отправки в узилище Ли Мён Баку), но по большому счету в Южной Корее весьма затруднительно заниматься политикой, не имея в распоряжении достаточно больших средств, получить которые законным путем невозможно. Таким образом, если расследование проводится достаточно серьезно, на любого действующего южнокорейского политика можно найти компромат.

В последнее время к этой старой традиции примешивается вкус личной мести. После самоубийства Но Му Хёна левые националисты превратили достаточно неудачливого и не очень популярного среди населения президента в настоящую икону. Сведение счетов с Ли Мён Баком, затеявшим расследование, итогом которого стало самоубийство Но Му Хёна, в последние годы было для них идеей фикс. Эту мечту они сейчас с энтузиазмом и реализуют, заодно отправив в тюрьму и Пак Кын Хе, другого экс-президента от консервативных сил.

Теперь, однако, о реванше мечтают и консерваторы. Если прогуляться по центру корейской столицы в субботу, обычный день для массовых шествий в Сеуле, легко натолкнуться на очередную демонстрацию консерваторов. Участники этих манифестаций обвиняют нынешнего президента Мун Чжэ Ина во всех мыслимых грехах, включая и государственную измену, требуют немедленного закрытия дела Ли Мён Бака и оправдания находящейся в тюрьме Пак Кын Хе и, конечно, обещают обитателям Голубого дома, что за все злодеяния их ждет суровая и неотвратимая кара.

Любопытно, как на эти заявления консерваторов реагируют рядовые сторонники нынешней власти, не слишком осведомленные о финансовой кухне корейской политики. В разговорах они отвергают саму мысль о том, что на их любимого Мун Чжэ Ина и его окружение (состоящее, само собой, из непреклонных борцов за все хорошее) может обнаружиться какой-то компромат. Многие из них добавляют, что о возвращении консервативных сил к власти не может быть и речи, так что все их угрозы, конечно же, основанные исключительно на вымыслах и клевете, никогда не будут претворены в жизнь.

Понятно, что это не так. Структурные проблемы, которые делают коррупцию неизбежной частью корейской политики, никуда не делись, а избиратели расколоты примерно поровну между сторонниками обоих лагерей, так что возвращение консерваторов к власти – дело лишь времени. Маятник корейской политической мести продолжает свое возвратно-поступательное движение.